Прочь из моей головы - Софья Валерьевна Ролдугина

конечно, даже если удар нельзя отразить, от него можно уйти.

– Я быстрая, – радостно кивнула Юон. И ткнула пальцем в Сета: – А он может в мгновение ока перенестись на четыре сотни шагов. Удобно догонять еду, да?

«Еда» у неё на руках затихла и притворилась глазастой ветошью.

Одна из «статуй» в масках, кажется, самая первая, обернулась к Крокосмии:

– Вы отдаёте себе отчёт в том, что повлекут за собой ваши действия? – спросила она. Похоже, что хладнокровием там уже и не пахло, и потому даже маскирующие чары не могли полностью вытравить кипящие эмоции, сделать голос нейтральным и бесполым: было кристально ясно, что это женщина – и женщина разгневанная. – Суд предоставляет вам шанс остановиться.

– Это мой последний шанс выжить и сохранить своё положение, – ответил Крокосмия спокойно. – Для того чтобы кровопролитие стало легитимным, мне надо всего лишь бросить вызов всем, кто присутствует на Арене, верно? Как пытался это сделать Лойероз в самом начале.

– Прецедент Чёрной Розы, – произнёс Хорхе, аккуратно избавляясь от остатков кандалов на своих запястьях. – Но это значит утопить Арену в крови. Я был тогда в числе выживших, и от запаха мертвечины мутило даже меня.

– У Чёрной Розы было полторы сотни противников, а не пятнадцать тысяч, – добавил Йен. Лицо у него, несмотря на легкомысленный тон, оставалось напряжённым. – И среди них не было ни бессмертного чародея, ни древних вампиров.

Удивительно, что никто не пытался ни закричать, ни даже пошевелиться – все, кто сидел на трибунах, в буквальном смысле застыли, хотя наверняка втайне они готовили чары. Но тишина стояла такая, что после каждой реплики можно было расслышать дыхание тех, кто находился рядом…

И я понимала почему.

Сейчас Йен, Хорхе и та женщина-судья в маске пытались тянуть время; сомневаюсь, что кто-то из них надеялся всерьёз уговорить Крокосмию, но каждый из них сознавал: в ту же секунду, когда закончатся переговоры, начнётся бойня.

И сколько из пятнадцати тысяч присутствующих сумеют выжить?

Йен бессмертен, но он не в состоянии заслонить каждого.

Кровавые Безумцы могут вытащить из-под удара одну семью, но не сотни и сотни…

– Ты не станешь соперничать за власть, – так же сдержанно ответил Крокосмия. Глаза у него медленно разгорались потусторонним красно-оранжевым пламенем, и меня от этого зрелища прошибал озноб. – Ты будешь доволен, если сумеешь вытащить своих людей, а если уничтожить кого-то из них – ты отступишь, чтобы спасти остальных. К тому же бессмертие не означает неуязвимости: медиум может разделить душу и тело, а по отдельности это не более чем мусор.

Кровавых Безумцев он даже не упомянул, но ему и не требовалось: вряд ли многие из чародеев действительно видели в них союзников, пусть и временных.

– Нельзя победить весь Запретный Сад в одиночку, – наконец произнесла судья в маске.

Крокосмия навалился на кафедру; дурацкая рыжая роба уже не казалась смешной, как не выглядит забавной раскраска ядовитой змеи.

– А кто сказал, – медленно протянул он, – что здесь я один?

Йен очень длинно выдохнул и закрыл половину лица рукой – точь-в-точь как в том сне, где он только расстался с Флёр, за тем исключением, что сейчас взгляд у него был откровенно злым.

– Да-да, двадцать семь человек. Я правильно подсчитал? Или забыл кого-то?

Крокосмия ухмыльнулся.

«Нам конец», – успела подумать я, а потом начался ад.

На разных ярусах трибун вдруг словно бомбы разорвались – с жутковатым электрическим треском образовалось вдруг почти три десятка огромных пылающих сфер. Удивительным образом никого это не задело: вокруг них оказалось пустое пространство, зато на Арене людей прибавилось, растерянных и озирающихся.

Йен не сдвинулся с места, но глаза у него пылали ядовито-розовым, а руки, стиснутые в кулаки, подрагивали.

– Твоих рук дело? – спросила я тихо.

Он кивнул, наблюдая за трескучими сферами.

– Да… Но имитировать Сета сложнее, чем мне представлялось.

В переводе на человеческий это, вероятно, означало: «Долго в таком темпе я не выдержу».

– Что насчёт «минутки тишины»? – поинтересовалась я без особой надежды.

– Поможет только с чарами, которые на порядок слабее моих, – криво улыбнулся Йен. – И то, что он использует – не чары.

– А что? – отрывисто спросила Тильда, вставая к нему – спиной к спине. – Мои росянки эту дрянь не берут. Точнее, их разрывает от энергии.

Он помедлил, прежде чем ответить:

– Я не знаю. Если бы было время…

Но времени нам Крокосмия, конечно, не дал.

Сферы рванули одновременно, точно бомбы с таймером. Радиус поражения был небольшой, но целые куски трибун выело подчистую, как в первый раз, без осколков и гари. Существа, которые очутились посреди образовавшихся ям, на живых людей походили меньше всего, скорее, на чудовищные марионетки, сродни той уродине, что охраняла замок у лабиринта.

За одним исключением: этих, похоже, слепили не из медиумов, а из чародеев.

– Ну да, – пробормотал Йен. – Он и не говорил, что его помощники – люди. Всё-таки он талантливый кукольник… Урсула?

– Да? – откликнулась я, рефлекторно сжимая руки на груди.

– Мне придётся его убить, – странным голосом произнёс он. – Но издалека не получится, вокруг него пространство искажено. Придётся подобраться поближе.

– Идём вместе, – ответила я быстро. И нервно улыбнулась: – В конце концов, самое безопасное положение здесь – рядом с тобой.

Йен склонился с сумасшедшей улыбкой – и поцеловал меня в угол рта, обдавая запахом сладости и соли.

И мы сорвались с места.

Крокосмия явно разбирался в тактике ведения боя: кукол он расположил таким образом, что на всей Арене не осталось свободных зон. Чтобы сконцентрировать энергию для выстрела, его марионеткам требовалось секунд пять-десять, но воспользоваться затишьем для контратаки не получалось: одну куклу прикрывало несколько других, и, хотя с места они не двигались, создавалось ощущение, что пальба идёт буквально отовсюду.

– Выродок, – в сердцах выругался Йен, выдернув Франческу Датура из-под очередной убийственной атаки, и вытер испарину со лба. – Сомневаюсь, что его союзники разрешили превратить себя в эту дрянь.

– Думаешь, он их обманул? – спросила я и шарахнулась в сторону – выстрел прошёл совсем рядом.

Мы, похоже, стали на время невидимыми, потому что