Буря на Эльбе - Мириам Георг

темная и необузданная, что из него вырвался сдавленный звук.

– Не расстраивайся, – прошептала Лили. Она охотно позволила оглядеть себя, но теперь выпрямилась и поцеловала, взяв Йо за подбородок, чтобы он перевел взгляд с отметин на теле на ее лицо. – Мы не можем ничего изменить. И это уже случается нечасто. – Она пристально посмотрела на него.

Он покачал головой.

– Но ты… – начал протестовать он, но она не дала ему продолжить, а снова начала целовать его.

– Я не хочу говорить об этом, – сказала она ему в губы, притягивая его к себе. – Я не хочу впускать его в свои мысли сегодня вечером.

Йо не мог не ответить на ее поцелуи, но в нем бушевал гнев. Он знал, что она права. Он ничего не мог сделать. И все же он представлял, как хватает Генри за светлые волосы и снова и снова тычет его лицом в землю.

Лили не решалась его встречать. Поэтому Йо входил сам. Это было так просто, что она всякий раз качала головой, когда ночью пробиралась через темный дом, чтобы открыть черный ход. Никто и никогда не подумал бы, что она действовала так нагло, так беспринципно. Лили сама была удивлена, что они осмелились на это. Но у них не было выбора.

Не видеться с Йо было невозможно. Это было одновременно и опасно, и легко. Прислуга должна были вставать с рассветом, и сон для них был священен. Даже если кто-то просыпался, все равно ходить ночью по господскому дому было неприлично.

Когда Генри был с Эленор, Лили зажигала свет в своем окне. Йо не мог приходить каждый вечер и ждать, не зажжется ли свет, и часто Лили напрасно не спала полночи. Но часто бывало и приходил. Он пробирался к ней через темный дом, и они занимались любовью при свете маленькой лампы.

Быть вместе стало для них самым важным в мире, даже более важным, чем раньше. Ведь теперь она знала, что все может закончиться в любой момент. «Как свободны мы были, когда у нас ничего не было, – часто думала Лили. – Как свободны и неблагодарны».

Теперь каждая минута была подарком. Они прошли в детскую, Йо наблюдал за спящей Ханной, а Лили – за его лицом, когда он смотрел на свою дочь. Он никогда не видел ее бодрствующей, никогда не говорил с ней ни слова. И Ханна не знала о его существовании.

Лили была настолько счастливой, так очарована тем, что Йо вернулся, что первое время она ходила как в трансе. Ничто больше не могло ее раздражать, даже угроза Генри. Она делала все, чтобы у него не было причин привести свой план в действие, играла в послушную жену, в то время как сама за его спиной совершала самое худшее предательство.

Поскольку его угроза, казалось бы, возымела действие, Генри заметно расслабился. Больше не было разговоров о том, чтобы забрать Ханну. Напротив, он стал более внимательным, более дружелюбным. И Лили, которую словно окрыляла любовь Йо, было нетрудно его обмануть. Они жили самой большой ложью, какую только можно себе вообразить, и оба делали это с улыбкой на устах. «Интересно, думает ли он, что я просто забыла, что он хотел запереть меня и выбросить ключ?» – порой думала Лили, когда они сидели за столом и притворялись, по крайней мере, перед Ханной, что они обычная супружеская пара.

Но когда чары начали рассеиваться, она уже не могла избавиться от мысли, что их связь не продержится в этой жизни надолго.

Они построили свое счастье на песке, на фундаменте из миллионов крошечных песчинок. Даже легкий ветерок мог поколебать его. Йо не сможет вечно пробираться к ней в дом по ночам. Даже сейчас в нем чувствовались усталость, напряжение, неуверенность. Каждый раз, когда он уходил и Лили оставалась одна, рана в ее сердце становилась все больше. «Мы никогда не сможем быть вместе, – подумала она, и слезы гнева и отчаяния затуманили ее взор. – Это все, что у нас есть. И однажды что-нибудь случится. Где-то пойдет не так, мы попадемся, и тогда потеряем все это».

День и ночь она размышляла над альтернативными вариантами. Но их не было. Поскольку Лили очень хотелось снова увидеть Михеля и он тоже постоянно спрашивал о ней, вскоре они разработали план столь же рискованный, сколь и гениальный. Лили взяла с собой свою дочь, Мэри и учительницу Ханны на прогулки по Альстеру. Там в какой-то момент они случайно встретили Чарли и Михеля, которых Лили выдала за старых знакомых. Мэри и учительница сильно удивились, когда впервые увидели Михеля, но, конечно, не им было решать, с кем Лили проводит время, а Чарли и Михель надели свои лучшие костюмы для прогулок и показались такими дружелюбными и общительными, что они не осмелились ничего сказать. Когда Мэри, отвечая на расспросы Генри, как-то сообщила, что они встретили приятного рыжеволосого мужчину с больным сыном, он, хотя и поморщился от удивления, но, тем не менее, безоговорочно принял этот рассказ.

Вскоре они стали регулярно встречаться на длительных прогулках, и поскольку всегда была хотя бы одна из сопровождающих, Генри даже не приходило в голову, что что-то может быть не так.

Мэри и учительница обычно шли позади них на некотором расстоянии, поглощенные своими разговорами, и поэтому Лили и Чарли могли даже относительно свободно общаться. Однажды Чарли и Михель пришли в сопровождении своего друга.

Когда Йо впервые встретился с Ханной таким образом, Лили в испуге повернулась к Мэри, потому что его лицо как открытая книга выдавало все эмоции. Но Мэри стояла на берегу в некотором отдалении и болтала. Йо опустился на колени и улыбнулся Ханне, которая стояла перед ним в своем вишнево-красном платье и недоверчиво смотрела на него.

– Вот, это для тебя! – Он протянул ей маленькую деревянную кошку. Ханна взяла ее и удивленно взглянула на Йо, затем на ее лице появилась улыбка.

– Кошки могут прыгать с домов! – серьезно объяснила она.

Йо удивленно поднял брови.

– На самом деле?

Она кивнула.

– И глаза светятся в темноте! – Она схватила его за руку и потянула за собой, болтая с ним, так непринужденно, будто всю жизнь его знала. Лили и Чарли молча шли позади, прислушиваясь к разговору. Было видно, что Йо весь сияет.

Однажды, когда они вернулись с одной из таких прогулок и Мэри укладывала Ханну спать, экономка вдруг сказала:

– Удивительно, как сильно Ханна похожа на своего отца, не так ли?

Лили рассмеялась.

– Что? Но она ни