Иномиры: Романы - Александр Казанцев

Оля не могла прийти в себя от всего, что услышала. У нее было ощущение, что с нею говорил отец ее бабушки, Евлалии Николаевны, погибший в годы репрессий в лагерях, или муж бабушки, боевой генерал, попавший туда в конце войны и освобожденный после смерти тирана.

Но, оказывается, не она одна слушала старца. Каждое его слово закладывалось в нейронную память стоящего рядом Робика, «воспитывая» его.

— Вот теперь, милая девушка, вы знаете, кому расскажете все о пребывании Альсино в вашем мире, знаете, кто такой Наза Вец.

И Оля с открытой душой поведала все, что знала об Альсино, начиная с их первой встречи на полянке и кончая сооружением «летающей тарелки» на авиационном заводе, чтобы дать возможность ученым увидеть достижения неомира и не позволить человеческой цивилизации скатиться в пропасть.

— Он ни в чем не виноват, он выполнял свою Миссию. Ведь и вы поступили бы так же! Правда-правда!

Старец улыбнулся и поблагодарил Олю.

Он знал, что мысли ее не расходились с ее словами.

Этот разговор не походил на то, как представляла себе допрос свидетелей Оля!..

Она прониклась величайшим доверием и к Миредо, и к Наза Вецу, показавшихся ей столь не похожими, но такими замечательными людьми, которые все поймут и никогда не поступят против совести, не говоря уже о Моэле. Не может, не может мать не понимать своего сына!..

Оле позволили присутствовать в «зале заседаний», то есть все в той же комнате, где Моэла угощала гостей и где звучала ее любимая музыка в память о погибших друзьях в исполнении Миредо.

С Альсино судьи, очевидно, уже так же задушевно, как с Олей, обменялись мыслями, несомненно услышав откровенные признания Альсино о своих ошибках и о причинах, побудивших его совершить их.

Не было в комнате ни скамьи подсудимых, ни кресел для высоких судей. Не требовали вставать, когда «суд идет». Напротив, судьи и обвиняемый сидели рядом, будто мило беседуя.

Оля обратила внимание лишь на необыкновенную бледность лица Моэлы. Очевидно, не просто было ей выполнить свой долг Верховного Судьи.

Олю пригласили сесть рядом со всеми, а Моэла попросила Наза Веца огласить приговор, пользуясь знанием родного Оле языка.

— Суд установил, — начал Наза Вец, поднявшись с места, — что обвиняемый Альсино выполнял свой Долг проникающего, взявшись передать предупреждение людям параллельного мира об опасности развития их цивилизации. Там непрестанно ведутся войны, могущие превратится в ядерные. Но и в мирной своей жизни люди бездумно губят природу, вызывая всеобщую катастрофу не только своего мира, но и смежных с ним миров. Альсино дал клятву неразглашения опасных для недоразвитых умов знаний, которые могут быть использованы ими в военных целях и служить истреблению людьми друг друга. Альсино нарушил эту клятву и передал опасные знания, более того, помог людям недоразвитого мира проникнуть в неомир, где они могли получить еще более губительные для них сведения. Суд находит Альсино виновным в клятвопреступлении и косвенно в гибели большинства увлеченных им в экспедицию «проникновения» в другие измерения. За установленную и признанную вину обвиняемый Альсино приговаривается к высшей мере наказания.

Оля вскочила с места, обвела всех безумными глазами и выбежала в сад…

Она ждала всего, чего угодно, но только не этого!

— Высшая мера! Высшая мера! — твердила она, до крови кусая губы и сдерживая рыдания…

Глава 4

ОТЧАЯНИЕ

В любви не только присущее ей безрассудство, но и великая мудрость Природы

Теофрит

Улыбкой ясного дня встречала людей природа, легкими прозрачными облаками в синем небе, ласковым дуновением ветерка, нежным запахом радующих глаз цветов и восторженным сиянием солнца.

Но ничего этого не видала выбежавшая в сад Оля. Темно было для нее все вокруг, как в подземелье.

Терзала одна горькая мысль: «Высшая мера! Высшая мера!» Ум ее и сжатое спазмом сердце содрогались от горя и гнева.

«Отнять жизнь у преданного долгу человека!.. Притом в мире, где «Разум не отбрасывает теней Зла»! А разве не самое жестокое и безнравственное лишить их с Альсино счастья, а у него отнять еще и высший дар Природы — жизнь?

И после этого они еще берутся поучать нас, полудикарей, считая, что мы чуть лучше, но много опаснее неандертальцев!

Еще бы! Они читают мысли друг друга, не могут лгать, не воюют, не едят ничьих трупов. У них самая развитая и безвредная энергетика и только подземный пассажирский транспорт, а грузы доставляются роботами на «летающих тарелках». И движение безопасно. А в какой непринужденной уютной обстановке сердечно судят и выносят бесчеловечный приговор! И каким же ухищренным способом собираются «они» казнить Альсино?

Гильотина с потоками крови из обезглавленного тела неэстетична! Как и болтающиеся на виселице трупы… Не расстрел же! Скорее «цивилизованный» электрический стул, когда смертник корчится от закипевшей в венах крови! Есть еще изуверский костер или варварски «гуманная» душегубка, превращенная в газовую камеру с окошечком для наблюдения за последними конвульсиями обреченных. Или, может быть, по примеру античной древности поднесут Альсино в присутствии родных и близких чашу с какой-нибудь местной цикутой? Заставят, как Сократа, быстро ходить у ложа, чтобы скорее подействовал яд, онемели ноги, а когда ляжет, то замрет и его сердце?…»

Перед нею покорно стоял ждущий ее Робик.

«Эх, Робик, Робик! — подумала она. — Куда там твоей математической логике против «гуманности» Высшего Разума! Я бы рассказала тебе и о чутком музыканте, и о вынесшем ужасы репрессий старце, не говоря уже о «глубине материнской любви», да была бы плохой воспитательницей!»

Робик не услышал и не воспринял всей боли ее невысказанных слов.

Смотря невидящими глазами, молча прошла Оля мимо биомашины в затейливую калитку, служившую без ограды лишь украшением, и оказалась на дорожке, приведшей недавно их с Альсино сюда, в дом матери.

Не отдавая себе отчета, стала она подниматься в гору, словно могла уйти, спастись от неизбежного…

«Альсино, бесконечно дорогой и близкий Альсино! Несчастный, ослепленный собственной добротой и преданностью Долгу человек, ты теперь за все получил сполна! И в этом мире ни одно благодеяние не остается безнаказанным!»

Не только отчаяние душило Олю, она задыхалась от горя и гнева.

И ей показалось естественным, что сама земля отзывается негодующим гулом, колеблясь под ногами.

Оля взбиралась все выше и выше, к скалистому карнизу, нависавшему над дорогой вдоль каменных стен, похожих на крепостные, откуда когда-то защитники поливали горячей смолой осаждающих.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});