The Transformation of the World: A Global History of the Nineteenth Century - Jürgen Osterhammel

Будапештом сохранялась и в новом имперском контексте.

Австро-Венгерская двуединая монархия была выражением более широкой тенденции XIX века к созданию метрополий-близнецов, которая часто предполагала сознательное разделение политических и промышленных функций. Не только Вашингтон, но и Канберра, и Оттава были спокойными провинциальными центрами по сравнению с огромными торговыми, промышленными и обслуживающими городами - Нью-Йорком, Мельбурном, Сиднеем, Монреалем и Торонто. Подобные формы конкуренции поощрялись и многими другими режимами. Паша Египта Мухаммед Али оставил Каир в качестве столицы, но он сделал больше для того, чтобы вывести Александрию из упадка, в который она впала. В других странах "вторые города" вырвались вперед благодаря буржуазной напористости. Москва, смирившись с утратой столичного статуса в 1712 году, стала главным центром ранней индустриализации России. Осака, не получавшая особой поддержки от центрального правительства после перелома в Мэйдзи в 1868 г., укрепила свои позиции как портовый и промышленный город; современное соперничество между Осакой как деловым центром и Токио как резиденцией правительства заменило старый антагонизм между сёгуном в Эдо и императором в Киото. В Китае возвышение Шанхая, начиная с 1850-х годов, стало серьезным вызовом Пекину как резиденции правительства, подобного которому централизованная система управления не испытывала с XV века. Напряжение между бюрократически-консервативным Пекином и коммерчески-либеральным Шанхаем сохраняется и по сей день. Аналогичный дуализм, отнюдь не политически спланированный, сформировался в географии колониальных городов, особенно в старых колониях. Такие экономические центры, как Йоханнесбург, Рабат и Сурабая, отвоевывали позиции у таких столичных городов, как Кейптаун (замененный в 1910 г. на Преторию), Фес или Батавия/Джакарта. Во Вьетнаме аналогичным образом распределились роли между политической столицей на севере - Ханоем (который до 1806 г. был резиденцией правителя, а в 1889 г. вновь стал резиденцией правительства при французах) и экономическим центром на юге - Сайгоном. В новом итальянском национальном государстве возникло противостояние между Римом и Миланом. В Индии конфликты обострились в 1911 г., когда государственный аппарат был переведен из экономического центра Калькутты в недавно построенную столицу Нью-Дели. Бросается в глаза тот факт, что лишь немногие города мира XIX века последовали модели Лондона или Парижа и стали метрополиями с всеобъемлющими функциями. Даже в таких динамичных контрпримерах, как Токио и Вена, опирающихся на фундамент, насчитывающий сотни лет, проблема "второго города" была не за горами. В самом Риме сохранялся дуализм между светским режимом и Ватиканом.

 

Княжеские и республиканские резиденции

Ни один из пяти крупнейших европейских мегаполисов (и населенных пунктов) 1900 г. - Лондон, Париж, Берлин, Санкт-Петербург и Вена - не был порождением промышленности, как, например, Манчестер, который с 1800 г. поднялся с двадцать четвертого на седьмое место среди городов Европы и вплотную приблизился к лидерам. Но и эти города были слишком велики, чтобы быть чисто политическими столицами или позволить себе доминирование королевского двора. Во Франции Наполеон и Жозефина создали двор нового типа из парвеню и победителей революции, но поскольку император часто бывал в отъезде, физического центра правления в Париже до его окончательной гибели в 1815 г. не сложилось. Впоследствии реставрированные Бурбоны, а тем более "буржуазный монарх" Луи Филипп, культивировали довольно скромный стиль самопрезентации, который настолько понравился Ахмед-бею Туниса, что он старательно копировал его, чтобы обозначить свою дистанцию от османских правителей в Стамбуле. В Лондоне монархия проецировала себя еще более трезво: Принц Пюклер-Мускау, проницательный наблюдатель британских событий, писал в 1826 г., что только благодаря Джону Нэшу и его роскошным работам на Риджент-стрит английская столица сохранила облик резиденции правительства. Но перестройка разрушенного Букингемского дома в Букингемский дворец в 1825-1850 гг. не была архитектурным шедевром, и королева Виктория предпочла другие свои дворцы в Виндзоре, Балморале и на острове Уайт. В Вене императорская резиденция Хофбург выглядела совершенно непритязательно на фоне помпезности Рингштрассе.

Нигде двор не преобладал над городом в такой степени, как в позднеабсолютистских имперских центрах - Стамбуле и Пекине, где целые районы были отведены для использования правителями и их домочадцами. Однако в течение столетия многие императорские владения в Стамбуле - часто сады или места деревянных дворцов - были переданы в общественное пользование под арсеналы, портовые и железнодорожные сооружения. Пекин, гораздо более древний по внешнему виду город, оставался нетронутым железной дорогой до 1897 г., а современной промышленностью - еще дольше. На рубеже веков за стенами Запретного города все еще были сосредоточены придворные и центральные правительственные учреждения, но они уже во многом уступили свою власть представителям великих держав в дипломатическом квартале, губернаторам в столицах провинций и капиталистам Шанхая. Пекин представлял собой архитектурную оболочку, густонаселенный символический ландшафт, не имеющий практически никакого политического содержания. Когда в 1900 г. в него вторглись крестьянские отряды из сельской местности и войска великих держав, эпоха закончилась. Армейские сапоги маршировали по залам Запретного города, лошади были запряжены в его храмы, а чиновники сожгли государственные бумаги и бежали. Пекин оставался столицей Китая до 1927 года и вновь стал ею после Второй мировой войны. Христианские церкви, разграбленные во время Боксерского восстания, были восстановлены, но почти не пострадали храмы. Императорский Пекин так и не оправился от шока 1900 г., его достоинство и ритуальная аура навсегда исчезли. Несколько лет спустя Пекин, оснащенный современными гостиницами, наряду с Римом, пирамидами Гизы и Тадж-Махалом стал одной из главных достопримечательностей наступившей эпохи международного туризма.

За ядром американской республики в Вашингтоне тоже стояла война. В августе 1814 года англичане подожгли Капитолий и Белый дом. Город на Потомаке стал прообразом плановой столицы. Первый проект был одобрен Конгрессом еще в 1790 году, а в 1800 году он стал резиденцией президента. Примерное местоположение было компромиссом между северными и южными штатами, а точное место было выбрано лично Джорджем Вашингтоном, который привлек архитектора майора Пьера Шарля Л'Энфана. Самый первый план, как и многое другое, был разработан Томасом Джефферсоном, который выбрал схему шахматной доски. Затем Л'Энфан проработал эту схему в грандиозном масштабе, с широкими бульварами, "великолепными расстояниями" и великолепными открытыми пространствами. Мастер-строитель, выросший в детстве в Версале Ле Нотра (его отец служил придворным художником), научился там мыслить осевыми плоскостями. Поэтому его проект американской столицы в конечном итоге был вдохновлен представлениями позднего барокко. Поразительно, что примерно в то же время (между 1800 и 1840 гг.), но без какой-либо очевидной связи, российская столица Санкт-Петербург была перепроектирована как неоклассический идеальный город в аналогичном esprit mégalomane - с гораздо большими затратами и с более четко определенными результатами. В данном случае инициатива исходила от человека, который был полярной противоположностью республиканцу Джорджу Вашингтону: Царя Павла I,