Секреты прессы при Гобачеве и Ельцине - Георгий Вачнадзе

— Наступил ли момент, когда вы подумаете и о россиянах, живущих за пределами республики? Два десятка миллионов — это внушительная цифра.

— Мы уже сейчас думаем. Спутник, который мы запускаем, по просьбе Казахстана будет работать и на их территории. Более того, мы приглашаем все союзные республики к участию в наших программах. Здесь определенный интерес уже проявляется. При дальнейших запусках спутников „Галс“ предусматривается использование их отдельных стволов для союзных республик и многозонового вещания в России. К 1994 году предусматривается его организовать именно в пределах отдельных регионов. Например, Башкирия готова вложить деньги в строительство активной передающей станции в Уфе. И тогда можно будет давать национальное вещание в зоне Урала и Предуралья.

— Здесь вы вступаете в определенную конкуренцию с Главкосмосом.

— Она имеет место. Но Россия тем не менее получает все то, что хотела бы получить. Хотя Союз и пытается все держать в своих руках и представлять все эти вопросы на международной арене. К сожалению, таково законодательство. У нас бывает очень сложный диалог, порой категоричный, не очень для нас приятный. Но тем не менее движение в пользу России идет. Нам дали точки для трех наших спутников. Есть гарантии, что будут еще четвертый и пятый аппараты. И мы вкладываем деньги в их разработку. Так что, несмотря на две системы — союзную и республиканскую, республиканская начинает занимать свое достойное место“.

„Владимир Борисович, — спрашивает министра Булгака другой журналист, обозреватель газеты „Россия“ (3.8.1991) Ю.Белявский, — для начала давайте разберемся: кому принадлежат средства связи, расположенные на территории России, республике или Союзу?

— В основном, конечно, республике. Если быть абсолютно точным — 75 процентов — наши, а 25 — союзные. Из миллиона российских связистов — 900 тысяч человек работают в системе Минсвязи РСФСР и только 100 тысяч подчинены союзному министерству.

— А как складываются отношения с союзным министерством?

— Достаточно сложно. Министерство — орган управленческий, а при нынешней ситуации Минсвязи СССР управлять становится почти нечем. Я-то лично уверен, что собственности на средства связи у союзного министерства не должно быть вообще. Республикам следует делегировать ему определенные функции, например в части координации единой технической политики, научно-исследовательских разработок и платить за исполнение этих функций. Союзный орган, как бы он ни назывался: министерство, комитет или, скажем, ассоциация, должен осуществлять координационно-методическую деятельность и не более.

Вот, к примеру, на территории России союзному министерству по-прежнему принадлежат все крупные кабельные линии и магистральные сети. Основной довод союзных связистов таков: по этим системам осуществляется управление армией, а она общесоюзная, значит, и эти средства связи остаются за Союзом. Это так, хотя почему нельзя доверить России управление этими линиями, мне непонятно, но, допустим, что наши оппоненты все-таки правы. Армейские нужды составляют только определенную часть загрузки мощных систем, а вот почему прибыль от коммерческой деятельности, производящейся по тем же каналам связи, должна попадать не в республиканский, а в союзный карман, объяснить сложней. Правда, тут есть еще одно обстоятельство: сохраняя за собой эту собственность, союзное руководство имеет возможность в случае чего перекрыть телеканалы почти на 70 процентах территории РСФСР.

— Так, может быть, в этом все дело? Союзные власти не желают выпускать из рук кран, дозирующий информацию?

— И в этом, наверное, тоже, хотя все 312 телепередающих и 7000 приемных станций, находящихся на российской территории, принадлежат нашему министерству. Таким образом, между Россией и Союзом существует некий телевизионный паритет. Думаю, что главное все-таки не в этом, а в желании союзного министерства сохранить себя в качестве управленческого органа. Что, кстати сказать, усугубляется нашей собственной, российской, политической неразберихой. На I Съезде народных депутатов РСФСР, принимая Декларацию о суверенитете, по чьей-то ошибке управление связью отнесли к союзной компетенции. Потом, конечно, спохватились и на Верховном Совете эту ошибку исправили. Но решение Съезда может отменить только Съезд. И вот уже на четырех последовавших за этим съездах секретариат не находит возможным внести этот вопрос в повестку дня“.

23 октября 1991 года на околоземную орбиту был выведен спутник связи „Горизонт“. Последний из трех космических аппаратов этой серии, закупленных в прошлом году Министерством связи РСФСР у Министерства обороны СССР. Удовольствие стать космической державой обошлось России недешево: цена каждого из „Горизонтов“ — 7 миллионов рублей плюс вывод его на орбиту ракетой-носителем „Протон“ — еще 10 миллионов. Зато правительство Ельцина имеет теперь в космосе законную, юридически оформленную собственность. Чего, как ни странно, нельзя сказать больше ни о ком в нашей стране.

Хотя сейчас на околоземных орбитах накручивают витки около сотни советских космических аппаратов, все они принадлежат неизвестно кому и непонятно на каких правах. Как, впрочем, и наземные объекты обеспечения советского космоса: стартовые площадки, центры управления и слежения, измерительные пункты. В условиях неуправляемой приватизационной стихии, обрушившейся на то, что когда-то было Советским Союзом, это чревато серьезными последствиями. Уже сейчас появилась масса желающих вступить в права „космической собственности“.

Вот что писал на эту тему еженедельник „Мегаполис-экспресс“ (31.10.1991):

„Процесс приватизации в космосе для нас совершенно новый“, — признает Юрий Семенов, генеральный конструктор самой знаменитой из советских космических фирм — НПО „Энергия“. Однако сама „Энергия“ сегодня, похоже, уже активно пытается торить этот новый путь. В сентябре ведущие информационные агентства передали сенсационные сообщения. Советы продают Западу за 600–800 миллионов долларов свой уникальный орбитальный комплекс „Мир“! Сообщалось, что такие переговоры велись в Нью-Йорке именно людьми из НПО „Энергия“. Но широкая огласка помешала им довести дело до конца. Переговоры о продаже или сдаче „Мира“ в аренду пришлось срочно свернуть. Причина была элементарной: орбитальная станция просто не принадлежала семеновской фирме, которая пыталась заключить под нее контракт.

Тем не менее то, что пока не удалось отдельному предприятию, оказалось под силу суверенным республикам бывшего Союза. Казахстан объявил себя космической державой и декларировал свои права на главный советский космодром Байконур. Сейчас представители суверенного Казахстана проводят ревизию объектов Байконура.

Хотя даже если Казахстан и национализирует стартовые установки Байконура, то пускать ему с них все равно будет нечего — своей космической индустрии у республики нет. Зато Украина, которая сейчас переводит под свою юрисдикцию предприятия, выпускающие носители „Зенит“ и „Циклон“, будет иметь вдосталь ракет, но останется без космодрома для их запуска… По логике вещей следующим шагом должен стать дележ между суверенными республиками советских космических аппаратов, уже находящихся в космосе. Этот спутник — Грузии, тот — Якутии, эти два — Молдавии, орбитальную станцию — Узбекистану. И при всей явной ненормальности ситуации ее вполне можно будет обосновать. В самом деле, свою лепту в госбюджет, которым финансировался советский космос, вносила каждая из республик бывшего Союза.

Но, пожалуй, самое любопытное заключается в том, что единый хозяин у советского космоса на самом-то деле есть! И был всегда. Правда, такой, говорить о котором еще недавно было строжайше запрещено. Ведь мы громогласно сообщали планете о новых успехах мирной советской космонавтики. В то время как все советские космические программы осуществлялись исключительными космическими частями Минобороны СССР. Космические части Минобороны играли и играют в СССР ту же роль, что и НАСА в США. С той лишь разницей, что у сотрудников советского национального космического центра есть на плечах погоны, а у их американских коллег — нет.

„Космические части предназначены для запуска и обеспечения функционирования на орбите космических аппаратов научного, народнохозяйственного и военного назначения, межпланетных автоматических станций, пилотируемых аппаратов и орбитальных станций. В их состав входят космодромы Байконур и Плесецк с соответствующими подразделениями испытаний и подготовки космической техники к запуску, главный командно-измерительный комплекс Министерства обороны…“ Эти несколько строк еще совсем недавно были важным государственным секретом. Секретом, платой за который может стать крах советской космической программы. Или по крайней мере ее раздел на мелкие „космические суверенитеты“. Что суть одно и то же».