Лучший друг Бога - Филип Дик

Он негромко рассмеялся.

— Ваша мать была похожа на Норму Ширер? — спросил Стокстилл. Он уже взял карандаш и бумагу и начал делать заметки.

— Больше на Бетти Грэйбл, — сказал Дангерфильд, — если вы такую помните. Но, может быть, это было еще до вашего рождения. Я ведь стар, мне почти тысяча лет… здесь дни долгие.

— Продолжайте, — сказал Стокстилл, — говорите все, что придет в голову, не контролируйте себя.

Дангерфильд сказал:

— Вместо того чтобы читать вслух великую мировую классику, может быть, мне стоит свободно поассоциировать на тему моих детских грешков, а? Интересно, заинтересуется ли этим человечество так же сильно? Лично я — просто очарован.

Стокстилл не смог удержаться от смеха.

— В вас есть что-то человеческое, — одобрил Дангерфильд, — это уже неплохо. Очко в вашу пользу.

Он рассмеялся своим прежним, знакомым смехом.

— У нас есть что-то общее: мы оба полагаем, что наши разговоры весьма забавны.

Уязвленный, Стокстилл сказал:

— Я хочу вам помочь.

— Да бросьте вы, — ответил знакомый голос, — это я помогаю вам, доктор. И в глубине вашего «бессознательного» вы отлично об этом знаете. Вам ведь нужно чувствовать, что вы снова при деле, так ведь? Когда в последний раз вы испытывали это чувство? «Просто лягте и расслабьтесь, а я сделаю остальное», — он хихикнул. — Вы понимаете, конечно, что я записываю всю чушь, которую мы с вами несем, на пленку. Я собираюсь каждую ночь прокручивать ее над Нью-Йорком — там любят всякие такие штучки.

— Пожалуйста, — сказал Стокстилл, — давайте продолжать.

— Трам-та-ра-рам, — ликовал Дангерфильд. — Безусловно. Могу я подробно рассказать о девочке, в которую был влюблен в пятом классе? Вот когда действительно начались мои кровосмесительные фантазии. — Он помолчал секунду, затем сказал задумчиво: — Вы знаете, я не думал о Мире много лет. Лет двадцать.

— Вы водили ее на танцы или еще куда-нибудь?

— В ПЯТОМ классе? — Дангерфильд захохотал. — Вы соображаете, что говорите? Конечно, нет. Но я целовал ее…

Голос его сейчас казался не таким напряженным, более похожим на голос прежнего Дангерфильда.

— М-да, оказывается, я не забыл этого…

На мгновение статические разряды заглушили его.

— …и тогда, — рассказывал Дангерфильд, когда Стокстилл опять смог услышать его, — Арнольд Клейн стукнул меня по башке, а я врезал ему в ответ, и это было именно то, чего он заслуживал. Вы внимательно слушаете? Интересно, сколько сотен моих алчных слушателей услышали это; я вижу, как зажигаются лампочки на приборной панели — со мной пытаются связаться на многих частотах. Подождите, док, я должен ответить на несколько вызовов. Кто знает, может быть, некоторые из них — от других психоаналитиков, получше вас. — Он добавил, отключаясь: — И сдерут они с меня меньше…

Наступило молчание. Затем Дангерфильд включился снова:

— Они просто сказали мне, что я поступил совершенно правильно, треснув Арнольда Клейна по башке, — весело сообщил он. — Счет в мою пользу: четыре голоса против одного. Продолжать?

— Да, пожалуйста, — сказал Стокстилл, делая заметки.

— Ну, — сказал Дангерфильд, — а затем появилась Дженни Линдхарт. Это было уже в шестом классе.

Сателлит приблизился; голос Дангерфильда звучал сейчас громко и ясно. Или, может быть, дело было в высоком качестве оборудования Хоппи Харрингтона. Доктор Стокстилл откинулся на спинку стула, курил и слушал, а голос все усиливался, пока не начал отдаваться по комнате гулким эхом.

Сколько раз, думал доктор, Хоппи сидел здесь, принимая сателлит. Строя планы, готовясь к своему великому дню. И вот всему этому пришел конец. Забрал ли с собой фокомелус — Билл Келлер — высохшую маленькую оболочку? Или она все еще валяется где-то поблизости?

Стокстилл не стал оглядываться. Он полностью сосредоточился на голосе, который звучал сейчас так мощно. Он заставил себя не отвлекаться ни на что другое.

В чужой мягкой постели, в незнакомой комнате лежала, еще не совсем проснувшись, Бонни Келлер. Рассеянный желтый свет, без сомнения исходящий от утреннего солнца, заливал комнату, а над кроватью склонился, протягивая к ней руки, человек, которого она знала.

Это был Эндрю Джилл, и на мгновение она вообразила — позволила себе вообразить, — что перенеслась на семь лет назад в самый день Катастрофы.

— Привет, — прошептала она, обняв его… — Перестань, — сказала она ему почти сразу, — ты меня раздавишь, и вообще ты небритый. Что за поведение?

Она оттолкнула его и села.

— Только не волнуйся, — сказал Джилл, откинув одеяло, взял ее на руки и понес через комнату к дверям.

— Куда это мы собираемся? — спросила она. — В Лос-Анджелес? И ты всю дорогу понесешь меня на руках?

— Мы собираемся кое-кого послушать, — ответил он, распахивая дверь плечом и пронося ее через маленький холл с низким потолком.

— Кого? — настаивала она. — Эй, я же раздета!

На ней было только нижнее белье, в котором она спала.

Она увидела гостиную и столпившихся около приемника Стюарта Макконти, чету Харди и нескольких мужчин, которые, видимо, работали у мистера Харди. На всех лицах читалась неприкрытая детская радость.

Из динамика доносился тот же голос, который они слышали ночью. Или не тот? Она слушала, сидя на коленях у Эндрю Джилла.

— …и тогда Дженни Линдхарт сказала мне, — гремел голос, — что я, по ее мнению, похож на большого пуделя. Думаю, именно так и выглядела стрижка, которую сотворила мне старшая сестра. Я действительно походил на большого пуделя. Ее слова нельзя считать оскорблением, скорее, — наблюдением. Это показывало, что она кое-что знала обо мне. Но так же и то, что отдельные изменения к лучшему не были замечены ею вовсе, не так ли?

Дангерфильд помолчал, как бы ожидая ответа.

— С кем он говорит? — спросила Бонни, все еще одурманенная сном и еще не вполне проснувшись. И вдруг она поняла, что все это значит.

— Он жив, — прошептала она. — Хоппи ушел. — Черт возьми! — сказала она громко. — Кто-нибудь расскажет мне наконец, что произошло?

Она соскользнула с колен Эндрю и стояла, дрожа от холодного утреннего воздуха.

Элла Харди начала рассказывать:

— Мы сами не знаем. Он, видимо, снова вышел ночью в эфир. Мы не выключали радио, поэтому и смогли услышать его, несмотря на то что это необычное время для передачи.

— Кажется, он говорит с доктором, — добавил мистер Харди. — Возможно, с психиатром, который его лечит.

— Господи! — сказала Бонни, вдвойне изумленная. — Это невозможно. Его подвергают психоанализу!..

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});