В небе и на земле - Михаил Громов

С грустью бреду к Герасиму. Подкрепляемся. Я на охоте не пил, а Герасим после 150 граммов, которые он закусывал колбасой, выпивал несколько стаканов чая. Восстановив таким образом энергию, он предлагал завершить последний этап.

Тронулись. Слева, вдоль берега, потянулся высокий дремучий лес, справа - кустарник, а потом - болота, излюбленное место быстрокрылых чирков. В этом месте речка была узкой и для взлёта уток неудобная. Зная их повадки, я как-то отвлёкся, ничего интересного не ожидая, тем более что природа вокруг была хмурой и непривлекательной. Вдруг слева раздался резкий шум полёта: с сосны слетела птица. Я только хотел вскинуть ружьё, как услышал выстрел… Признаюсь, я отвлёкся и для меня этот выстрел был полной неожиданностью. Непростительная ошибка для охотника! Герасим успел бросить весло, схватить своё ружье и выстрелить по рябчику. Мне казалось, рябчик отлетел так далеко, что я даже не видел, где он и упал ли он. А Герасим молча пришвартовался к берегу, если так можно назвать большую кочку около дерева.

– Что ты? - спросил его.

– Как што? - тихо ответил он и молча побрёл с шестом по болотистому неприветливому берегу - то по воде, то перешагивая с кочки на кочку. Ушёл он далеко. Вскоре вернулся, а в одной руке - рябчик! «Да, - подумал я. - Вот что значит привычка». Герасим охотится в одиночку. Он всегда начеку, всегда готов к любой неожиданности, в любой обстановке. Молниеносная реакция, а результат - успех! Вот тут я ещё раз подумал: какая хорошая школа для лётчика-испытателя - повседневная жизнь, какая хорошая школа для него - охота! Всегда быть готовым к любой неожиданности, даже тогда, когда её и не ждёшь. Поругал я себя, огорчился. А Герасима похвалил, хотя он заслужил похвалы вдвойне. Мало того, что успел бросить весло и схватить ружьё, но ещё и (что совершенно удивительно и едва ли объяснимо) с такой быстротой так метко выстрелил после уже вторичного 150-граммового подкрепления… Но как я, проповедник умения надёжно владеть своим вниманием, т.е. всегда постоянно направлять его целесообразно и рационально, мог сам забыть об этом хотя бы на миг?! Да, это для меня - величайшая оплошность. Вывод может быть лишь один: психологический курок (особенно лётчика-испытателя) должен быть всегда взведён для выстрела в момент неожиданности в любой обстановке. Это был ещё один урок для меня. Я пишу о нём с надеждой, что он кому-нибудь тоже пригодится. Правда, все об этом знают, но… обычно всегда забывают.

Я забыл упомянуть, что, кроме этих двух попавшихся по реке пристанищ, выйти из лодки нигде нельзя. Несмотря на лес и кустарник, сплошные, преимущественно торфяные, болота. Иногда плывёшь мимо кустарников чёрной смородины и каких-то цветов, названия которым может дать разве только В.А.Солоухин (Солоухин Владимир Алексеевич (1924-1997) - писатель, воспевавший в своих книгах русскую природу и исторические традиции деревни.). Он всегда описывает природу как настоящий ботаник. Не знаешь, что это - учебник, что ли? И всё ждешь романтики, но она закрывается писателем поразительным знанием названий.

Но вот и последнее пристанище. Маленькая сухая полянка. На ней слева - группа деревьев, закрывающих небольшое плесо. В деревьях - замаскированный шалаш для охоты с подсадной уткой. На полянке высится громаднейшая густая старая ель. Под ней разложена солома для ночлега и отдыха. Пока Герасим готовит ужин и чай, садишься в шалаш с подсадной. А с приближением сумерек в двухстах метрах от ели вскоре начинает тянуть вальдшнеп. Стемнеет - ужин у ёлки. Чуть заснёшь, а в час ночи Герасим будит. В километре с четвертью - глухариный ток. Тогда я ещё застал чудо-явление - ток до 30 глухарей. Среди мелкой кудрявой сосны, на кочковатом мокром месте пели красавцы-глухари. Когда их начинаешь различать в сумерках, подкравшись в песню, то не верится, что такая громадина ещё водится в наше время и может взгромоздиться на небольшую сосенку.

Некоторые читатели, особенно охотники, могут сказать: «Где же охота? Он пишет больше о природе». Да, пока я ещё ознакомил читателя с теми никогда незабываемыми необыкновенной красоты и разнообразия местами, которые невольно тревожат душу до сих пор. Когда их видишь, тогда душа полна желания чего-то ещё, жаждет, томится; ощущаешь какое-то неразделённое чувство, видимо, просто в отсутствии чарующего обаяния чуткой нежной женской души. Одиночество среди такой природы пробуждает где-то в глубине души смутное желание ответа. Вспомните Пушкина: «На холмах Грузии лежит ночная мгла, шумит Арагва предо мной! Мне грустно и легко, душа моя полна тобой - тобой одной». Вот где истоки вдохновения: они в чарующей, вечно прекрасной природе.

Конечно, я достоин упрёка, но что поделаешь с воспоминаниями и нахлынувшими настроениями! Перейдём лучше к самой охоте, к тем случаям, когда вспоминается всегда лучшее и, прежде всего, удача. Вот как раз я и хочу описать один из моих приездов с Герасимом к старой ели. Я только уснул под ней на сене после ужина, как вдруг слышу: «Пора, Михал Михалыч, выходить!». Темно. Герасим с перекинутой через плечо сеткой для дичи и ружьём стоял с тусклым фонарём в ожидании. Я взял свое ружьё, и мы тронулись к глухариному току. Герасим шёл впереди, как проводник, я - сзади. Прошли метров 800, и фонарь был потушен. Ещё 400 метров шли уже потише. Да и идти было тяжело: ветки деревьев и кустарников впотьмах требовали осторожности, а главное - нужно было соблюдать бесшумность.

Наконец, Герасим стал приостанавливаться. На третьей остановке, он, перестав дышать (чтобы лучше слышать), поднял палец и указал на ухо: слушай, мол. Перестал дышать и я. И тут услышал лёгкое щелканье, а за ним - песню. Сердце в такие моменты начинает биться чаще. Теперь - выдержка, терпение и неторопливость решают всё. Нужно ведь услышать начало песни, затем сделать 2-3 шага и обязательно застать конец песни. Это значит, вы уложились в тот момент, когда глухарь ничего не слышит. Пока он щёлкает, разглядываешь, насколько возможно, куда сделать ещё 2 шага, да так, чтобы не хрустнул сухой сучок, или не булькнула вода под ногой, иначе всё пропало. Направление песни в этот раз мне показалось левее обычного места тока. Но делать нечего, иду, вернее - подбираюсь потихоньку. Ещё совсем темно. Песню слышу как будто бы на таком близком расстоянии, что дальше идти страшно, нельзя, а глухаря не вижу. Вдруг он, хлопая крыльями, подлетел от земли вверх метра на полтора, и, снова чуть щёлкнув, запел. Тут только я понял, что он пел рядом с током, прохаживаясь по земле вперёд и назад, как бы по дорожке длиной шагов в 12-16. Он ходил прямо по земле, пел и изредка подлётывал, точнее подпрыгивал, хлопая крыльями, чтобы привлечь глухарку (подругу). Насладившись редкой картиной тока (пенья на земле), прижавшись к дереву, я держал ружьё, нацеленное на удобное для выстрела место. Наконец, когда стало чуть светлее, и я был уверен в прицеле, выстрелил в песню. Всё было кончено. Герасим шёл сзади шагах в 50-70. Скоро он тихо появился. Я стоял, тоже соблюдая полную тишину. Удовлетворённый егерь тихонечко вложил глухаря в сетку.