Призраки бизонов. Американские писатели о Дальнем Западе - Вэчел Линдсей

Кучер умудрился остановить карету на ровной площадке как раз перед первым заворотом, откуда одна дорога — в поток. Фонарь, успокаиваясь, отбрасывал от кареты огромную тень, которая медленно двигалась взад-вперед по отвесной скале. Кучер извернулся на козлах посмотреть, что делается сзади, а охранник стоял рядом с ним, поглядывая на багаж, привязанный на крыше, на всадников, появившихся из темноты и снежных шквалов. Уверенности у него пока ни в чем не было, и он держал карабин на изготовку. Почти все ребята объехали меня и направились к карете. Кто не хотел больше терять времени, поколебались было, но тут же поехали потихоньку за остальными. Я чуть не заплакал, когда все покинули меня. От потрясения, наверное, боли я еще не чувствовал, а только страшную слабость, будто меня огрели большим булыжником, а не продырявили кусочком свинца. Я слышал, как Тетли спросил, кого ранило, но не мог собраться с силами и ответить. Хотелось немного очухаться, прежде чем вступать в разговор. Я держался за плечо, думая остановить кровь, но, судя по тому, что теплая щекочущая струйка продолжала сочиться вниз по ребрам, надежды мои не оправдывались.

Кто-то проехал мимо, но, придержав коня, вгляделся в меня и повернул назад. То был Джил.

— Ты, Арт? — спросил он, все еще вглядываясь.

— Похоже, что да, — сказал я, делая вид, что ничего не случилось.

Он подъехал и остановился рядом, лицом ко мне.

— В чем дело?

Я сказал ему.

— Куда?

— В плечо, кажется. В левое плечо. — Мне почему-то показалось важным, чтобы он знал, что плечо именно левое.

— Покажи-ка, — сказал он, — проклятье! Тут же ни черта не видно. Как ты?

— Да ничего.

— Сможешь добраться до кареты? Там хоть что-то можно будет рассмотреть.

На спуске он поддерживал меня в седле, но у меня уже в голове прояснилось. Плечо начало болеть так, что дурнота прошла. Я сказал, что доеду.

Вокруг кареты все галдели в один голос. Кучер, на котором лица не было и у которого до сих пор тряслись колени с перепугу и от стояния на тормозах, сидел на облучке и твердил: «Я думал, налет. Господи, да вон сколько вас тут. Думал, налет». Это оказался Алек Смол, маленький, щупленький, белобрысый, с висячими усами, хороший парень, но не орел, и как кучер не чета Уайндеру. Уайндер ругал его на чем свет стоит, приговаривал, что ему еще сильно повезло, и в промежутках между ругательствами осматривал у лошадей бабки. Лошади дрожали, — беспокойно косились туда, где начинался обрыв, и жались к скале. Гэйб вылез из седла, чтобы огладить их. Смол, казалось, и не слышал Уайндера, потому как был пьян и при виде такой толпы совсем одурел.

Я и охранника знал, Джимми Кэрнса, здоровенного, чернобородого, в большой фетровой шляпе с опущенными полями и в кожаной куртке. Он прежде был стрелком на государственной службе — охранял сначала армейские склады, а потом железнодорожные, пока дорогу строили. Не мне, так Уайндеру крупно повезло, что было темно и карету мотало. Кэрнс говорил:

— Надеюсь, я его не сильно покалечил?

— Кого покалечил? — спросила Мамаша.

— Да подстрелил я одного. Сам слышал, как он завопил. Знаете, нечего было всей ватагой вываливаться, да еще впотьмах. Счастье, что я никого не ухлопал. Зря вы так. — Он горестно покачал головой. Очевидно, он тоже выпил и с трудом ворочал языком, вид же принял озабоченный. — Я совсем было уснул, а тут Алек как заорет, — сказал он. — Я ж не мог разобрать, кто вы, гвалт такой поднялся. Я, часом, никого не прикончил?

Уайндер добивался, какого черта вообще дилижанс оказался среди ночи на перевале. На минуту мы с Джилом застряли в давке. Мне было все равно, проберемся мы или нет. Я наблюдал все откуда-то издалека, будто картину смотрел. Джил, однако, начинал сердиться, надрывал голос, стараясь, чтобы его услышали, и протискиваясь к свету.

Пассажиры вылезли из кареты. Две женщины и один мужчина. Им, судя по виду, хорошо досталось. Модные наряды помялись и сидели накось, дамы выбирались неуверенно, на нетвердых ногах, украдкой оправляя платья. Поглядывали они на всех свысока, хотя заметно перетрусили. Мужчина был молодой, высокий и худощавый, с рыжими бачками, щеголеватый. Так мог бы выглядеть молодой Тетли, интересуйся он больше такими вещами. Судя по его смеху, он воспринял происшествие как веселую шутку, хотя касторовую шляпу его порядком помяло. Глядя на него, заулыбались и остальные.

Когда дама пониже ростом обернулась, я увидел, что это не кто иной, как Роуз Мэпин. Нетрудно понять, почему молодой Тетли так кипятился из-за того, что бабье сословие выжило ее из городка и почему Джил только о ней и говорил всю зиму, как мальчишка о первой любви. Темные волосы, выбивавшиеся сейчас из-под кружевного капора, скуластое личико с большими черными глазами и полные спелые губы, которые уже начинали улыбаться, будто всем вместе, а, может, и кому-то в отдельности. Высокая грудь, полная, но крепкая, и точеная округлая фигурка, очень соблазнительная. Вырез на платье — дальше некуда. Узнав кое-кого из ковбоев, она тут же начала их чаровать — такая уж ее повадка. В данный момент я отнесся к этому равнодушно, но без труда представил, что при других обстоятельствах очень даже заинтересовался бы. Своим поведением, однако, она вовсе не давала оснований рассчитывать на легкую победу. Разве что какой-нибудь пьянчуга или ревнивая баба могли так истолковать. Или ревнивый мужчина.

Джил, увидев ее, перестал протискиваться вперед и застыл на лошади. Мужчина с рыжими бачками придерживал ее за локоток, давая понять, что она его собственность. Уайндер прекратил свою ругню, так что до нас донесся голос Роуз; именно такой, подумалось мне, был наверняка когда-то у Мамаши-Грир. Она представила мужчину Тетли, и Джералду, и Дэвису, а затем и остальным, как мистера Свэнсона из Сан-Франциско и своего супруга. Тетли умудрился даже одним махом отпустить Свэнсону комплимент и шуточку насчет того, что Роуз очень не терпелось бриджеровским бабам нос утереть. Вот ведь даже Тетли был не против задержаться, чтобы поглядеть на Роуз и поговорить с ней. Она посмеялась и, хотя вряд ли такая шутка могла прийтись ей по вкусу, вида не подала. Дэвис ей тоже был рад, поздравил ее и пожал руку Свэнсону, но вообще-то он больше к ребятам присматривался. И они все Роуз поздравляли, а кто вперед протиснуться не мог, кричали издали приветствия, и один лишь Смит позволил себе спохабничать, сказав Свэнсону, что, видно, они не далее как сегодня поженились, если тот до сих пор на ногах стоит. Остальные ограничились тем, что пеняли Роуз за то, что это дело у них за спиной обстряпали, а Свэнсону говорили, что он должен свою счастливую звезду благодарить за то, что все было решено и подписано до его приезда в Бриджерс Уэлз. Но некоторым вдруг становилось не по себе, когда посреди всех этих шуточек они вспоминали вдруг, на какое дело идут. И не знали, что ответить, когда Роуз пригласила их поехать обратно в заведение Кэнби выпить за них со Свэнсоном, и только посматривали на Тетли и на Дэвиса, и улыбались. Уж очень велик был соблазн — в такую-то ночь, да при том, что толком ничего не известно. Лишь молодой Тетли и не поздравил, и не улыбнулся даже, а только таращил на нее большие серьезные глаза и все сглатывал, будто хотел что-то сказать. Роуз старалась не замечать его, чтоб не расстраиваться. Ей любопытно было узнать, что мы делаем тут на перевале, среди ночи, но она не спрашивала, а говорить никому не хотелось.