Солдаты России - Родион Малиновский

Комитет 3-й бригады».

Предложение генерала Занкевича было куда мягче, чем обращение комитета 3-й бригады: в нем не чувствовалось угроз и упреков, лишь настойчиво подчеркивалось, что «к старому возврата быть не должно». Но фактически он предлагал то же самое: соединиться с 3-й бригадой.

Председатели ротных комитетов после обсуждения этого предложения на собраниях рот и пулеметных команд собрались в отрядном комитете, чтобы принять окончательное решение. После горячих споров решили собрать общий митинг бригады, на котором призвать солдат довериться обещанию командования и выйти на мирное соединение бригад без оружия. Митинг прошел, как всегда, бурно. После горячих споров пришли к общему мнению — принять предложение Занкевича.

Что руководило действиями нового состава отрядного комитета, в частности унтер-офицера Глобы, который лишь накануне был ярым противником компромисса? Да, это было похоже на компромисс. Но только похоже. Глоба был уверен, что Занкевич затевает ловушку. Тем лучше. Нужно умело выйти из этой ловушки. Тогда солдаты воочию увидят, чего стоят генеральские слова, тогда никакие обещания уже не смутят солдатскую душу. Это был настоящий политический маневр.

Действовать решили так: идти к назначенному месту поротно, в походном порядке. Вещи и оружие оставить в лагере, а чтобы лагерь не оказался беззащитным, для его охраны от каждой роты и пулеметной команды нарядить по взводу во главе с членом ротного и командного солдатского комитета. Им дали наказ: быть в полной боевой готовности, пулеметчикам дежурить у пулеметов. Из лагеря должно было уйти около семи тысяч человек, в Ля-Куртине оставалось более трех тысяч надежных солдат.

5

С утра 4 августа начались сборы. А долго ли собраться солдату! Подутюжил гимнастерку, начистил сапоги, подогнал снаряжение — и готов в путь. Пусть видят генералы, что Ля-Куртин, маленький очажок русской революции на французской земле, — это не сборище «бунтовщиков», как их живописует буржуазная пресса, а боевая, организованная, дисциплинированная сила. Каждый как-то подобрался внутренне, напрягся в ожидании предстоящей встречи. К полудню построились в колонны и двинулись по дороге на Клерво. Во главе — отрядный комитет, полки и батальоны тоже ведут свои вожаки. И звучит оркестр, будоража солдатские сердца, и взлетают над строем боевые, с соленой солдатской шуткой песни.

Сразу же по выходе из лагеря — толпы французов. Они явно удивлены: куда это вдруг направились русские солдаты? И когда узнают цель похода, стараются предостеречь: дескать, не попадите в лапы своему начальству. Приветственно машут, жмут руки. А впереди, меж холмов и деревень, вьется дорога. Что ожидает солдат там, за этими холмами и деревеньками?

Не прошли и четырех километров, как показалась группа конных офицеров. Среди них — генерал Лохвицкий, его сразу узнали. Глоба по всей форме доложил ему: так и так, мол, бригада, согласно приказу генерала Занкевича, идет на соединение со своими соотечественниками.

Расчувствовался генерал Лохвицкий, глаза увлажнились. Спешился. Подошел к членам отрядного комитета:

— Хвалю, хвалю, братцы, за послушание. Всегда был уверен, что русский человек никогда не посрамит своей матушки-Родины.

Ему отвечали сдержанно, немногословно.

— Наше желание прежнее — отправка в Россию.

— Солдаты ждут от вас удовлетворения своих требований.

— Ну, об этом после, после, — оживился генерал. — А сейчас построиться в парадный порядок. Не ударим лицом в грязь перед генералом Занкевичем и комиссаром Раппом. Они давно ожидают вас... Да, кстати, почему вы без вещей и палаток?

— А зачем нам они? — вопросом на вопрос ответил за всех Глоба. — Обе бригады должны вернуться в Ля-Куртин. Мы достаточно наслышаны о бедствиях солдат в Фельтэне, а в нашем лагере их ждут вполне приличные условия. Ведь таковы и планы командования?

— Да, это так, — генерал был в явном замешательстве. — Да, да, вы правы. Отдайте команду скатать шинели.

— Скатать шинели-и-и! — понеслось над строем.

На какую-то минуту колонна сломалась, зашевелилась. И снова двинулись солдаты.

Но что это?

То здесь, то там, по обеим сторонам дороги, в кустах за обочинами, виднеются группы вооруженных людей. Вон у реденьких деревьев залег пулеметчик, а в стороне показался конный отряд. Позади колонны на дорогу уже выходят солдаты с винтовками, с сумками, полными гранат. Ясно — бригаду пытаются отрезать от Ля-Куртина.

— В чем дело, господин генерал, — обратился к Лохвицкому Глоба. — Вы не выполняете ваших условий и встречаете нас во всеоружии.

— Что вы, что вы! — В голосе генерала чувствовались уже торжествующие нотки. Невдалеке виднелись белые палатки фельтэнцев, бунтовщики отрезаны от своего лагеря. — Не извольте беспокоиться, все идет так, как и предполагалось.

— Рановато играете отбой, господин генерал. Еще ничего не окончено. А ответственность за все, что произойдет в дальнейшем, ляжет только на вас.

— О, вы слишком самоуверенны. И наконец, существует субординация! Я бы на вашем месте не стал разговаривать с генералом в таком тоне.

— Это наш, революционный тон, господин генерал. Смею вас заверить, что вы услышите еще не то.

Но вот и место встречи бригад. Тут комиссар Рапп, полковник Сперанский. Из только что подъехавшего автомобиля выходит генерал Занкевич. К нему направляется Лохвицкий, не без рисовки козыряет, с почтительной улыбкой склоняется к генеральскому уху. Лицо Занкевича тоже расплывается в довольной улыбке. Он подходит к колонне, громко говорит:

— Спасибо, братцы, спасибо за послушание. Так и должны поступать русские воины. Я донесу Временному правительству об этом — не побоюсь такого выражения — историческом событии. Своим приходом вы доказали преданность родине, своему солдатскому долгу...

Глоба перебил его:

— А вы, господин генерал, доказали, что способны на обман.

Генерал пропустил слова Глобы мимо ушей — будто того и не было рядом. Он обращается непосредственно к солдатам, явно заискивая, стараясь сбить их с толку. А те стоят молчаливые, хмурые. Они уже успели осмотреться и заметили — в придорожном бурьяне торчат вехи. Конечно же, они обозначают места разбивки палаток. Стало быть здесь и предполагается раскинуть лагерь.

— Сейчас подадут кухни, вас хорошо накормят — не так, как кормили в Ля-Куртине. — Злорадная улыбка заиграла на лице Занкевича. — Тогда и разговаривать будет веселее. Правду я говорю, братцы?

Настороженная тишина по-прежнему стояла над строем. Генерал обернулся к кучке офицеров:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});