Ненавижу магов - Мария Игоревна Власова

на костре остаются две фигуры: женская внизу, слегка почерневшая, и абсолютно черная на импровизированном костре.

Мама смотрит на огонь и на эту картину с безучастным выражением лица, мы все молчим, стараясь не задеть ее. Инга подходит к костру и проводит рукой по воздуху.

– Как думаете, кто это? – она показала на абсолютно чёрную фигуру, жарящуюся на песочном костре. – Которая из близняшек?

Девочки переглянулись, ответ же очевиден, за всех высказалась Иза:

– Как кто? Та, которая завидовала своей сестре и бездарная, как наша Клопа.

Кусаю губы и опускаю взгляд ещё ниже, умеет сестра ударить в самое больное место. Ну и что, что нет у меня дара? В этом нет ничего плохого для всех обычных семей, но не для моей, где дар есть у каждого ее члена, кроме меня.

– Действительно, у той бездарной, она же сестре завидовала по-чёрному, потому что у самой ничего не было! – подтвердила ее версию Ирка.

– Чего именно у нее не было? Напомню: они были близнецами.

Инга выразительно посмотрела на мать, а та скривилась, словно слова старшей дочери предназначаются именно ей.

– Это не правда! – срывается у меня, потому что забываю, что они говорят не про меня.

– Ты чего, Клопа? Совсем, что ли, уже? – Индра недовольно шикает, пока все смотрят на меня.

Под их взглядами неуютно, или потому что одна мать все ещё смотрит на огонь.

– Это не правда, это была не она! – слегка обиженно поджимаю губы.

– С чего ты взяла? – спокойно спрашивает Инга.

– Из-за мага: если бы это была она, то не убила его. Если женщина решается предать собственную сестру ради всего лишь одной ночи с мужчиной, то это не просто так. Обман бы рано или поздно открылся, но она все равно сделала это, потому что любила его. Когда любишь кого-то, то готов ради него на все, вплоть до предательства, но не готов лишить его жизни. Если бы это и правда была сестра без дара, она бы никогда не убила того, кого любит. Думаю, это была первая сестра. Тот, кто имеет все, быстрее привыкает к власти и хорошему, чем тот, кому годами не доставалось ничего. Ее оскорбил поступок мужа, который, скорее всего не понял, что в его постели не она была.

– В твоем варианте есть логика – признаю. Однако кое-что не сходится!

– Что именно? – рассеянно спрашиваю у Изы.

– Ты исходишь из того, что ведьмы тоже люди, и мыслят и руководствуются в своем поведении теми же самыми законами и нормами, а это не так.

– Почему нет? Все мы люди и остаёмся ими, даже совершив непростительный грех и предательство. И ведьмы имеют право на…

Слова дались мне так легко, в отличие от пощечины, которая усадила меня на колени в траву.

– Чтобы я больше не слышала от тебя подобных речей.

– Мама? – поднимаю на нее глаза, опустив низко голову.

Ее рука, что ударила меня, дрожит крупной дрожью. Лицо переполнено злостью и яростью, я не боюсь ее такую, а ощущаю вину перед ней за то, что чем-то обидела.

– Всем спать, – крикнула мама, и все сестры поднялись на ноги и пошли в дом, – а ты… чтобы тебя не видела какое-то время. Поняла?

– Да, мама, – шепчу, касаясь травы челом, пока она не уходит.

Только спустя время решаюсь поднять голову и коснуться горящей щеки. Она слишком слаба, чтобы ударить сильно, но все равно умудрилась причинить этим действием боль. Смотрю на огонь в костре, его нужно погасить, но я все еще вижу в нем пылающие фигурки двух сестер. Если бы эта сказка была про меня, я бы и правда была второй бездарной сестрой, но никогда не пошла на подобный поступок, не предала своих сестер. Даже несмотря на то, какие воспоминания связывают меня с ними.

Часть 26. Предсказание, о котором забыли

Часть 26. Предсказание, о котором забыли

Вальтер

Много лет назад...

Хмель слегка ударил в голову, так что теперь передо мной на столе было в два раза больше больших кружек эля и бутылок из-под пива.

Нет, надо было взять закусь, но некоторые настояли, что без закуси окосеют быстрее и вернутся в свою лабораторию в нужной кондиции куда раньше, чем с закуской. Ну да, этот раньше после шестой бутылки вина отключался, а теперь после десятой бутылки рома утихомириться не может.

Вот честно, сколько с Игнатом дружу, столько удивляюсь его существованию. Как этого человека ещё под забором в ближайшей подворотне не похоронил? Да у меня самого за годы нашей дружбы и совместной учебы возникало такое желание кучу раз! Например, вот сейчас, когда этот гад на сцену вышел. Ну, как вышел – выполз на четвереньках, она на возвышении, без этого он бы туда не забрался.

Ну, пожалуйста, не снова! Взял в руки лютню, сейчас споет! Чуть волосы себе не рву мысленно, а наяву лишь просто тяжело вздыхаю. Ой, чувствую, сломают эту лютню об него же. Уже надо было в каждом трактире вывешивать уведомление, что посетителям горланить песни нельзя.

– Дорогие друзья…

– Какие они тебе друзья? Алкаши местные, бездомные и бродяги. Всыпать бы тебе, но, похоже, скоро это мы получим по орешкам, – бормочу скептически под нос.

Игнат в чёрном плаще, с капюшоном, накинутым на лицо, в потрепанной одежде, никак не похож на богатого наследника Графа Зеленого огня. Увидел бы мой отец его сейчас – прибил бы, за дискредитацию высокородного графского имиджа. Он-то, по его мнению, сам эталон порядочности, достойный своего титула. Но почему-то с Игнатом куда проще общаться, чем с моим отцом. Не помню даже, когда в последний раз его видел, да и чего сейчас вспомнил не понятно. Это было так давно – целую вечность назад, когда Серафима, сестра моя, опять что-то натворила, чтобы привлечь его внимание. За это надо выпить, наливаю себе в кружку эля и залпом выпиваю. Мой забавный друг закончил свою, несомненно, хвастливую и глупую речь и теперь перебирает струны на лютне. Мелодия приятная, но тонет в звуках вечернего трактира. Где-то в углу шумят гномы, играя в карты, чуть правее хохочет парочка, обнимаясь у всех на глазах. Официантки разносят мутное пойло, пьянчуги спорят на тему политики, подозрительные личности в плащах сидят тихо и смотрят