Солдаты России - Родион Малиновский

— Предатели!

— Изменники!

— Куда идете? Добровольно лезете в волчью пасть.

Никто из солдат, оставшихся в Ля-Куртине, не сказал им доброго слова, не пожал руки и не обронил даже «до свидания», хотя многих из них раньше уважали и к голосу их прислушивались.

4

Время приближалось к десяти часам — наступал установленный Занкевичем срок. С волнением ожидали его ля-куртинцы — лагерь гудел, как бурлящее море, могучие людские валы катились на площадь к отрядному комитету. А комитета фактически не существовало. Солдаты остались без руководителей; это была, как ни странно, грозная и в то же время беспомощная масса, предоставленная сама себе. И от этого тревога охватывала людей, они нервничали, настороженно озирались по сторонам: откуда грянут залпы? — и искали, искали выхода. Солдаты привыкли полагаться на готовое решение руководителей, а этого решения никто не предлагает — надо думать самим, а думать трудно, тем более что на это нет времени. Не руководимая никем, масса робка, готова подчиниться любому руководству, мало-мальски ей импонирующему, но она и страшна, опасна своей стихийностью; она может победить кого угодно, но она может быть охвачена жуткой паникой и побежать, сама не зная куда, лишь бы спастись. Паника — это страшный и неукротимый зверь. Хорошо, что он еще не проснулся и дремал где-то в глубине солдатских душ.

Тревога чувствовалась во всем: и в лихорадочном блеске глаз, и в том, с какой взвинченностью пели солдаты революционные песни, в отрывистых звуках «Марсельезы». Но было уже видно, тревога переходила в твердую решимость: будь что будет, а от своего не отступим. Да и поздно было отступать. Ровно в десять часов грянут залпы.

Затаив дыхание ждали этого момента. И он... не наступил. В этот раз не наступил. Стрелки на часах медленно переползли роковую цифру, а огня по лагерю никто не открывал.

Солдаты обнимались, целовались.

— Победа!

— Кишка тонка, у енерала-то!

— Сам струсил!

— Оно так, братцы, стоять на своем — всего добьемся!

Стихийно возникшая демонстрация приобрела новую силу. Три оркестра слились в один, и по всему лагерю понеслись звуки «Марсельезы». Тысячи солдат дружно пели эту революционную песню, а охранявшие лагерь французские солдаты в стойке «смирно» слушали свой национальный гимн.

Почему же Занкевич не открыл огонь по лагерю? Почему не применил оружие?

Ларчик просто открывался — генерал не имел в руках послушных солдат: на солдат 3-й бригады положиться было нельзя, их еще не успели до конца одурманить, а переговоры с командующим 12-м Лиможским округом генералом Комби ни к чему не привели.

Лагерь Ля-Куртин охраняли старики-пуалю и новобранцы, едва достигшие девятнадцати лет. Французский генерал не особенно на них надеялся и запросил надежные войска с фронта и из других департаментов Франции. А Занкевичу было заявлено, что усмирение ля-куртинцев — дело огромной ответственности, престижа Франции, и на это нет особого приказа военного министра. Солдаты 3-й бригады, воспользовавшись этим, заявили, что только вместе с французами могли бы участвовать в подавлении мятежа. Французы же, видя, что 3-я русская бригада отказалась действовать против соотечественников, не только не решились сделать это самостоятельно, но снялись с места и ушли в пункты своего расквартирования. Вот почему приказ-ультиматум генерала Занкевича не был выполнен.

Тем временем ля-куртинцы взялись за наведение порядка в руководстве. Было собрано экстренное совещание представителей ротных, батальонных и полковых комитетов обновленного состава и оставшихся верными революционному делу членов отрядного комитета. Разговор был коротким. В состав нового отрядного комитета были избраны младший унтер-офицер Глоба — председателем, Ткаченко — заместителем, а членами Смирнов, Фролов, Баранов, Симченко, Иванченко, Варначев и Лисовенко. В состав членов отрядного комитета было решено ввести также всех председателей ротных комитетов и комитетов пулеметных команд. Председатели полковых и батальонных солдатских комитетов в составе отрядного солдатского комитета находились ранее.

Тут же постановили усилить охрану лагеря, соблюдать строгий порядок, начать занятия в ротах и командах по стрелковому делу, изучению оружия и строевой подготовке — всего по три часа в день, с 9 до 12 часов.

Шли главным образом строевые занятия, чтобы показать французскому и русскому начальству: перед ним не бунтовщики и деморализованные «бывшие» солдаты, а настоящие организованные военные части.

Вот они стройно маршируют, четко выполняют приемы с оружием, соблюдают равнение в шеренгах и образцово выполняют команду: «Круг...ом — марш!», поданную под левую ногу: еще шаг и правая нога выносится на уровень левой, четкий поворот, и вновь левая нога твердым шагом начинает движение в обратном направлении, и этот первый шаг, как хлопок, раздается о сухую каменистую землю лагерного строевого плаца. Сходились шеренга на шеренгу, четко выполнялась команда «На-а-а ру-ку», и с треском ложились ружья на левую ладонь, и шеренги шли, ощетинившиеся штыками, вперед и с криком «ур-ра» бросались вперед друг на друга, демонстрируя сквозную атаку...

Смотрите, господа генералы, смотрите! Весь лагерь, свыше двенадцати тысяч солдат, на строевых плацах и площадках проводит строевые учения. Это внушительно, и еще как внушительно! Это без слов говорит о том, что в бригаде существует организованный воинский порядок, крепкая воинская дисциплина и повиновение комитетам — они здесь верховная власть и больше никто! Смотрите, господа генералы: такая сквозная атака может обрушиться на тех, кого вы пошлете в качестве усмирителей. Смотрите...

И вот новая весть: поступило предложение от комитета 3-й бригады и генерала Занкевича о мирном воссоединении бригад. Снова идут оживленные толки в ротах и командах: как быть, что ответить?

В обращении комитета 3-й бригады говорилось:

«Что вы делаете, куда вы идете? Пожалейте себя и свои семьи! Вы не выполнили приказа Временного правительства, вы нарушили законы. Знайте же, что ожидает тех, кто идет против законов. Временное правительство уже высказало мнение — наказать смертью изменников, ибо те, кто идут против установленных законов, мешают работе правительства. Сердце вашей матери-родины будет обливаться кровью, когда она узнает, что сыны ее, посланные ею, нарушили ее волю и законы. Мы даем вам последнюю возможность вернуться к нам... Мы примем в наши ряды тех, кто несознательно заблудился, но не тех, кто вывел вас на преступный путь. Ваши вожаки ушли от вас, они пришли, чтобы иметь возможность вернуться в Россию. Идите и вы; сейчас или никогда!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});