Цивилизация Просвещения - Пьер Шоню

«По происхождению и по рождению столяры и краснодеревщики как будто принадлежат к разным мирам…» Заметить это было для Пьера Верле немалой заслугой. Среди столяров из 130–140 семей известных парижских мебельщиков XVIII века только одна была иностранная: Сефер (возможно, искаженное Шеффер). Фамилии Делануа, Мишар, Карпентье, Булар, Шевиньи, Белланже, Дюпен и Деме звучат вполне по-французски. Совсем иначе обстоит дело с краснодеревщиками: из 240–250 фамилий треть — иностранные; значительная часть из них немецкого, голландского или нидерландского происхождения. Эта пропорция невероятно возрастает. За последние пять лет старого режима в Париже немцы получили звание мастера почти наравне с французами: Обены, Байер, Райцель, Шлихтиг, Эвальде, Рубештюк, Штюмпф, Фоерштайн, Гревених, а с другой стороны — Ансле, Анго, Бартелеми, Бюри, Комон, Кордье, Делэтр, Дуара, Дюбюиссон, Дюбю, Дюамель, Бон Дюран, Элём, Флеши, Фуро, Женти, Лелё, Пёти, Буден, Монтиньи. Среди столяров, особенно выделяющихся из общей массы в XVIII веке, отметим мастеров Фолио, мастеров Рубо, Делануа, Жоржа Жакоба, а среди краснодеревщиков — годро и Жубера, Райзнера, Лелё, Обена и Лакруа, Крессана. Работы Рубо по сей день остаются для нас лучшим оригиналом к иллюстрациям «Энциклопедии».

Инструментарий невелик, больше полагаются на руки, чем на инструмент. Сдержанность, самоконтроль и совершенное владение тем небольшим набором средств, который имеется в распоряжении, — таковы основные секреты успеха традиционного общества, которое, как уже говорилось выше, вот-вот должно было совершить рывок в технике: пилы для распилки и выпиливания, пилы со штифтом, ножовки, пилы с шипами или ровные, разные рубанки, фуганки, ножницы, стамески, зубила, напильники, угломер, циркуль, кувалда, молоток и самый обычный верстак. Поразительная экономия средств. Столяры используют лишь простые породы дерева, бук и орех предпочитают дубу; рябина, грушевое, черешневое дерево (за рядом местных исключений); дерево долго сушат, искусно обрабатывают.

Весь секрет, согласно Рубо, в распилке. Техника XVIII века по старинке предпочитает сборку на штифтах и пазах. Для отделки, декора, покраски, золочения, обивки столяр обращается к смежным ремеслам, и такой взаимосвязью объясняется частый переход от отца к сыну, от верстака к мастерской, от распилки к рамке для картины.

Инструментарий краснодеревщика богаче: ему также нужны пазники, нож для резьбы, штангенциркуль, разметчик, молоты для плакировки и для ковки, разнообразные тиски, зажимы и струбцины, большие зажимы и малые, так называемые ручные винты. Спектр материалов, напротив, очень широк: от розового дерева до амаранта, от фиолетового дерева (палисандра) к кайенскому, китайскому, индийскому дереву, золотисто-розовому дереву, оливе, красному дереву, лимонному дереву, черному дереву. Плакировка, и еще в большей степени маркетри, цель которых — имитация живописи, требуют большого искусства. Меняется искусство отделки; если бронза отходит на задний план, то искусство лакировки и полировки, напротив, продвигается далеко вперед под влиянием китайских и японских образцов, которые ввозят Индийские компании.

Внутренняя отделка стала гораздо разнообразнее по сравнению с относительной простотой XVI и даже XVII века. Все многообразие табуретов, складных стульев, х-образных табуретов, банкеток, стульев и кресел типа трона, массивных или легких в зависимости от иерархии комнат, для которых они предназначались. Более широкие кресла располагают к уютной беседе, соответствующей галантной атмосфере, — так появляется S-образное кресло, или двухместное канапе.

Но особое место в XVIII веке занимают канапе: более десяти видов. Кровати со стойками сохраняются лишь в плохо отапливаемых старомодных усадьбах мелкопоместного дворянства в далеких провинциях; по мере того как прогрессирует отопление, они уступают место спальным креслам, кроватям в польском стиле, оттоманкам. Что же касается шкафа, который в 1770—1780-е годы оттесняет сундук, изгоняет его в самую отсталую сельскую местность, то можно сказать, что его появление связано с изменениями в мировоззрении. В деревенском доме шкаф, куда теперь все аккуратно убирается, — это победа геометрически выстроенного пространства над сумбуром, методичного раскладывания по полочкам над хаосом темного сундука, куда вещи валятся вперемешку.

12. В кругу богатых и могущественных. Эволюция форм

А. Ножки кресел: 1 — регентство; 2 — Людовик XV; 3 — переходный период; 4 — Людовик XVI.

В. Подлокотники кресел: 1 — регентство; 2 — Людовик XV; 3 — переходный период; 4 — Людовик XVI.

Обстановка и отделка городского особняка — лучшие индикаторы изменений моды. Может быть, стоит отметить основные этапы эстетических преобразований. Мы видели, как почти незаметно происходил переход от стиля Людовика XIV к стилю Людовика XV, к долгой дорегентской эпохе, с 1680–1690 по 1710–1715 годы. Этот переход происходит благодаря расширению спектра, появлению новых моделей, и все это тесно связано со строительством больших городских особняков, с эволюцией форм. «Сама форма мебели быстро эволюционирует. До начала царствования Людовика XIV она соответствует средневековым традициям с исконными прямолинейными конструкциями. Смелые решения, которые позволяла серебряная утварь и которые были затем воплощены в мебели из позолоченного дерева, выгнутые и вогнутые ножки, округлые и изогнутые формы, которые становятся характерными для некоторых предметов мебели, например для комодов, конечно же, возникают во многом под влиянием изогнутых линий Берена и будут широко использоваться в XVIII веке» (П. Верле). Одним словом, мебель отражает и усиливает великий переворот форм на рубеже кризиса сознания. 1690—1700-е годы показались нам особенно важными в отношении внутреннего устройства престижного городского жилья. Мы восприняли это движение как распространение барокко, господствовавшего на большей части европейской территории, на те области, которые долгое время от него ускользали. В 1660—1680-е годы как минимум два фактора не позволяли мебели выйти за жесткие классические рамки: трудности сборки, то есть давление очень старой технологии, и роль Франции как поставщика роскошной мебели, — Франции, которая наряду с Англией оставалась последним прибежищем классических форм в безбрежном океане барочной пластики. Итак, эпоха Людовика XV — это двойное приспособление: приспособление меблировки к декору и формам внутренней архитектуры престижного жилья и при этом также приспособление Франции и Англии к традициям большей части континентальной Европы и средиземноморского барокко.

Вот почему нет ничего более показательного, чем переходный период (может быть, его можно было бы назвать движением вспять) от эпохи Людовика XV к эпохе Людовика XVI. Стили эволюционируют медленно, с разной скоростью, в зависимости от уровня. Краснодеревщики реагируют быстрее, в столярном деле происходит рывок. Рококо завоевывает внутреннее убранство особняка начиная с 1720-х годов. Но доминирующим стилем оно не станет вплоть до 1740-х: обычаи преодолеть нелегко, традиции обработки дерева диктуют свои неизбежные требования. Верле уточняет: «Лишь в начале 1740-х становится заметно, как вдруг округляются очертания мебели, как выше и тоньше становятся ножки — смело до неосторожности. Стоит только сравнить сделанные в 1738–1739 годах Слодцем эскизы мебели, предназначавшейся для Людовика XV, с реальным исполнением этой же мебели, и мы убедимся, до какой степени условия и, может быть, традиции ремесла утяжеляли смелую гибкость, к которой стремился художник». Для внутреннего убранства эпохи Людовика XV, то есть рококо, требовались слишком большие усилия, слишком изысканная ловкость, поэтому эта эпоха продлилась не дольше одного поколения. В Англии традиции рококо внедрились в самый разгар барокко (столь иронично обыгранного Хогартом). Там они проникли не столь глубоко, эволюционировали быстрее и очень скоро преобразовались в неоклассицистическую стилистику внутреннего декора.

С 1760-х по 1780-е годы сосуществуют обе формы. Даже в Париже эпоха Людовика XVI лишь незначительно потеснила предшествующую. Что уж говорить о провинции? Что говорить о южной Германии, об Австрии, о придунайских странах, о долине По, где и до 1785–1790 годов придерживаются барочных традиций? «Краснодеревщик первого разряда вроде Карлена в своих небольших изделиях до 1780 года остается верен витым ножкам эпохи Людовика XV. В 1784 году Райзнер выполнил для дворца Фонтенбло массивный секретер с круглой крышкой, и это изделие, судя по одной только его форме, долгое время относили к эпохе Людовика XV, а Сальверт отметил, что в 1789 году десятая часть мебели в собрании краснодеревщика Форже еще имела выгнутые ножки» (П. Верле).

Переход совершается с 1765 по 1775 год. В Париже решающую роль играют Обен и Жорж Жакоб. «Жорж Жакоб изобрел выгнутые ножки, которые, отходя от прямой планки, избегают завитушек, характерных для витых ножек эпохи Людовика XV. Луи Делануа по заказу мадам де Барри делает стулья с прямыми, тонкими, сужающимися книзу ножками, которые станут образчиком эпохи Людовика XVI». Видимо, и Делануа и Гурден испытывали влияние архитектора Делафоса. С 1775 года эволюция ускоряется. Подлокотники выпрямляются, ножки по отношению к 1690—1710-м годам меняются в обратную сторону. Теперь они выходят из самой планки, и они снова почти прямые. Вот сужающиеся ножки, образующие стойку. В 1763–1764 годах Фолио и Бабель используют декоративные рамки, аграфы, пальметты; в 1769 году розетки и резные гирлянды в виде бус можно увидеть рядом с резными цветочными венками; в 1770-м при дворе в моде резные листья, античные розетки, жасмины и гвоздики; в 1771-м «в Трианоне стрелы и сердечки, листья водяных растений, резные бусы и витые ленты», а полихромности становится все меньше. В эпоху Людовика XVI побеждает прямая линия, которая есть не что иное, как настоящий, твердый и ощутимый переход к неоклассицизму 1800—1810-х годов. Прямая линия естественным образом входит в обиход, она соответствует стремлению к подвижности, легкости, быстроте; это доказывает стилистическое единство в жизни городской элиты в общем и целом с 1730-х по 1790-е годы.