Ярость мщения - Дэвид Герролд

Я надеялся, что понравлюсь червям и они разрешат мне остаться. Я мог бы рассказывать им леденцовые истории.

Черви были в большой камере левого желудочка. Я знал это, потому что туда вели все сосуды. Сейчас, по крайней мере. Позже они направятся к настоящей главной камере, расположенной гораздо глубже.

Внутри леденца было четыре червя. Они были прекрасны. Все в полосах. Рисунки ясные и чистые. Меня это радовало. Я любил определенность. Их бока переливались пронзительным оранжевым, нежным розовым и местами даже скорбным лиловым.

Я знал имена червей, хотя и не мог их выговорить, так что просто поздоровался как можно приветливее и стал вежливо ждать, когда меня заметят. Они общались. «Аристотель» был достаточно большим, хотя и не самым крупным. У червей всегда есть большой, который передает знания остальным, и быть большим означало быть не самым крупным, а самым опытным. У «Аристотеля» лилового на боках было больше всего.

«Вельзевул» только недавно стал самцом и пока еще надувался от гордости и красовался: его оранжевые полосы так и светились. Все остальные считали его прекрасным. «Аристотель» очень хотел спариться с ним. И «Горгулья» тоже; она переливалась розовым и оранжевым.

«Дельта» была еще слишком юной, чтобы иметь личность; она лишь несла яйца. Она хотела перекатиться на спину и щекотаться до тех пор, пока не станет жирной от яиц. Это было видно по ее полосам – самолюбивым и малиново-розовым.

Они танцевали.

Это был танец «пика неугомонности перед самым отдыхом». Они обвивались друг вокруг друга и расплетались, скользили, терлись и щекотались, отчего их мех искрился. Мне хотелось присоединиться к ним. Я хотел отрастить свой собственный розовый мех. Но с этим можно и подождать. Я знал, что в свое время он у меня вырастет, и тогда я смогу слиться с червями.

Они должны многому научить меня.

А я – их.

Они должны знать, чего им следует опасаться. Мир вне леденца по-прежнему оставался слишком жестоким, слишком диким и еще не разбуженным.

Они «отдыхали». Они «были связаны друг с другом». Они «пели».

«Песня» «включала» меня. Я чувствовал себя внутри «музыки». Я мог погружаться в нее, как в колодец, все глубже и глубже, и по мере того как я делал это, я переставал быть собой и начинал быть"мною".

Я «обнимался».

Я «щекотался». Весь.

«Сливался».

– Пошли, Джимбо. – А?

– Я сказал – пошли. Пора идти.

Я сел, протирая глаза со сна. Мы по-прежнему находились в гнезде.

Он положил руку мне на плечо. Это напомнило историю в душе. Я поднялся на ноги. Было холодно.

– Где черви?

– Они ушли. А теперь и нам пора. Пошли. Мы узнали все, что нужно. Пошли отсюда.

– Что мы узнали?

– У тебя нет для этого слов. Пойдем. В его голосе звучало нетерпение.

– Я замерз.

– Знаю. Сюда. Через минуту станет теплее.

Он схватил меня и подтолкнул к туннелю. Я покачнулся и упал, он выругался и помог мне подняться.

– Прости.

– Иди сам. Я не могу делать это за тебя. Ты должен помочь мне. – Он поднырнул под мою руку и обхватил меня за спину. – Обопрись, Почти волоком он потащил меня вверх по туннелю. Мы оба были голые. Почему? В наготе что-то было…

Теперь гнездо казалось гораздо темнее, словно кто-то выключил свет. Вены больше не пульсировали. Оно умирает? Или его просто выключили?

На улице небо было черным, а земля яркой. Звезды были розовыми. Солнце – холодным. Облака – сплошными. Они клубились и наползали друг на друга – тяжелая крышка мира.

– Где мы?

– Ты просто иди, Джимбо. Это очень важно. Просто продолжай идти.

Все растения стали плоскими и примятыми. Умирая, они светились, словно горели изнутри. Вверх плыли тени. Поднималась пыль и уносилась прочь. Наши глаза тоже светились. Но добрых духов я больше не видел.

– Спокойней, парень. Закрой глаза, если это помогает.

– Я хочу вернуться обратно, спать.

– Через минуту ты ляжешь. Но сперва дело.

– Кто ты?

– Джим, мальчик, ты меня знаешь. Я – это ты. Ты – это я. Мы – это мы. А сейчас просто иди, не останавливайся, и я научу тебя сгорать от любви.

– Угу. Ты не можешь. Ты говорил, что этому нельзя научить.

– Я лгал.

Я споткнулся и упал. Земля была очень твердая. Я решил немного отдохнуть. Встать можно и потом.

– Джим, пошли, вставай!

– Потом. Мне надо немного поспать.

– Нет, Джим. Сейчас!

– Маки! – кудахтал кто-то надо мной. – Маки. Я раздраженно открыл глаза.

– Что? Неужели мы так близко от Изумрудного города? У меня же нет серебряных башмачков. Оставь меня одного. Это совсем другая история. Почему старая сука пристает ко мне?

– Потому что ты урод, и твоя мать смешно тебя раздевает. Ладно, Джим, пошли дальше. Держись за мою руку.

Шагни на свет, шагни из темноты – ты же знаешь, как это делается. Одну ногу ставишь перед другой.

– Я больше не хочу быть сумасшедшим, – сказал я. – Лучше уж я буду мертвым. Лучше я буду Тедом. Пусть меня лучше ведут…

– Хорошо, я поведу тебя. – Он потянул меня за руку. – Пошли, я буду Питером Пэном, а ты – одним из потерявшихся мальчиков…

– Мы можем летать?

– Да, мы можем летать.

– Правда? Мы действительно можем летать? – Да.

– Тогда незачем идти пешком. Давай полетим…

– Тебе придется сконцентрироваться.

– Я это сделаю. Я хочу лететь.

– Подними руки. Держись покрепче за меня. Давай вверх, выше, выше…

– Ты Супермен?11

– Я – тот, в ком ты нуждаешься. Тот, кого ты хочешь видеть во мне.

– Мы летим?

– Посмотри вниз.

Я посмотрел. Мы легко поднимались вверх – над полем, над гнездом, над моим фургоном… Я захихикал.

– Хорошо, Джим, мальчик. Это действительно хорошо. Продолжай подниматься. Еще немного.

– Какая это трудная работа – летать.

– Я предупреждал, что придется сконцентрироваться. Давай, помаши руками. И ногами тоже подвигай. Вот так, словно идешь.

Мы поплыли. Свечение земли было отражением нашего собственного сияния. Фургон, казалось, таял. Мы погружались навстречу ему.

– Я больше не могу, – прошептал я.

– Все в порядке, мы уже почти на месте. Теперь выпусти шасси для мягкой посадки, и ты будешь просто молодцом.

– И надо убрать столики и поднять спинки сидений, – добавил я.

Мы ударились о землю у самой дверцы фургона. Я отодвинул ее в сторону и упал верхней частью туловища внутрь. Он затащил мои ноги. Мы задвинули дверь, поднялись, шагнули, покачнулись и упали на койку, обвили друг друга руками и прижались друг к другу так (сильно, как только могли, в то время как ночь снаружи ревела сладострастными пурпурными звуками.

От него так приятно пахло.

А потом показали скотоложца БоббиВ передаче «Отгадай его хобби».Все сразу решили,Что живет он с шиншиллой.Только не поняли, почему он мышей не ловит.

54 ПОТЕРЯННЫЙ РАЙ

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});