Статьи - Сергей Переслегин

… с углем исчезла красота,

Когда иду я в океан,

Рассчитан каждый взмах винта…[5]

– великий Атлантический океан, конечно, не стал ручным, безопасным, но к Первой Мировой Войне он, несомненно, был привычен, а сетка заправочных станций и оборудованных баз сделала это водное пространство обжитым – по крайней мере для одной из сторон.

Тихий океан очень долго – до самого конца прошлого века – казался безмерно далеким от центров цивилизации. Для Европы его западное побережье было Дальним Востоком (оба слова – обязательно с большой буквы). До открытия Суэцкого канала любые маршруты из Европы на Дальний Восток обозначались пятизначным числом, да и после 1868 года ситуация изменилась не принципиально.

"Грейт Истерн" великого Брунеля, спущенный на воду в 1860 году, был попыткой переориентировать восточные перевозки с паруса на пар[6]. Но и в конце столетия тон на дальневосточных и тихоокеанских маршрутах задавали "выжиматели ветра".

"К северу от экватора существует полоса штилей, наводившая некогда страх на парусники. Там почти всегда стоит изнурительная духота. Плотный пар висит над морем – облачное кольцо, говорят моряки, – и заволакивает горизонт. В странном рассеянном свете мерцает гладкая поверхность моря. Редко в такие дни неустойчивый шальной ветерок всколыхнет это оцепенение, и опять все застынет"[7].

Для американских поселенцев восточное побережье Тихого океана было Дальним Западом. В период Реконструкции[8], когда Вифлеемские сталелитейные заводы САСШ уже начали соперничать с Бирмингемом и Эссеном, Калифорния оставалась сельскохозяйственным придатком Восточных Штатов, а Сан-Франциско представлял из себя поселок золотоискателей.

Австралия была континентом-тюрьмой, населенной по преимуществу деклассированными элементами, которым не нашлось места внутри Британской Империи. Говорить об австралийской промышленности тех времен не приходится.

Новая Зеландия даже во времена "детей капитана Гранта" была дикой землей, населенной людоедами.

Китай и Япония, страны с древней и великой историей, по причинам, не вполне очевидным и для современной науки, замкнулись в собственных границах, не проявляя ни малейшего энтузиазма к делу колонизации Великого океана.

Был еще русский Дальний Восток с сомнительной (однако же, как выяснилось, неуязвимой) крепостью Петропавловск-Камчатский и гордым городом Владивосток, неизменно со дня основания и до нынешних времен исполняющим обязанности главной русской военно-морской базы на Дальнем Востоке.

Случись Вам попасть во Владивосток в начале семидесятых, город, ярусами вздымающийся над бухтой Золотой Рог, предстал бы перед Вами одним из красивейших уголков земного шара. Тайга начиналась в десятке метров от многоэтажек, а в магазинах продавались кедровые орехи, медвежатина и мясо изюбра. В музее Арсеньева оккупировали витрины ордовикские трилобиты, в центральном зале напружинил мягкие лапы уссурийский тигр.

Из Владивостока вела железная дорога на Хабаровск. Там она разделялась на ветку до Комсомольска-на-Амуре и Совгавани (и – паромом – на Сахалин) и основную ветвь Транссиба- на Читу – Иркутск и далее через Западную Сибирь и Урал в Европейскую Россию.

Эти магистрали – единственные. Даже центральный для всего Приморского Края аэропорт Артем не связан с Владивостоком железной дорогой, как и военно-морские базы в заливе Петра Великого, которые, кажется, и сейчас еще нельзя называть и обозначать на географической карте.

А в девятнадцатом веке на русском Дальнем Востоке не было ни одной железной дороги. На американском Дальнем Западе – одна.

Оперативная напряженность на Тихом океане с неизбежностью должна была нарастать. На севере стреляли друг в друга русские и американские китобои. Япония, претворившая себя в государство европейского типа, заинтересовалась Кореей, Китаем, да и русским Дальним Востоком. В Индонезии и Малайе, в Индокитае, на Филиппинах, на бесчисленных островах бесчисленных архипелагов сталкивались интересы колониальных держав – Великобритании, Испании, Голландии, Франции, Германии. Таким образом, и на этом Театре началось конструирование пространства войны.

Это произошло сравнительно недавно – в самом конце XIX столетия.

"Подробность и достоверность информации, представленной на картах атласа, неодинакова из-за различной степени изученности района Тихого океана (…) многие изолинии, как недостаточно достоверные, изображены пунктиром. В некоторых районах из-за отсутствия наблюдений специальная нагрузка не показана; такие места на картах имеют светло-голубую окраску"[9].

Во второй половине прошлого века визитной карточкой научно-технического прогресса, мерилом экономических и промышленных возможностей государства стал военный корабль. Броненосцы, затем дредноуты и, наконец, авианосцы были безумно дороги. Но многократно дороже были оборудованные военно-морские базы – с противоторпедными сетями, с углубленными фарватерами, с защищенными якорными стоянками, с могущественной береговой артиллерией, с сухими доками, способными вмещать крупные корабли с ремонтной и строительной базой, с развитой инфраструктурой, поддерживающей существования десятков тысяч моряков, гражданских специалистов и членов их семей. Даже богатые индустриальные области с большим трудом могут позволить себе создать "с нуля" подобную базу.

Берега Тихого океана представлялись европейцу далекими, как поверхность Луны.

И всё – кроме воды да некоторых сельскохозяйственных культур,- нужно было ввозить в эти земли из Европы (либо – с Атлантического побережья США). Япония не была исключением: ее экономика, по крайней мере до рубежа столетия, не могла обеспечить функционирование флота европейского уровня и соответствующих ему военно-морских баз.

В результате великая и могущественная Англия вынуждена была довольствоваться одной хорошо оборудованной базой – Сингапур на Малаккском полуострове стал символом Империи и оплотом ее могущества в дальневосточных водах. Флот САСШ базировался на Сан-Диего, но начиная с эпохи Теодора Рузвельта американские адмиралы все с большим вожделением засматриваются на Гавайские и Алеутские острова; в межвоенный период некие подобия баз создаются на Уэйке и Мидуэе. Впрочем, по критериям Атлантики, даже Перл-Харбор в сороковые годы может называться оборудованной базой лишь очень условно.

Китай и Россия делили почти непригодный для базирования кораблей Порт-Артур. Владивосток и Петропавловск (в межвоенный период также попавшие в сферу пристального интереса американцев, что характерно) замерзали зимой, да и оборудованы эти базы были немногим лучше Артура.

Великий Флот страны Восходящего солнца базировался на Сасебо и Майцзуру. Попытка построить что-то вроде базы на "подмандатных территориях" провалилась полностью: даже сами японцы называли эти пункты "якорными стоянками".

Была также удобная Манильская бухта (без всяких следов ремонтных мощностей) и еще менее пригодные для серьезных боевых кораблей порты Индонезии. И на 179.79 тыс. кв. км более не было ничего!

Со стратегической точки зрения такая необорудованность театра военных действий должна была привести, с одной стороны, к ожесточеннейшим сражениям за немногочисленные базы, якорные стоянки и угольные/нефтяные станции, а с другой – к необычайно маневренному характеру боевых действий.

Конечно, нельзя утверждать, что оборонительная стратегия на просторах Тихого океана обязательно обрекалась на поражение. Но, во всяком случае, она приводила к значительным трудностям, едва ли в полной мере преодолимым.

Оперативные линии Тихого океана скрещиваются под тупым углом.

Первая идет от Берингова пролива через побережье Камчатки, восточную Японию, Филиппины на Джакарту. Она задает естественное направление экспансии для Империи Восходящего солнца.

Вторая, соединяя Сан-Диего, Гавайи, Марианские острова, Филиппины и британский Сингапур, определяет вектор движения Империи Соединенных Штатов.

Линии пересекаются в британском Брунее (Калимантан, Индонезийский архипелаг). К югу от этой точки располагается Австралия – материк, который целиком находится внутри тупого угла, образованного скрещиванием силовых линий. В неэвклидовой геометрии войны огромная "тяготеющая масса" "зеленого континента" искривляет оперативные вектора, отклоняя их соответственно к востоку и югу. Потому считается, что контроль над Австралией, даже косвенный, дает решающее военное преимущество. (Суть дела не столько в дополнительной "точке опоры", сколько в возможности разрушать геометрию операций противника.) В 1941 – 1943 годах эта "модель первостепенной стратегической важности Австралии", вообще говоря, далеко не бесспорная, оказала определяющее воздействие и на ход, и на исход боевых действий.

Вновь раскроем карту Театра и изучим ее, следуя ходу силовых линий.