Все волки Канорры - Виктория Угрюмова

— А много ли в мире специалистов по Спящим?

— Исчезающе мало, милорд.

— То есть никто ничего толком не знает.

— Именно так.

— Ты меня убедил, бывает хуже. Третий вариант?

— Куда более печальный, милорд.

— Знаешь, Думгар, мне уже ничего не страшно.

— Это от неведения, милорд. Неведение — самый щедрый дар древних богов.

— Спасибо, утешил.

— Я здесь не для утешения, милорд.

— Кажется, я начинаю это понимать.

— Итак, вариант третий и последний — Спящий обретает свободу и независимость. Становится полноценной личностью, в каком-то своем, очень особенном смысле.

— Чем это ужаснее, чем предыдущие варианты?

— Во-первых, в мире появляется новый действующий маг с огромными возможностями и без каких бы то ни было представлений о добре и зле. В том смысле, что он не видит между ними принципиальной разницы, его волнует только достижение цели, и способ он выбирает всегда самый простой, удобный и эффективный — неважно кого убить, что уничтожить, какую катастрофу вызвать. Количество жертв и разрушений значения не имеют. Во-вторых, носитель Спящего тоже преображается. Каким-то образом его отделение тоже разрушает основную личность, и это даже хуже, чем смерть. Намного хуже.

— А что, много было подобных случаев?

— Не слишком, милорд. Спящие вообще рождаются один раз в несколько тысяч лет. Многие ваши предки мечтали о таком грозном и опасном даре, но достался он только вам.

— А мне этот дар даром не нужен — судьба любит несмешные каламбуры, ты не находишь? Скажи, а то, что происходит сейчас, разве не еще один вариант? Если просто сдерживать Спящего: не убивать, не выпускать, не принимать? Пускай живет себе в голубой башне и мечтает о власти над миром.

— И долго вы сможете удерживать его?

Зелг вспомнил измученные лица Эгона и Тристана, лавину, катящуюся по горному склону, полуразрушенный замок и пожал плечами. Спящий дал ему короткую передышку, но очевидно, что терпения его хватит ненадолго. А вот силы его растут с каждым днем. В общем, и говорить не о чем.

— Надо сказать, вы и так совершаете невозможное, милорд. Вы настолько надежно заточили своего Спящего, что о его существовании никто даже не подозревал, а это небывалое событие. Да и теперь вы творите истинные чудеса.

Зелг поразмыслил.

— В таком случае, удивительно, что я до сих пор жив, — невесело усмехнулся он. — Созданиям, вроде Генсена или Князя Тьмы, претендующим на власть над миром, выгодно было бы убить меня в профилактических целях, не дожидаясь, какой путь я изберу.

— Во-первых, чтобы делать такие далеко идущие выводы, нужно располагать всеми фактами, — веско заметил Думгар. — Во-вторых, не судите их строго, они стараются, просто вы становитесь другим так быстро, что за этим невозможно уследить. Условия задачи все время меняются.

— Ладно, — рассмеялся некромант. — Я не в претензии. В конечном итоге, все меняется.

— Она не могла противостоять своему предназначению, — тихо сказал голем. — Думаю, она сопротивлялась так отчаянно, как только могла. Возможно, даже больше, чем позволяли ее силы — потому, кстати, и не отразила нападение гухурунды. Это ли не доказательство любви?

Зелг промолчал. Он не судил Кассарию, не сердился, он просто тосковал без нее, волновался за нее, а еще думал вот о чем — когда его верный дворецкий, за которым он привык чувствовать себя как за каменной стеной, тоже изменится, подчиняясь воле того, кто создал его в незапамятные времена. Подумал, и тут же устыдился этой страшной мысли.

— А откуда известно про последствия разделения Спящего и Хозяина? — спросил герцог после недолгой паузы, просто чтобы переменить тему.

Строго говоря, как раз это ему и не удалось.

— Это древняя история, — вздохнул Думгар. — Но вы уже сталкивались с ее последствиями. Величайший в истории нынешнего мира Хозяин, утративший своего Спящего — это нерожденный король Бэхитехвальда, Галеас Генсен. Именно разделение на две отдельные личности и сделало его тем, кем он является теперь — полу-призраком, полу-богом, не-мертвым, не-живым, никогда не рождавшимся и не способным умереть созданием, которое, как вы сами видели, поглощает все, что встает у него на пути, чтобы поддерживать свое вечное бытие. Он обрел величайшее могущество, но сложно даже вообразить, что он потерял.

Голем некоторое время пристально рассматривал своего герцога.

— Милорд, — сказал он, наконец. — Не так давно мы уже говорили с вами о том чудовище, которое обитает в вас. Вы не спрашиваете у меня совета, да я и не имею права давать его, но все же никогда, ни при каких обстоятельствах вам не следует забывать, что это ваше личное, родное чудовище. Часть вас самих. Вы сами. С чудовищами не обязательно поступать так, как принято или должно, или как советуют сомнительные специалисты. Вся история Кассарии есть тому подтверждение. Чудовища такие же разные, как и те, кто их в себе носит. Вспомните об этом, когда будете принимать окончательное решение.

Зелг сцепил пальцы. Вздохнул.

— Ладно, — сказал он после долгой паузы. — Вернемся к остальным. Полагаю, тебе нужно успеть подготовить все к военному совету.

— Милорд Такангор не распоряжался насчет военного совета, — возразил дворецкий.

— Уже неважно. Благодаря тебе я многое понял про эту жизнь, в том числе, и то, что традиции сохраняют нашу цельность. Не станем их нарушать без крайней на то нужды. Я пережил в Кассарии две войны и два военных совета. Пускай и третий раз пройдет без изменений.

— Отличная мысль, милорд, — одобрительно кивнул голем. — Я немедленно распоряжусь накрыть обильный и достойный этого события стол. К тому же, это порадует и ободрит Гвалтезия. Что-нибудь еще?

— Думгар!

— Да, милорд.

— Только один последний вопрос. Он создал тебя после разделения?

— До разделения, милорд.

— А где же тогда его Спящий?

Думгар посмотрел на герцога странным взглядом, в котором, не будь это непроницаемый кассарийский дворецкий, можно было бы угадать затаенную печаль.

— Хороший вопрос, милорд. Очень хороший вопрос. Сам Генсен ищет ответ на него все это время.

* * *

Не стесняйся, я знаю, что ты есть!

Кто-то же мне прибил галоши к полу

Михаил Жванецкий

Лорд Саразин выпрямился перед огромным зеркалом и вгляделся в собственное лицо так пристально, как вглядывался бы в лицо незнакомца, про которого ему сказали, что от него зависит ни много ни мало его жизнь. Тот, в зеркале, несомненно, очень устал. Может, даже переутомился. Лорд Саразин настоятельно рекомендовал бы ему неделю-другую беззаботного отдыха и хорошего лекаря в придачу. Глаза у того, кого он так пристально разглядывал, глубоко запали, вокруг них залегли мрачные тени, а из этих синеватых провалов пугающе сверкало невыносимо ярким, каким-то черным огнем. Щеки ввалились, нос заострился, подбородок как-то выпятился вперед, скулы выделились, зубы — он покачал пальцем нижний левый клык и вздохнул — расшатались… Почему-то у них всегда расшатываются зубы и клоками вылезают волосы. Хорошо еще, этот сам лысоват и, к тому же, очень коротко стрижется, так что по нему не чересчур заметно, что с ним происходит. Хотя грех жаловаться, это тело отлично подготовлено к самым тяжелым испытаниям и сопротивляется разрушению значительно дольше и удачнее других. Со своей стороны, он делал все от него зависящее, чтобы этому телу помочь: не перегружал его без нужды, не посещал чаще необходимого, а порой даже преступно реже. По этой причине он контролировал далеко не все детали, но понимал, что должен выбирать — или тотальный контроль и постоянное присутствие, но скорая и ужасная смерть оболочки; или регулярные, но нечастые «вторжения», которые несколько ограничивают степень его влияния на происходящее, однако сохраняют оболочку в более-менее пристойном виде до нужного момента. К сожалению, это тело было сложнее заменить каким-нибудь другим, и потому он берег и щадил его, поступаясь зачастую собственными интересами. Вот и теперь стоило бы поучаствовать во встрече с королем Ройгеноном, однако он сегодня и без того достаточно долго истязал эту оболочку своими насущными делами. Но тут уж нельзя было откладывать дальше, склеп следовало посетить еще несколько дней назад, а он все оттягивал и оттягивал поездку, желая, чтобы тело поднабралось сил. Он, конечно, подпитывает его из своего источника, но эта энергия разрушительна для жалкого смертного: давая одной рукой неодолимую силу, другой он отнимает жизнь, и потому сейчас вынужден уйти…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});