Невыносимое счастье опера Волкова (СИ) - Коваль Алекс

– Никак Шумилов дал добро на его перевод в опера?

– Неохотно, но я за него поручился. Погоняй его там, как надо, чтобы нам не пришлось его потом опять по больничкам проведовать с апельсинами. И сам будь осторожен. С Ваней никогда не знаешь, с какой стороны прилетит.

Герман понятливо хмыкает.

– Так точно, товарищ подполковник, – язвит и поднимется из-за стола коллега. Кивает на кипу бумаг, уныло зависших перед моим носом, – смотрю, ты вовсю наслаждаешься новой должностью?

– Издеваешься? В гробу я видел эту должность.

– А что? Сидишь в тепле, тяжелее шариковой ручки ничего не поднимаешь, чаи гоняешь и секретаршу по селектору муштруешь. Кайф? Кайф.

– Мне бы обратно, “на землю”. Кайф – это свобода передвижений. Лучше за отморозками по городу гонять, чем целыми днями тут геморрой высиживать. Еще и форма эта гребаная, – дергаю, стягивая галстук. – Ненавижу. А по гражданке по уставу не положено.

– Ну, не всем нам отморозков гонять до глубокой старости, Волк. У тебя скоро пополнение. Ты у нас теперь человек семейный. Риск тебе теперь прописан дозированно, и то, только в экстренных случаях. Так что, – тянет руку друг, – давай, не кисни.

– Премного благодарен за “поддержку”, дружище.

– В пятницу соберемся в баре? Потрещим, пропустим по стаканчику.

– Как пойдет. Если разгребу дела.

– Точно, все время забываю, что ты нынче большой начальник, – закатывает глаза Герыч.

– Давай уже, – швыряю в него шариковой ручкой, – маршируй отсюда, майор.

Герман ржет.

– Ладно, помчал. Надо опросить свидетелей по вчерашнему нападению. Чую, что-то интересное намечается, – блестит азарт в глазах коллеги, когда он потирает руки.

Я искренне новому старшему оперуполномоченному завидую. Вот прям хорошенько так. От души. Но ни слова не говорю. Только проводив унылым взглядом, полным ненависти к опостылевшему кабинету, тихо выругиваюсь себе под нос.

Дверь закрывается, отрезая меня от вечного коридорного шума. Там кипит жизнь. Тут кипит только мой мозг. Бросаю взгляд в окно. На лето, которое во всех смыслах “проходит мимо меня”, и что-то накатывает. Достаю из верхнего ящика стола черную бархатную коробку с кольцом. Открываю и долго кручу в руках.

Красивое. С первого взгляда на него в ювелирке запал. Взял, даже не раздумывая. Идеально будет на пальчике Кулагиной сидеть.

Вот только я уже третью неделю не могу его конфетке презентовать.

Ну, и какого я торможу? Жду повода, момента, вспышки? Ну это же, пздц, как глупо! Что мешает мне прямо сейчас сорваться с работы и поехать к ней? Работа? Да плевать. Просто, с ходу, взять и встать на одно колено. Сказать уже это треклятое: выходи за меня, Кулагина. Образно выражаясь. Что мешает? Да ни хера!

Можно вечность подбирать правильные слова и время. И так и не подобрать. Глупости все это. Формальности. Нам есть что и без предложения внукам рассказывать, так что… так что да, сегодня я буду ужасным заместителем начальника. Да простит меня Василий Генадич, свалю с работы по старой доброй оперской памяти. Надеюсь, что Кулагина дома и не успела еще никуда уехать.

Я уже засовываю коробку с кольцом в карман брюк и хватаю со спинки кресла китель, когда в дверь раздается стук. Герыч что-то забыл?

– Да, – бросаю, – войдите.

Оборачиваюсь к двери и зависаю, когда она открывается. Рука с пиджаком так и замирает. В кабинет проскальзывает не Герман. Моя Тони.

Конфетка закрывает за собой дверь. С громким двухкратным щелчком проворачивает ключ в замке и, загадочно улыбаясь, с придыханием выдает:

– Сюрприз.

Нина

Выражение лица Волкова просто потрясающее. С него бы картины маслом писать. Жаль, я не художник и кисточек у меня нет. Но зато я очень удачно сумела застать своего трудоголика врасплох.

Хорошо, Герман попался на пути и мимоходом упомянул, что его друг сейчас “совершенно один” и “дико скучает”. Это подстегнуло. Значит, я на правильном пути.

– Конфетка? – делает шаг ко мне сбитый с толку Вик. – Что ты тут делаешь?

Я говорила, что я обожаю мужиков в форме? А свой мужик в форме – чистый визуальный оргазм! Я кайфую, глядя на него во все глаза, хоть и знаю, как Виктор не любит всю эту «шелуху». Ворчит постоянно. Каждое утро! Сетует, как раздражают его брюки, кители и рубашки. Вот бы по гражданке и бла-бла-бла…

– Мне сказали, что ты тут скучаешь?

– Допустим…

– Я подумала-подумала и, – хватаюсь за лямки сарафана, – приехала скрасить твой унылый досуг, – легким движением скидываю их. Передергиваю плечиками, и белая, воздушная ткань легким облаком падает к моим ногам. Оголяя. Выставляя напоказ секси белье.

– Пздц! – задыхается мой Вик. – Кулагина!

– Многословно, – подкалываю.

Волков отмахивается. Его глаза превращаются в два горящих прожектора. Ярких, обжигающих до самого нутра! Он запускает пальцы в волосы, слегка ерошит. Такой мило-растерянный. Ощупывает взглядом всю. С ног до головы. Рассматривает медленно и долго. Сглатывает тяжело, когда узнает надетый на меня комплект белья.

– Сумасшедшая!

О да, еще какая!

Мой красавчик восхищенно улыбается. Нервно одергивает ворот рубашки. Я наблюдаю за ним. У меня сердце то колотится, то замирает. Летает, как на американских горках.

– Кулагина, ты в курсе, что все кабинеты начальства напичканы камерами?

Признаю, тут я немного тушуюсь. Оглядываюсь. Но потом “догоняю”, что, если бы камеры в кабинете Вика в данный момент функционировали, он бы уже давно меня обматерил. А потом укутал во все, что только попадается под руку, и спрятал где-нибудь в шкафу. Но так, как он даже не думает этого делать, я беззаботно пожимаю плечами:

– Значит, не только для тебя получился сюр-приз, – развожу руками и, улыбаясь, переступаю через ткань у своих ног. – Я соскучилась, – делаю шаг, каблучки босоножек соблазнительно цокают в тишине кабинета.

– Меня уволят, конфетка.

Волоски на руках дыбом встают.

– Да ладно?

– За твой стриптиз выпнут на хер с понижением до лейтенанта, – делает шаг ко мне Волков, откидывая китель на стол. – Будешь меня такого любить?

– Может, я этого и добиваюсь?

Бровь Виктора взлетает.

– А как же – хочу быть женой генерала?

– К черту. Тебя хочу. Дома, рядом.

Воздух между нами искрит и полыхает. Мы делаем еще шаг навстречу друг другу.

– Ты выглядишь просто ох*енно! – шепчет Вик, сжимая ладонями мою талию. – Пздц, как ох*енно, Кулагина! – повторяет с надрывом.

Я смеюсь, а Волков улыбается. Подхватывает под попу и усаживает на стол. Легко и быстро, как пушинку! Его взгляд шальной, хмельной, дурней дурного.

Я раздвигаю ноги, он между ними встает. Пальцы в волосы мои запускает и на себя тянет. К себе. Каждое движение резкое. Все тело в напряжении. Он натянут, как струна. Держит себя из последних сил.

– Хочу взять тебя прямо здесь. На этом столе, – уничтожает своей прямолинейностью.

– Я вся твоя. И только твоя.

– Ты когда-нибудь меня убьешь, конфетка, – своим носом о мой трется. – Нам охереть, как повезло, что в кабинете меняют камеры, – касается подушечкой большого пальца моих губ, – я про наблюдение не шутил… – надавливает, заставляя их приоткрыть на выдохе.

– Тогда самое время пошалить, – ловлю его палец губами, – пока их не починили, – облизываю, веду язычком от основания, посасывая. Безумный взгляд Волкова чернеет на глазах. Его заволакивает туманом. Зрачки расширяются до размера вселенной, засасывая и меня в свою черноту. Я понимаю – все. Дожала мужика!

Вик срывается. Грубо дергает меня на себя, задницей по столу прокатывая. В губы мои яростно впивается. Ворует вздох и пикнуть не успеваю! Целует так, что сознание плывет. Языком мои губы раздвигает и захватывает полный контроль.

Я охотно поддаюсь. И не думаю сопротивляться его напору! С не меньшей жаждой отвечаю на его грубое вторжение языком в мой рот. Ногами за талию обвиваю и тихонько постанываю, ерзая. Его член больно упираться в меня. Приходится напоминать себе: главное – не потерять контроль! Крышу рвет с реактивной скоростью, и нас ведь реально могут застукать. Эта мысль делает ситуацию в сотни раз пикантнее, а ощущение острее. На пике. На грани…