Время перемен. Лабиринт Безумия - Александра Лисина

— Развяжите мне руки, — тихо уронила Белка, неподвижно стоя под странно остекленевшими взглядами мужчин. Абсолютно прямая, гордая и неприступная. Жестоко связанная, но все еще никем не покоренная.

До Таррэна донесся судорожный вздох, тихий шорох шагов, оглушительно громкий звук рвущихся веревок и короткий, с выразительным придыханием стон, больше похожий на молитву:

— Госпожа…

— На колени, — так же ровно велела она, и эльф вздрогнул от ее мертвого голоса, боясь даже подумать, чем вызваны такие перемены. Потом услышал глухой звук от падения и звучно сглотнул. Господи, до чего же жутко все это! Они даже не задумались! Не усомнились! Просто бухнулись вниз и почтительно замерли, склонив головы и опустив странно мерцающие глаза! Таррэн тоже не посмел ослушаться, не решился повернуться и взглянуть хотя бы краешком. Он даже не шевельнулся, но не оттого, что боялся ее силы, а потому, что в голове до сих пор звучал строгий голос старой Греты: «НЕ СМОТРИ!!!», и он хорошо понимал, что всего мгновение назад чудом избежал страшной участи.

— Раздевайтесь. И молчите, пока я не велю.

Эльф мудро ждал, чувствуя, что еще не время. Только слышал, как шуршит торопливо скидываемая одежда, как мягко ступают ее стопы вокруг попавших под действие рун Подчинения мужчин. Всем нутром ощущал, что разумного в них осталось мало: теперь они стали ЕЕ. Рабами. Покорными слугами. Больше, чем слугами, потому что лакеи могут предать и продать, а эти двое несчастных никогда не сумеют противиться ее воле. У них больше нет своих мыслей, нет никаких желаний, стремлений, нет даже памяти. Для них потеряла значение прошлая жизнь, прежние привязанности, планы, цели. Не существовали старые друзья и любимые женщины. Ничего больше не было важным, кроме ее глаз, ее голоса и огнем горящих рун, которые всего за долю мгновения превратили молодых, полных сил и отчаянной дерзости наглецов в безвольных кукол, не способных самостоятельно мыслить. Они действительно умерли. Исчезли, как личности, потому что Белка действительно деле их убила, как и говорила когда-то. В этом был ее рок, ее сила, ее страшное проклятие. И оно коснется каждого, кто посмеет прильнуть к ее совершенному телу без согласия.

Темный эльф хорошо это почувствовал.

— Дай мне нож, — сухо велела Гончая, и Адвик покорно протянул зажатую в ладони рукоять. — Благодарю. Свободен.

Таррэн чуть вздрогнул от внезапного чавкающего звука, мгновенно покрылся холодным потом и отчетливо осознал, что кого-то из двоих глупцов не стало на этом свете. Кажется, эта маленькая женщина не умела прощать. Потом она что-то тихо шепнула на ухо второму, удовлетворенно выслушала такой же тихий, но сбивчивый шепот. Покивала, что-то переспросила, упруго поднялась и, отойдя в сторонку, холодно бросила:

— Умри.

Аркан вздрогнул и странно моргнул, когда его сердце послушно замерло. Какое-то мгновение он еще стоял на коленях, силясь вдохнуть ставший внезапно вязким воздух. В расширенных глазах проступил запоздалый страх. Но затем бывший Лис покачнулся и резко обмяк, потеряв не только сознание, но и саму возможность существовать. А секунду спустя мертвое тело с легким вздохом упало на траву, не замедлившись с исполнением жестокого приказа ни на один лишний миг.

Белка не стала смотреть. Она пару раз глубоко вздохнула, будто пыталась успокоиться, ожесточенно растерла лицо, подышала еще. Быстро натянула сброшенную погибшими дураками одежду, неловко подвернув чересчур длинные рукава и закатав широкие штанины. Придирчиво оглядела себя, поморщилась, скривилась. И только потом неслышным шагом приблизилась к распятому, задыхающемуся под тяжестью ран и зеленого ковра из розы эльфу.

Таррэн непроизвольно замер.

Ну вот, и пришла пора для выяснения отношений. Трудная пора признаний и выбора, от которого будет зависеть его жизнь. Именно сейчас — самое время для правды, потому что добыть ее у измученного и обездвиженного пленника для хладнокровной и безжалостной Гончей не составит труда. Интересно, что она решит? Что сделает? Что из сказанных ею слов было правдой? Что — всего лишь искусной ложью? Там, в Лабиринте, на Заставе недавно, пару минут назад? Изучая и присматриваясь к Белке целый месяц, он и сейчас затруднился бы с ответом. Кажется, Адвик был прав: она слишком изменчива и абсолютно непредсказуема. А еще — невероятно хорошая актриса.

— Живой, ушастый? — тихонько шмыгнула носом Гончая, и он неожиданно осознал, что некоторое время не дышал.

— Не очень.

— Значит, живой, — облегченно вздохнула она. — Можешь открывать глаза, я одета. Повезло тебе, что вспомнил про руны, не то здесь было бы три свежих трупа, а не два. Правда, еще не вечер, и все может сильно измениться… но я пока не решила, что с тобой делать.

— Это немного радует, — эльф осторожно приоткрыл одно веко, но быстро убедился, что опасность действительно миновала. Затем открыл уже оба — слегка заплывшие, распухшие от недавнего удара, но еще вполне работающие, и выжидательно уставился на присевшую на корточки девушку.

Итак?

— Вот ты и попался, — с невеселой улыбкой сообщила она, качая в ладони острый нож Адвика. Тот самый, из знаменитого гномьего акконита, который так легко разрезал прочную чешую самки черного питона. — Один. Беспомощный. Обездвиженный. Совершенно без сил. Израненный и полностью в моей власти… что-нибудь скажешь?

— Зачем? — невесело улыбнулся он, потому что хорошо понимал: суровая Гончая слишком долго ждала этого момента. Терпела, сдерживалась, старательно выполняла данную королю клятву. Но вот теперь все позади, теперь можно позволить прошлому вернуться. Теперь уже нет нужды скрывать свои чувства, и можно сделать то, чего ей так долго хотелось.

Белка странно хмыкнула.

— Ну, сделай мне приятное.

— А ты попроси, — вдруг прохрипел эльф, глядя на ее безупречное лицо снизу вверх.

— Хам. Лабиринт плохо на тебе сказался.

— Это я на нем плохо сказался.

— Возможно, — задумчиво протянула она, бегло изучая шевелящийся зеленый ковер на его истерзанном теле. — Слушай, может, тебя прибить от греха подальше и избавить от дальнейших мучений?

— Ты же раздумала меня убивать, — напомнил он, едва сдерживаясь, чтобы не заорать в голос.

— Вдруг я солгала?

— А ты солгала? — устало посмотрел эльф, стараясь дышать пореже, чтобы острые колючки меньше врезались в кожу.

Белка тяжело вздохнула.

— Если я тебя попрошу, ты завопишь, как резаный?

— Нет.

— А если ударю?

— Нет.

— Врешь, — не поверила она, осторожно каясь одной их шипастых веток у его изуродованного бедра. Затем скользнула выше, к груди и животу. Словно не заметила мучительную судорогу, пробежавшую по его израненной коже, и ненадолго задумалась.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});