Последний очевидец - Василий Шульгин

Но теперь дело было еще хуже. Военному министру прямо объявили, что он окружен шпионами. Но, не опровергнув это и не наказав «клеветников», его оскорбивших, он преспокойно остался на своем месте. Это была анархия, полная анархия в рядах правительства. Итак, дело шло дальше…

* * *

Я сказал, что военный министр остался спокойно сидеть в своем кресле. Это не совсем верно. Он все-таки забеспокоился и поспешил в Царское Село, где обвинил перед Царем своего помощника генерала от инфантерии Алексея Андреевича Поливанова в сочувствии к думе и в том, что он доставлял А. И. Гучкову нужные сведения для разоблачения там военных тайн. Как и ранее, жалоба царского любимца была тотчас же удовлетворена. Генерал А. А. Поливанов в апреле 1912 года был смещен, а на его место назначен дряхлый и совершенно невежественный в вопросах государственного масштаба генерал Александр Петрович Вернандер. Этот человек был не опасен для Сухомлинова, но в сочетании с ним опасен для России.

Генерала А. А. Поливанова ценили как неутомимого, честного работника, с обширными знаниями, искренно расположенного к народному представительству и преданного делу возрождения армии. Его авторитет стоял высоко и заслонял бездельника — военного министра. Поэтому увольнение Поливанова было вызовом Государственной Думе со стороны Сухомлинова.

На этот вызов Дума ответила большой речью А. И. Гучкова, выступившего на пятой сессии 7 мая 1912 года в качестве докладчика при обсуждении сметы Главного артиллерийского управления, с целым обвинительным актом против военного министра.

Мы должны были признать, что численностью артиллерии немцы вдвое сильнее нас. У нас почти отсутствовали тяжелые полевые и осадные орудия. Выяснилась полная архаичность и обветшалость крепостной артиллерии. В течение пяти-шести лет из-за рутинности, бюрократизма и дезорганизации военное ведомство не сумело снабдить армию гранатами и в достаточном количестве пулеметами.

Докладчик предложил Думе следующую формулу перехода к очередным делам:

«Признать, что состояние материальной части артиллерии и деятельность Главного артиллерийского управления, особенно в деле снабжения нашей армии предметами, заготовление коих возложено на это управление, представляют серьезную опасность для государственной обороны».

В заключение он сказал:

«Комиссия признает, что реорганизация этого дела, борьба с этим закоренелым бытовым злом, видимо, не по силам тем лицам, которые стоят во главе этого ведомства. Мы обращаемся через головы представителей этого ведомства к тем, на ком лежит действительно тяжкая ответственность за оборону нашего отечества, безопасность нашу…

Поверьте, чаша переполнена! Другого способа, кроме крика негодования и голоса протеста, уже не остается…»

Разъяснения пожелал дать новый помощник военного министра генерал А. П. Вернандер. Вот несколько его слов, характеризующих эти «разъяснения»:

«Высочайшей волей я назначен на пост помощника военного министра. Я не настолько знаком со сметами Военного министерства, чтобы дать те ответы, которые, быть может, Государственная Дума потребует. Я надеюсь, что Государственная Дума найдет совершенно естественным, если вместо того чтобы я отвечал лично, как это и следовало бы, будут отвечать за меня люди, участвовавшие в составлении сметы. Будет отвечать начальник канцелярии Военного министерства, а в случае специальных вопросов, в которых и он, может быть, не совсем ориентирован, — начальники отделов Военного министерства».

Тут раздался голос: «А где военный министр?»

Ответа не последовало.

В своем докладе начальник канцелярии Военного министерства генерал-майор Николай Александрович Данилов обошел все острые вопросы деятельности его ведомства, подвергшиеся разоблачению и критике. Может быть, именно потому, что он «не совсем был ориентирован»? Начальники же отделов вообще не появились.

Речь А. И. Гучкова объединила в негодующем протесте все фракции думы, признавшей дальнейшую бездеятельность военного министра опасной для страны. Особенно ярко это выразил октябрист Герман Германович Лерхе:

— Господа, этот доклад является колоссальным, тяжким обвинением военного министра в страшном бездействии власти, и что же мы услышали в ответ на этот доклад? Мы услышали ответ начальника канцелярии по всему, но кроме того, что нас интересовало. Нам товарищ военного министра сказал, что он не успел ознакомиться со сметами. Что же, господа, военный министр — он тоже не успел ознакомиться? Он успел только путешествовать по всей России. (Рукоплескания в центре, справа и слева, голоса: «Верно!»)

Господа, пускай военный министр нас презирает, мне до этого никакого дела нет, но ведь этот доклад читался армией, читался Россией, и ведь военный министр не может нам, всей России, ответить на то, почему действительно в будущую войну русскому солдату и русским офицерам придется платить своей кровью за бездействие министра. (Продолжительные рукоплескания.)

Так ответила Государственная дума Сухомлинову. А что же он? Он потребовал ее обуздания. С этого понедельника, 7 мая 1912 года, дума, Гучков и Поливанов делаются для него заклятыми врагами. Он предчувствовал, что гибель его здесь.

Какова же была дальнейшая судьба полковника Мясоедова после того, как он ранил на дуэли Гучкова? В конце концов военному министру все же пришлось расстаться со своим любимцем. Министр внутренних дел А. А. Макаров прислал ему официальное письмо, уведомлявшее, что, поступив к нему на службу, Мясоедов не порвал сношений с изобличенным секретным сотрудником Германского Генерального штаба Денцером. Но, и уволив Мясоедова, Сухомлинов сохранил свое к нему благоволение, продолжая, где мог, покровительствовать ему.

Даже когда началась война, он заявил официально, что с его стороны нет никаких препятствий к допуску Мясоедова в ряды действующей армии, куда он и отбыл и где нашел свой бесславный конец. Верховный главнокомандующий, Великий князь Николай Николаевич, приказал арестовать Мясоедова и предать суду. Военно-полевой суд при Варшавской крепости, признав его виновным в шпионаже и мародерстве во время войны, приговорил 18 марта 1915 года бывшего полковника Сергея Николаевича Мясоедова к повешению. Приговор был приведен в исполнение.

Позже говорили, что суд был как будто не совсем независимым, но я не имею для суждения об этом личных данных.

Когда же Сухомлинов узнал об аресте Мясоедова по обвинению его в шпионаже, то записал в своем дневнике: «Бог наказал этого негодяя за шантаж и всякие гадости, которые он пытался мне устроить за то, что я его не поддержал».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});