Камбрийская сноровка - Владимир Коваленко

2

   Бесконечное небо, тени перистых облаков. И крылья! Маленькие и трепетные. В небо ввинчивается жаворонок, уши ласкает трель, несущая любовь и радость. На полях вдоль римской дороги зеленеют всходы, в прозрачных водах под мостами стоят наевшиеся мух форели, играют в догонялки стрекозы — у них, как и людей, дележ владений, войны…

   Ни нежные звуки, ни красоты камбрийской земли, ни раскалившее доспехи солнце — ничто не может заставить графа Окту, посла короля Мерсийского, сдержать бег колесницы. Он торопится домой. На сей раз — надолго. Он по–прежнему специалист по Камбрии — и по Немайн, но именно потому ближайшие полгода проведет дома. Сиде нужно строить флот, и это означает поставки леса, руды, кож, вина — морякам, оказывается, положена винная порция — и конопляного волокна. Канатную фабрику сида ставит у себя, но половина подмастерий на ней будет из Роксетера. А жена уже, наверное, подбирает благородных юношей и девиц, которые будут учиться в Университете. Девиц, разумеется, окажется больше. Куда их еще девать? Руки у них слабей, чем у мужчин — так пусть поработают головами. Длинноволосый народ хитер, да и колдовство всегда было женским уделом.

   Какие у девиц еще преимущества?

   — Стойте! Сиятельный посол, стойте!

   Звонкий голос, коса через плечо. Белый плащ республиканской службы схвачен железным значком, вьется по безветрию, конь храпит, с морды пена срывается, под глазами юного создания мешки — верно, недосыпает. Поднятый к виску кулак — приветствие.

   — Почтовая служба Глентуи, младший курьер Анна ап Вэйлин. Вилис–Кэдман!

   Кэдманы — клан Немайн, и она этим горда. Как и скакуном, как и кожаной сумой при седле. А еще она весит меньше, чем парень! И карьера уже понятна — выйдет замуж, будет сидеть в городской почтовой конторе. А теперь — ветер в лицо, бешеная гонка, восхищенные взгляды парней…

   — У меня к тебе свиток от хранительницы. Вот… распишись, сиятельный муж, и палец приложи.

   Чернильница, перо, коробочка с влажной губкой внутри. Пергамент свернут в трубку, схвачен нитью, запечатан — не свинцом, золотом. Признание, немногим меньшее, чем шелковые наряды. Римские императоры королям франком и вестготов вешают буллу в два солида… аварскому кагану, кстати, в три. Здесь один… для графа неплохо. Сорвать печать. И что с ней делать? Ну, не совать же в кошель. Гонцов искони наградами жалуют, а какие вести принесены, толковый правитель не смотрит. Главное, что доставлено быстро, да по неспокойным землям.

   Печать ложится в ладонь, узкую, несмотря на грубую кожу перчаток.

   — Благодарю за старание. Служи своей августе честно…

   Снова кулак к виску — четко, заученно. А голос срывается от волнения:

   — Спасибо…

   Уставный отзыв явно забыла. Теперь мнется.

   — Сиятельный граф, мне ждать ответа?

   Зависит от послания. Так, почерк Эмилия. Восстание в Корнуолле нарастает… оказать поддержку, помочь переправить оружие… помочь снабжению трех яхт в Кер–Глоуи… Все можно. А вот совсем интересное — имена. Вожди восстания. Сэр Кэррадок, рыцарь… и ведьма Мэйрион. Да это ж те самые! Рыцарь, что влюбился в Немайн и невесть куда пропал, и ведьма, которую саксы собирались приносить в жертву. Живы! Хорошие новости.

   А вот куда менее понятное: «По некоторым сведениям, архиепископ Кентербери выпустил ценные бумаги, обеспеченные другими ценными бумагами. Если ты пожелаешь потратить некоторые деньги, чтобы увеличить вероятность того, что этот прелат не сумеет по ним расплатиться, то…»

   Граф Окта свернул свиток. Дело требует размышления и совета — хозяйство–то на жене. Решать надо дома — и вместе! А потому…

   — Ответа не будет. Просто передай, что я послание получил и благодарю за него могущественного Эмилия.

   Девчонка повторила — слово в слово, только с вопросительной интонацией. Кажется, курьеров филиды натаскивают, пусть и самую чуть.

   — Именно так. Ну, да хранит тебя твой Бог.

   — И тебе благословения Тора, сиятельный граф.

   Повернула коня — и только плащ по ветру!

3

   Кони с трудом поднимают облепленные грязью копыта, колеса чуть ворочаются в раскисшей колее, дождь и ветер хлещут наотмашь по полотняному верху повозки, но полдесятка всадников и колесница упрямо ползут вперед. Погода, кошмарная даже для Камбрии! Кому взбредет куда–то ехать в такую гнусь?

   Верховые закрываются от острых, что стрелы, струй, капюшонами некогда белых плащей, кутаются в посеревшую ткань. Сторонний глаз выхватит разве тонкие жала дротиков да кончики ножен. У одного из воинов — большой круглый щит, тяжелое копье. Этот держится вплотную к повозке. Телохранитель? На плаще сверкает золотое шитье… Пожалуй, стоит взять повыше. Рядом с возницей сидит русоволосая девица — голова открыта непогоде, из–под плаща тускло поблескивают пластины доспеха, волосы схвачены в хвост, но уши украшены ленточками. В прошлом — благородная воительница, теперь чиновница. Но щит прикрывает не ее, а полотняный полог — хотя тому, кто щит держит, кажется, хочется наоборот. Могущественный Эмилий, более не сдерживаемый службой, позволил себе… нет, не влюбиться. Полюбить.

   Разница? Ну вот хотя бы та, что магистр оффиций нисколько не поглупел. И, по привычке следя за окружающим — нет ли опасности? — продолжает размышлять, оценивать, взвешивать факты. Их много набралось, и некоторые попросту вопиют.

   Песня? Нет. Пусть она — свидетельство, что славяне могут принимать христову веру, и намек на то, где довелось постранствовать беглой базилиссе — это не срочное. Сейчас славяне, даже балканские — проблема узурпатора Константа, и им лучше оставаться именно проблемой. Новое оружие? Да, хотя на деле оно не слишком новое. Пневматические ручные баллисты есть на каждом дромоне: тетивы торсионных на море отсыревают. Принцип известен, а вот исполнение… Другое. Можно сказать — чуждое. Даже по виду!

   Никаких подвижных плеч. Ни ворота, ни рычага для ручного взвода. Насос? Отдельно, и им не успеешь воспользоваться в бою. Нужно рассчитывать каждый выстрел, и верить в каждую из полусотни стальных, медных, деревянных, кожаных деталей.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});