Вихри Мраморной арки - Конни Уиллис

Бея подошла к телам, подняла ведро на телом Говарда… Неожиданно она поставила ведро на землю. Римлянин что-то крикнул ей, она взялась было за ведро, но выронила его и упала.

— Вот видишь, — заметил я. — Это все-таки вирус. Сверху раздался странный звук — словно прерывистый выдох. Солдаты Римлянина отошли от края выступа.

Команда грузчиков появилась еще до того, как мы вскрыли заднюю стену тента. Коробки перенесли на корабль, не задавая лишних вопросов. Мы с Лако ухватились за рефрижератор и осторожно, тихонечко, чтобы не повредить щиколотки принцессы, понесли его к грузовому отсеку корабля. Капитан, окинув взглядом рефрижератор, тут же крикнул команде, чтобы помогли его погрузить.

— Скорее! — сказал он нам. — Там, на кряже, какое-то орудие приволокли.

Через заднюю дверь мы торопливо передавали вещи грузчикам, а те бегали по песку к кораблю быстрее, чем бея Эвелины таскала воду в бутылке из-под колы. И все-таки мы не успели — раздался какой-то шум, что-то шлепнуло по крыше тента, и на нас полилась жидкость.

— Соляриновая пушка, — сказал Л ако. — Голубую вазу вынесли?

Я бросился в комнату с подвесной койкой.

— Где бея Эвелины?

Пластиковая сетка занавеса оплавлялась, сквозь нее прорывался огонь. Бея сидела, прислонившись к внутренней стене — там же, где и в первый вечер, — и смотрела на огонь. Я схватил ее под мышку и, пригнувшись, побежал к центру, но прорваться туда не смог — все ящики у стены полыхали. Из комнаты Эвелины нам тоже не выбраться, но я вспомнил, что сделал прорезь в стене.

Я прикрыл рот беи ладонью, чтобы она не надышалась испарениями горящего пластика, задержал дыхание и бросился мимо койки к стене.

Эвелина все еще была жива. Сквозь рев пламени хриплого дыхания не было слышно. Ее грудь плавно поднималась и опускалась, пока не начала таять. Эвелина прижала щеку к плавящейся койке, но, словно услышав мое приближение, повернулась: ячеистые наросты на лице расширились и полностью разгладились от жара — и на миг я увидел ее прежней. Я понял, почему Брэдстрит восхищался ее красотой, а Римлянин подарил ей бею. О повернутом ко мне лице я мечтал всю жизнь. Вот только было слишком поздно.

Эвелина истаяла, как свеча, а я все стоял и смотрел. На Лако и двух членов команды рухнула крыша. Голубая ваза разбилась в последнем бешеном броске к кораблю с остатками сокровища.

Но мы спасли принцессу. И я получил свою сенсацию.

Сенсация века. По крайней мере так сказали Брэдстриту при увольнении. Мой босс просит присылать по сорок колонок в день — что я и делаю.

При этом сочиняю отличные истории. Эвелина в них — прекрасная жертва, а Лако — герой. И я тоже герой. В конце концов, я помог спасти сокровище. В моих репортажах не упоминается о том, что Лако выкопал Говарда и устроил форт из мертвых тел; в них не говорится, что я подставил лисийскую экспедицию — их всех перебили. В этих историях только один злодей.

Я отсылаю по сорок колонок в день и пытаюсь собрать вазу из осколков, а в оставшееся время пишу историю, которую никогда не напечатают. Бея играет с освещением.

Наша каюта оборудована системой верхнего света, реагирующего на воздушные потоки — он делается ярче или тусклее в зависимости от перемещения тел. Бея никак не может с ним наиграться — даже осколки вазы оставила в покое и не пытается запихнуть их в рот.

Кстати, я выяснил, что это за ваза. Полоски на серебряной трубке, которая выглядят как бутон лилии, — на самом деле царапины. Я собираю бутылку колы десятитысячетилетней давности. Вот — пить, наверное, хотите. Возможно, у беев и была прекрасная цивилизация, но за годы до того, как на планете появились предки Римлянина, они отравили принцессу. Они ее убили — и она, должно быть, знала об этом, поэтому и отвернулась так обреченно. Из-за чего они ее убили? Из-за сокровища? Из-за планеты? Из-за сенсации? И неужели никто не пытался ее спасти?

Первое, что сказала мне Эвелина, было: «Помогите мне». А если бы я помог? Если бы я наплевал на репортаж, вызвал Брэдстрита, отправил его к лисийцам за врачом и эвакуировал оставшуюся команду? Если бы я, пока он в пути, отправил сообщение Римлянину: «Забирай себе принцессу, только выпусти нас с планеты», — и после этого подключил бы к трахее респиратор, который лишил бы Эвелину речи, но сохранил ей жизнь до осмотра корабельного врача?

Хочется верить, что если бы я был с ней знаком, то так бы и поступил — если бы не было, как она сама сказала, «слишком поздно». Впрочем, не знаю. Даже Римлянин, влюбленный в нее до такой степени, что подарил свою бею, поднес Эвелине бутылку с ядом. И Лако — он знал Эвелину, но погиб не из-за нее, а из-за голубой вазы.

— Проклятие существует, — говорю я.

Бея Эвелины медленно пересекает комнату: свет делается ярче, затем тускнеет.

— Всем. — Бея садится на кровать. Включается бра над изголовьем.

— Что? — Жалко, у меня больше нет транслятора.

— Проклятие всем. Тебе. Мне. Всем. — Она скрещивает грязные руки на груди и ложится на кровать. Свет выключается. Знакомая история. Через минуту бее надоест темнота и она встанет. Я вернусь к пронумеровыванию осколков вазы, чтобы ее могли собрать еще не убитые проклятием археологи. Но пока приходится сидеть в темноте.

Проклятие на всех. Даже на лисийцах. Из-за радиорелейной станции в моей палатке Римлянин подумал, что они помогают мне вывезти сокровище с Колхиды. Он заживо похоронил всю лисийскую экспедицию в пещере, где они вели раскопки. Брэдстрита ему убить не удалось: мой соперник застрял на полпути к Хребту — его хваленая «ласточка» сломалась. К тому времени как Брэдстрит ее починил, Комиссия прибыла, его уволили, а мой босс нанял заново — писать репортажи о заседаниях. Римлянина держали под арестом в куполе — вроде того, который он сжег. Остальные сухундулимы присутствуют на заседаниях Комиссии, но беи, если верить Брэдстриту, не обращают на них никакого внимания, а больше интересуются париками заседателей — уже четыре штуки украсть успели.

Бея Эвелины поднялась и снова шлепнулась на кровать. Свет замигал. История, которую я пишу, ее совершенно не интересует, — ни убийство, ни яд, ни проклятие, поразившее людей. Наверное, ее народ в свое время пресытился всем этим. А может, Борхардт ошибался, и сухундулимы не отбирали у беев планету. Может, гости приземлились, а беи сказали: «Вот. Берите. Скорее!»

Бея заснула, тихо посапывая. По крайней мере на нее проклятие не действует.

Я спас ее — и принцессу тоже, пусть и с тысячелетним опозданием. Так что, возможно, я не совсем пал жертвой проклятия. Но через несколько минут я включу свет, допишу свою историю и спрячу ее в надежное место. Вроде гробницы. Или рефрижератора.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});