Сибирский эндшпиль - Джеймс Хоган

Об этом частично позаботились подумавшие о технике безопасности советские инженеры. Скэнлон припомнил свои тренировки, когда его назначили на "Потемкин". Иногда работникам обслуживания необходимо было выходить наружу и работать в переходном отсеке, где стыковались гондолы. Так как в отсеке был жесткий вакуум, то это значило влезать в скафандры и пользоваться шлюзом. На тот случай, если кто-то окажется там запертым, шлюзы можно было открывать снаружи. Более того, Скэнлон знал, где они находятся, и как их открывать. Единственная проблема была в том, что открывшаяся дверь шлюза включит сигнализацию на пульте управления.

Скэнлон выбрал шлюз, расположенный в самом дальнем конце отсека вряд ли в его окрестностях сейчас было много людей. Цепочка оранжевых лампочек привела беглецов к шлюзу, над которым горел зеленый свет. Ниже, на стене рядом с дверью, был небольшой пульт с рядом кнопок. Скэнлон нажал на одну из них и дверь отъехала в сторону, затопив их светом, особенно сильно ударившим в глаза после нескольких часов работы в темноте. Они, толкаясь, забрались внутрь, прикрывая лицо руками, и Скэнлон склонился над внутренним пультом управления, чтобы закрыть дверь и впустить воздух.

Звук!

Мак-Кейну хотелось кричать от радости и облегчения, когда вокруг снова возник привычный мир шума. Легкий шумок и жужжание звучали в его ушах почти, как рев шторма, шипение воздуха в трубе, шорох и движение друзей вокруг... и смех! Рашаззи предупреждал их, что слишком резкое восстановление давления может привести к болям в ушах и над глазами, но никто не обращал на это внимания. Скэнлон сорвал с себя маску, вдохнул полную грудь воздуха и протяжно застонал. Рашаззи и Ко помогли снять маски друг другу, потом сняли маску с Мак-Кейна. Свежий прохладный воздух, сквознячок после нескольких часов в маске, замкнутость кислорода в которой лишь подчеркивала полную изоляцию тишиной. Мак-Кейн глотал воздух, пил его, как воду.

- Ну как? - выдохнул улыбающийся Рашаззи.

- Это лучше, чем дублинский Гиннесс, - вздохнул Скэнлон, остановившись лишь на мгновение.

- Определенно... одна из запоминающихся минут жизни, - отозвался смакующий Ко.

В этот момент Мак-Кейну было все равно, прибегут сейчас русские, или нет.

Но Скэнлону было не все равно. Он уже влез в блок управления шлюза и выдергивал оттуда какой-то проводок, так, чтобы казалось, что индикатор открытого шлюза на пульте загорелся из-за поломки. Затем он открыл внешнюю дверь. Перед ними была большая широкая комната с рядом стальных шкафов и несколькими стульями, а дальше шел коридор, множество дверей и в самом конце, рядом с лифтом, железная лестница вниз.

Скэнлон повел их по коридору, к лестнице. Они спустились на уровень вниз, попали на пересечение двух коридоров с колодцем, открывавшем с одной стороны лабиринт труб, а затем через одну из дверей прошли в тесное машинное отделение, похожее на те, что они встречали под Замком. Здесь было жарко и воняло машинным маслом, а шум напоминал Мак-Кейну об Ниагарском водопаде. Но здесь никого не было, а это обещало немного отдыха...

Мак-Кейн с трудом, чувствуя боль, оперся спиной о стену. Рашаззи уже упал на свободный кусок пола и лежал с закрытыми глазами, хватая широко открытым ртом воздух и устало, но триумфально улыбаясь. Ко рухнул рядом с еле слышным облегченным стоном. Скэнлон тихо закрыл дверь, включил свет и усмехнулся, глядя на Мак-Кейна.

- Так все ж решился ты еще немного остаться с нами, здесь, в земле живущих? - ехидно спросил он. Мак-Кейн кивнул, ничего не говоря.

- Ну что ж, это очень приятно слышать. Как сказала стриптизерка жене священника...

Мак-Кейн сполз вниз по стене и отключился, прежде чем услышал все остальное.

55

Американцы называют некоторые идеи достаточно сумасшедшими, чтобы сработать. Первая реакция генерал-лейтенанта Владимира Федорова на предложение создать в Сибири двухкилометровую копию космической колонии и использовать ее, как декорацию, была именно такой. Он решил, что все руководство его страны коллективно свихнулось, и начал было подумывать о том, чтобы сбежать на Запад. А сейчас, глядя вместе со своим адъютантом полковником Меникиным и несколькими помощниками на построение заключенных блока В, он не мог не согласиться - идея действительно была достаточно сумасшедшей и сработала.

Пока охрана выгоняла заключенных из камер на построение, в воздухе стоял возбужденный шепот. Все работы были отменены, заключенные возвращались с площадки для прогулок, с улицы Горького, из Центра. Носились слухи о том, что будет массовая амнистия, что в Москве пало правительство, и что на Земле началась война. Отделение охранников, очищавшее камеру В-3, было особенно занято. У дверей камеры стояли комендант блока майор Бочавин с несколькими офицерами, староста блока Супеев и староста камеры Лученко.

Замок отслужил свое. Теперь самое важное происходило уже за его стенами, и что бы там не случилось, внутри нужно было наводить порядок. Пришло время навести строгую дисциплину, усилить охрану и отбирать тех заключенных, которые казались наиболее многообещающими и показывали готовность быть полезными для новой эры режима. Какое, интересно, место ожидает в этой новой эре меня, задумался Федоров.

На поясе одного из помощников запищал коммуникатор. Тот поднял его к уху, послушал и протянул полковнику Меникину.

- Это от полковника Гаджовского, товарищ полковник.

- Хорошо, - Меникин принял коммуникатор. Гаджовский командовал отделением, отправленным, чтобы очистить якобы секретную мастерскую, которую заключенные устроили на машинной палубе. Он перебросился с ним несколькими словами, а потом взглянул на Федорова.

- Внизу обнаружены трое заключенных, все из камеры Мак-Кейна. Зигандиец Мунгабо, поляк Боровский и бурят. Их ведут вверх.

Федоров кивнул в ответ.

- Отлично. Известите майора Бочавина.

Он проводил Меникина глазами. Тот что-то сказал группе, стоявшей у дверей В-3. Затем выражение на лице Федорова изменилось, брови поползли вверх. Бочавин, Супеев и Лученко возбужденно замахали руками. Мгновением позже староста одной из верхних камер сбежал вниз по лестнице, присоединился к ним и сказал что-то Супееву. Федоров прошелся генеральским взглядом по площадке блока, а когда снова посмотрел на спорящих, к нему уже шли Меникин и Бочавин с Супеевым. Судя по выражению их лиц, что-то было не так.

- В камере В-3 все еще не хватает троих заключенных, - сказал Меникин, покосившись на Супеева.

- Двое ученых, Рашаззи и Хабер. И азиат, Накадзима-Лин, - доложил Супеев. - И еще отсутствует англичанин Сэрджент, из верхней камеры, В-12.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});