Бита за Рим (Венец из трав) - Колин Маккалоу

Если они захватят один из них или же все, то получат на Тусканском море преимущества гораздо большие, чем от захвата любого порта на Адриатике к северу от Брундизия. И таким образом они отрежут нас от крайнего юга.

Сулла не был великим оратором, познания в риторике он получил минимальные, и его карьера в палате продвигалась от одной войны до другой. Но это не было выступлением напоказ. Все, что от него требовалось, — это говорить откровенно.

— Северный, или центральный, театр военных действий более сложен. Нам следует полагать, что все земли между Северным Пиценом и Апулией, включая горную часть Апеннин, находятся в руках противника. Здесь сами Апеннины являются для нас главнейшим препятствием. Если мы будем держаться за Этрурию и Умбрию, то с самого начала нашей кампании следует произвести хорошее впечатление на италийское население этих регионов. Если мы этого не сделаем, Этрурия и Умбрия переметнутся к противнику, и мы потеряем наши дороги и Италийскую Галлию. Один из консулов будет командовать именно там.

— Но конечно же, нам нужен верховный командующий, — вмешался Скавр.

— Из этого ничего не выйдет, принцепс Сената. Наши собственные земли разделяют два театра военных действий, которые я описал, — твердо сказал Сулла. — Лаций длинен, он протянулся до Северной Кампании, поэтому в этой части Кампании мы с большей вероятностью можем ожидать лояльного к нам отношения. Сомневаюсь, что Южная Кампания будет к нам лояльна, если восставшие выиграют хотя бы одну битву. Это маловероятно в отношении самнитов и гирпинов. Стоит припомнить пример с Нолой. Восточнее Лация Апеннины непроходимы, к тому же там находятся Помптинские болота. Единый верховный командующий должен был бы отчаянно метаться между двумя далеко отстоящими друг от друга зонами конфликта и не смог бы соответствующим образом держать их под контролем. Да, мы будем сражаться на двух отдельных фронтах! Если не на трех. На юге, возможно, будет проходить одна кампания, поскольку Апеннины ниже всего там, где смыкаются Самний, Апулия и Кампания. Однако на северном, или центральном, театре военных действий горы настолько высоки, что здесь образуются две зоны: северная и центральная. Земли марсов, пелигнов и, возможно, марруцинов составят особый театр, отдельный от пиценов и вестинов. Я не представляю себе, как мы сможем сдерживать всех италиков, сражаясь только в центре. Вероятно, окажется необходимым направить армию в восставшую часть Пицена через Умбрию и Северный Пицен, проведя ее по адриатическому склону гор. В то же самое время мы должны продвинуться восточнее Рима в земли марсов и пелигнов.

Сулла сделал паузу. Он не мог уже ничего исправить и ненавидел себя за эту слабость. Что ощущает в эти минуты Гай Марий? Если ему не нравится то, что сказал Сулла, то сейчас самое время высказаться. И Гай Марий заговорил. Сулла напрягся.

— Пожалуйста, продолжай, Луций Корнелий, — сказал старый хозяин. — Я сам не смог бы сказать лучше.

Светлые глаза Суллы блеснули, легкая улыбка тронула уголки губ и пропала. Он пожал плечами:

— Я закончил. Но прошу учесть, что мои слова основаны на том факте, что в восстание вовлечены по крайней мере восемь италийских народов. Не думаю, что в мои обязанности входит определять, кто из консулов куда направится. Однако я хотел бы заметить, что у того, кто будет послан на северо-центральный театр действий, должно быть много клиентов в этой зоне. Если, к примеру, в Пицене будет маневрировать Гней Помпей Страбон, то там у него найдутся и база, и тысячи его клиентов. То же самое можно сказать и о Квинте Помпее Руфе, хотя и в меньшей степени, как мне известно. В Этрурии крупнейшим землевладельцем является Гай Марий, имея в этих краях тысячи клиентов, — так же, как и Цецилии Метеллы. В Умбрии главенствует Квинт Сервилий Цепион. Если эти люди свяжутся с северными и центральными регионами, это даст нам дополнительную поддержку.

Сулла склонил голову в сторону сидевшего в кресле Луция Юлия Цезаря и вернулся на свое место под одобрительный ропот. Во всяком случае, так ему представлялось. Его попросили высказать свое мнение раньше кого бы то ни было в палате. В подобной обстановке это был крупный шаг к видному положению. Невероятно! Возможно ли, что он наконец нашел свой путь?

— Мы все должны поблагодарить Луция Корнелия Суллу за его блестящее и продуманное освещение фактов, — сказал Луций Цезарь; его улыбка, адресованная Сулле, сулила и дальнейшие отличия. — Что касается меня, я согласен с ним. Но что скажет палата? Есть у кого-нибудь другие соображения?

Оказалось, что таковых нет.

Принцепс Сената Скавр хрипло прокашлялся.

— Ты должен отдать распоряжения, Луций Юлий, — сказал он. — Если это не вызовет неудовольствия отцов Сената, я хотел бы только добавить, что сам я предпочитаю оставаться в Риме.

— Я думаю, ты будешь просто необходим в Риме, когда оба его консула будут отсутствовать, — благосклонно отозвался Луций Цезарь. — Принцепс Сената окажет неоценимую помощь нашему городскому претору Луцию Корнелию, именуемому Цинной. — Он бросил взгляд на своего коллегу Лупа. — Публий Рутилий Луп, не пожелал бы ты взять на себя бремя командования на северном и центральном театре военных действий? — спросил Луций Юлий. — Как старший консул, я считаю необходимым командовать на Капуанском.

Луп, вспыхнув, поднялся.

— Я приму на себя это бремя с большим удовольствием, Луций Цезарь.

— Тогда, если у палаты не будет возражений, я возьму на себя командование в Кампании. В качестве главного легата я хочу видеть Луция Корнелия, именуемого Суллой. Командовать в самой Капуе и осуществлять надзор за всей проводимой там деятельностью будет Квинт Лутаций Катул Цезарь. Другими моими старшими легатами я назначаю Публия Лициния Красса, Тита Дидия и Сервия Сульпиция Гальбу, — объявил Луций Цезарь. — Коллега Публий Рутилий Луп, кого хочешь назначить ты?

— Гнея Помпея Страбона, Секста Юлия Цезаря, Квинта Сервилия Цепиона, а также Луция Порция Катона Лициниана, — громко сказал Луп.

Наступило тягостное молчание, которое никто из присутствующих не решался прервать. Тогда-то и подал голос Сулла.

— А как же Гай Марий? — прямо спросил он.

Луций Цезарь моргнул.

— Я должен признаться, что не выбрал Гая Мария по одной причине: если иметь в виду то, что ты говорил, Луций Сулла, то мне вполне естественным представлялось, что Гая Мария выберет мой коллега Публий Рутилий.

— Да! Я не хотел выбирать его! — сказал Луп. — Я также не хочу, чтобы он навязывался ко мне! Пусть останется в Риме вместе с немощными людьми его возраста. Он слишком стар и болен для войны.

В этот момент с места поднялся Секст Юлий Цезарь.

— Можно мне сказать, старший консул? — спросил он.

— Пожалуйста, говори, Секст Юлий.

— Я не стар, — хрипло произнес Секст Цезарь, — но болен, и об этом знают все в палате. У меня одышка. В молодые годы у меня был изрядный военный опыт, главным образом в Африке с Гаем Марием и в Галлии против германцев. Я также был при Аравсионе, где мое нездоровье спасло мне жизнь. Однако с приходом зимы я могу пригодиться в Апеннинской кампании. Я не молод, у меня слабая грудь, но я, разумеется, смогу нести службу. Я — римлянин из славной семьи. Никто из нас пока не упомянул кавалерию, а нам нужны конные войска. Я просил бы палату временно освободить меня от командования в горах, а вместо этого разрешить собрать флот и привести привычную к холодным горам кавалерию из Нумидии, Заальпийской Галлии и Фракии. Я мог бы также вербовать проживающих там римских граждан в нашу пехоту. С этим делом я бы справился. А после возвращения я буду счастлив принять любой командный пост, который вы решите мне доверить. — Он прокашлялся, задыхаясь. — Я прошу палату передать мое место легата Гаю Марию.

— Эй, свояки! — выкрикнул, вскакивая, Луп. — Я так не буду работать, Секст Юлий, так не годится! Слушая тебя в течение многих лет, я подумал, что ты будешь для меня самой подходящей поддержкой. Все приходят и уходят в свое время. Послушай, я тоже так умею! — И Луп шумно задышал.

— Тебе, может быть, надоело слушать мою одышку, Публий Луп. Но меня ты вовсе не слушал, — мягко сказал Секст Цезарь. — Я не делаю шума, когда вдыхаю. Я издаю шум, лишь когда выдыхаю.

— Для меня не имеет значения, когда ты производишь свои несчастные шумы, — закричал Луп. — Ты не должен уклоняться от службы со мной! И тем более я не должен брать на твое место Гая Мария!

— Одну минуту, погодите! — вмешался принцепс Сената Скавр, вставая. — Я хочу кое-что сказать по этому вопросу. — Он посмотрел на Лупа почти с таким же выражением лица, какое было у него, когда Варий обвинил его в измене. — Ты не из тех, кто мне по сердцу, Публий Луп! И меня глубоко огорчает, что ты носишь то же имя, что и мой дорогой друг Публий Рутилий, именуемый Руфом. Что ж, может быть, вы и родственники, но между вами нет никакого сходства. Рыжий Руф был украшением этой палаты, и мы грустим и сожалеем о нем. Волчина Луп — одна из зловреднейших язв нашей уважаемой палаты, к великому моему сожалению!