Корона, огонь и медные крылья - Максим Андреевич Далин

моих товарищей не летает так, – отвечал он с отрицательным жестом. – Присмотрись.

Я кивнул. Если знать, на что обращать внимание, никто не спутал бы бесов с драконами: если полёт первых напоминал угловатые и резкие рывки вверх-вниз, подобные нетопырьим, то вторые парили подобно орлам, опираясь на ветер широкими раскинутыми медными крыльями.

Я тряхнул за плечо Антония, и он, мгновенно проснувшись, к чести своей, тут же сообразил, в чём дело.

– Скажи Тополю, – приказал он, – пусть оповестит солдат. Мы начинаем.

Я повторил приказ – и дракон неслышно растаял во тьме.

Надо отдать должное солдатам: они умели воевать не только с несчастными горожанами. Бесы не заподозрили засады до самого последнего момента. Пара их опустилась у самой изгороди, в тени которой притаились мы с Антонием; я отлично разглядел их мерзкие тела, обрисованные лунным светом, как белилами.

Отвратительную морду с крохотными, горящими красным глазками и вздёрнутым рылом, над которым топорщилась тугая складка толстой кожи, обрамляли лопухи ушей, полупрозрачные, с чёрною кровью, заметной в змеящихся жилках. Нагие жилистые тела кое-где поросли жёстким волосом, перепончатые крылья с когтями на сгибах, очевидно, не могли служить им вместо рук, зато лапы с гибкими чешуйчатыми когтистыми пальцами оказались неестественно и гадко подвижны, куда подвижнее человеческих ног.

Всё это я увидал в момент – и тогда мне показалось, что тяжело представить себе более гнусных существ. Око у меня в ладони полыхнуло пламенем Взора Божьего так ярко, что вокруг озарились трава и ветви кустов – но бесы, следившие за домом, не заметили света у себя за спиной.

Негромко скрипуче вереща и хихикая, твари двинулись к его дверям то ли птичьей, то ли обезьяньей прискочкой. Вот тут-то выстрел, показавшийся в тишине оглушительным, и ударил около самого моего уха.

Череп чудовища, оказавшегося ближе к нам, разлетелся ошмётками, как расколотая тыква. Второй бес резко обернулся, захлопал крыльями и ринулся к Антонию, стоящему с двумя пистолетами в руках.

Принц выстрелил снова, влепив пулю между красными огоньками глаз – и тварь рухнула с яростным и удивлённым воплем.

Выстрелы Антония услышали солдаты, это послужило сигналом к началу сражения – пальба, визг и скрип тварей, вопли и шум крыльев в единый миг убили ночную тишину.

– Доминик! – крикнул Антоний, глядя, как мерзкие бесы взметнулись в небо над крышею ближайшего дома, и целясь в них из пистолета. – Держись рядом, ты мне нужен!

Но я и не собирался удаляться. Оружие наших солдат оказалось для бесов неожиданным, многих тварей пристрелили в первые же минуты – но остальные определённо собирались мстить. Без оружия нельзя было шагу сделать, не рискуя. Рядом с Антонием мне казалось безопаснее – он стрелял отлично и хладнокровно, как по черепкам на пари.

Я обернулся на еле слышный хруст как раз в нужный миг. Морда твари высунулась из листвы на расстоянии не более вытянутой руки от меня. Я инстинктивно протянул к ней Око – и Свет Божий ударил по её глазам. Тварь издала визг, подобный визгу ножа по стеклу, и, жмурясь, кинулась вперёд. Её, очевидно, вёл слух – ибо из-под сжатых век текла чёрная кровь. Я хотел окликнуть Антония, но принц, ранив другую тварь в крыло, теперь отбивался от неё саблей – гадина не могла взлететь, но могла нападать и убивать и, шипя, визжа и скалясь, целила в лицо Антония кривыми когтями. Отвлечь его – означало убить.

Я отпрянул, но слепой бес повернул голову в мою сторону и ощерил длинные и острые толстые иглы клыков. Он двигался со сверхъестественной быстротою – а у меня от резких движений темнело в глазах, и боль втыкалась в плечо раскалённым остриём.

Я уже понял, что не пробегаю долго, и отдался на милость Божию, когда тяжёлая кривая сабля горца опустилась на голову беса и рассекла её пополам с необыкновенною лёгкостью. Туша чудовища, с хрустом комкая крылья, свалилась к моим ногам – я едва успел отскочить, чтобы мерзкое крыло не задело балахона. Бородатый горец, осиянный Чистым Светом, улыбаясь, взглянул на меня.

– Я буду охранять тебя, солнце чужаков, – сказал он.

– Благодарю, – только и успел сказать я; Антоний, разделавшийся с монстром, крикнул:

– Уходим отсюда, Доминик! Слышишь, где стреляют?

Мы выбежали из сада через калитку, направляясь к площадке с колодцем: бесы вились над ней, подобно воронью. Рааш-Сайе, сложив крылья, упал на них откуда-то сверху, подобно как соколы с небес падают на жалкую куропатку – бес, попавшийся в его когти, был разорван пополам, но остальные с воплями кинулись в драку.

Я подумал, что дракон отважен, но его затея неудачна: он, очевидно, не привык рассчитывать на помощь с земли, а не с неба. Солдаты, следившие за дракой, то поднимали, то опускали пистолеты, боясь стрелять, чтобы не ранить Рааш-Сайе. В конце концов случилось то, что и должно было случиться: визжащий клубок полетел вниз и у земли распался на части. В потёмках я не видел, что сталось с драконом, но понял, что солдатам это развязало руки. Несколько выстрелов прозвучало как один. Уцелевшие бесы, видимо, сообразив, что силы неравны, пустились в бегство, точнее – в суматошный полёт, пытаясь набрать высоту.

Ещё двух догнали пули. Только три или четыре твари, уцелевшие из целой стаи, сумели покинуть деревню, поднявшись выше, чем может достать выстрел. Люди Антония истребили почти всех.

Мы с Антонием и бородатым горцем подошли к колодцу; туда же бежали поселяне с факелами и фонарями. Солдаты добивали раненых бесов; на окровавленном песке в факельном свете я увидел бедное переломанное тело Рааш-Сайе. В смерти, как все драконы, он принял свой обычный, почти человеческий облик; он не просто рухнул с высоты – твари разорвали его горло и грудь так, что между клочьев окровавленного тряпья и растерзанной плоти белели кости.

Антоний, опустив саблю, горестно посмотрел на него.

– Жалость какая, – сказал он с досадой и печалью. – Неплохой был парень, храбрый, хоть и сумасшедший… и как мы теперь этот Приют Ветров найдём?

Молодые горцы с хохотом вытащили на свет потрёпанного, но живого нетопыря. Бес верещал и дёргался изо всех сил, но поселяне всё равно растянули его на земле, прижав крылья ногами, и вырезали на коже его голого брюха знак Сердца Города, родовой символ Тхарайя. Закончив, они выпустили тварь и принялись швырять в неё камнями – гадина поскакала в темноту, дёргая смятыми крыльями, с трудом взлетела и, то припадая почти к самой земле, то снова взмывая ввысь, пропала из виду. Горцы улюлюкали и свистели ей