Романы Ильфа и Петрова - Юрий Константинович Щеглов

до этой даты славился как гнездо хулиганства и проституции. Это видно из сатирического стихотворения Дм. Цензора «Переулочек» в майском номере ленинградского еженедельника «Пушка» за 1926, где описывается злачная атмосфера этого и соседних переулков, но о совершившемся там преступлении не упоминается ни словом: — Чем же, милый, я не пара вам, / Уж поладим как-нибудь… / В переулочке «Чубаровом» / — Только за угол свернуть… / За углом панелью узкою / Гостя пьяного ведет / В дом, где «чайная с закускою» / И «тряпичник» у ворот… / Мусор, лужи, вонь помойная. / У разрушенной стены / В карты дуется спокойная / Кучка уличной «шпаны». / Увидали и заахали: / Ваську-«Шило» тычут в бок: / Повела Маруська «хахаля», / — Ставь-ка пиво, голубок! / Вот лавчонка в «переулочке» / — В мути грязного стекла / Плесневеющие булочки, / Колбаса и пастила. / А спросить бы (разве не с кого?), / Не заразна ли она, / В самом центре, возле Невского, / Яма «питерского» дна? [Пу 06.1926, май].

24//6

А запишись ты лучше в друзья детей. — Общества «Друг детей» (ОДД) по борьбе с беспризорностью, существовавшие во всех крупных городах Союза, имели целью «помочь детям вырваться из цепких лап улицы» [КП 22.1927]; см. ДС 5//2. «Общество «Друг детей» издавало приключенческие романы; выручка шла на борьбу с детской беспризорностью» [В. Панова, Времена года // В. Панова, Собр. соч., т. 4]. В фельетоне М. Булгакова перечислен набор признаков лояльного совслужащего: «…в глазах сильное сочувствие компартии, на левой стороне груди два портрета [конечно, Ленин и Троцкий], на правой значки Доброхима и Добрфлота, а в кармане [членская] книжка «Друг детей»» [Кулак бухгалтера (1925), Ранняя неизвестная проза].

Примечание к комментариям

1 [к 24//1]. Называя Дом народов «океанским» зданием, мемуарист прибегает к достаточно ходячей метафоре «дом — корабль». Ср. у Е. Замятина: «…домов в Петербурге больше нет: есть шестиэтажные каменные корабли. Одиноким шестиэтажным миром несется корабль по каменным волнам…» и т. д. [Мамай]. И у Л. Леонова: «ковчег», «ковчежные жильцы» [Вор (1928)]. Естественно, чтобы по своим размерам Дом народов приравнивался к океанскому кораблю.

У Ильфа и Петрова прямых корабельных метафор применительно к домам как будто нет. Косвенный намек на этот троп — «Мы разошлись, как в море корабли» в ДС 28, когда именно в Доме народов Остап расходится с Грицацуевой и цитирует этот стих. В том же здании развертывается диалог с упоминанием загадочного «тихоокеанского петушка» [см. ДС 28//8]. Среди газет и журналов, разместившихся в «Доме народов», есть «Капитанский мостик», куда халтурщик-литератор продает свой опус («Волны… падали стремительным домкратом…»). По-видимому, гигантский Дом народов исподволь притягивает к себе морские и корабельные ассоциации.

Своебразное слияние дома и корабля произойдет, когда театр Колумба переселится на пароход «Скрябин» [см. ДС 32//3].

25. Разговор с голым инженером

25//1

…Он [Бендер] переходил улицы, останавливался на площадях, делал глазки милиционеру, подсаживал дам в автобусы и вообще имел такой вид, будто бы вся Москва с ее памятниками, трамваями, моссельпромщицами, церковками, вокзалами и афишными тумбами собралась к нему на раут. Он ходил среди гостей, мило беседовал с ними и для каждого находил теплое словечко. — Литературность пассажа видна из его сходства с описанием губернаторского бала в «Отцах и детях» Тургенева: «[Губернатор]…ласкал всех… рассыпался «еп vrai chevalier francais» перед дамами и беспрестанно смеялся крупным, звучным и одиноким смехом, как оно и следует сановнику. Он потрепал по спине Аркадия… удостоил Базарова… рассеянного, но снисходительного взгляда вскользь… подал палец Ситникову и улыбнулся ему… даже Кукшиной он сказал: «Enchante»» [гл. 14].

У английского юмориста М. Бирбома в сходном стиле ведет себя явившийся в Париж дьявол: «Он размахивал своей тростью черного дерева и вообще вел себя так, будто вся улица принадлежала ему» [Max Beerbohm, Enoch Soames (1912); курсив мой. — Ю. Щ.]. Можно вспомнить в этой связи мину Воланда (который, как известно, родствен Бендеру) при виде советской Москвы: «Иностранец окинул взглядом высокие дома… причем заметно стало, что видит он это место впервые и что оно его заинтересовало», а также поведение Бендера, когда тот в начале второго романа входит в г. Арбатов.

Моссельпромщицы — продавщицы Московского Сельско-промышленного кооперативного товарищества (Моссельпрома), торговавшие папиросами, конфетами, шоколадом, бутербродами и другими мелкими изделиями. А. Гладков вспоминает их синие лотки и форменные кепи с длинными козырьками в Москве середины 20-х гг. [Поздние вечера, 24]. М. Булгаков в 1923 пишет: «…выросли грибы невиданные — с черными головами. Молодые люди мужского и женского пола в кепи точь-в-точь таких, в каких бывают мальчики-портье на заграничных кинематографических фильмах. Черноголовцы имеют на руках повязки, а на животах лотки с папиросами. На кепи золотая надпись: «Моссельпром»» [Шансон д’эте, Ранняя неизданная проза]. Моссельпромщица — характерная фигура московской улицы, запечатленная на обложках журналов, в кинофильмах («Папиросница от Моссельпрома», 1924, с Юлией Солнцевой в главной роли), в лирике: Ты вместо имени и отчества /Надела шапку «Мосселъпром»… // До ночи бродишь грязью липкою / С тяжелой кладью папирос… // О разреши от сердца жгучего / В тени бульваров прикурить… [Б. Ковынев, Розовый лоток, НМ 09.1925]. О моссельпромовской теме в эстрадном репертуаре см. ДС 20//21.

Очаг новой советской «романтики» — главный штаб Моссельпрома — располагался в многоэтажном новоотремонтированном доме, с неумолкающим шумом лифтов, пишмашинок и арифмометров, с вереницами автомобилей и грузовиков у подъездов. Работа в МСП становится желанной: «» — Скажите мне, товарищ, как мне сделать, чтобы тоже папиросами торговать», — подскакивает девица к немолодому гражданину со знаком МСП. Гордыми носителями синей шапки, желтого лотка, золоченых кокард становилась не одна молодежь, до и многие из горожан «пенсионного возраста». На молодых конкурентов иные из них ворчат за шумное, развязное поведение, а другие смотрят с симпатией и «хорошей завистью». «Вот видите, как это у них просто», — сокрушенно вздыхает пожилая дама. — «Я вот так-то все вспоминаю, — отвечает старик, — какие в наши времена-то были девицы. Скромность, послушание. И не то чтобы как, а даже до великовозрастия конфузились перед мужчинами». — «Одна погибель», — вздыхает дама», глядя на развязное, непринужденное общение молодежи. Моссельпромовская шапка легко знакомит, сближает людей, а порой и устраивает личные жизни; моссельпромовские пункты раздачи товаров становятся своего рода клубами, где ведутся оживленные операции по обмену товарами и городскими стоянками: «К покупателю приспособляются: кто стоит со своим лотком на Тверской или на Кузнецком мосту, ведь мимо него нэпман или иной курящий иностранец прогуливается, а стало быть подавай ему там «Золотые»; а на