Великий магистр - Октавиан Стампас

Как-то раз внимание Бизоля привлек внушительный рыцарь в темном бархатном плаще, проехавший сквозь лагерь к своему шатру. Держался он так строго и надменно, что стоявшие у него на пути поспешно отходили в сторону, а он, казалось, ни на кого не обращал внимания. Рядом с ним на низкорослой лошади ехал то ли оруженосец, то ли слуга, по виду напоминающий иудея, обращавшийся к рыцарю, тем не менее, запросто, без церемоний. Бизолю показалось, что он узнал этого рыцаря, но мелькнувшая мысль была слишком невероятной, и он махнул перед глазами рукой, как бы отгоняя ее.

— Вы не знаете, кто тот человек, проехавший сейчас мимо? — обратился он к меднобородому историографу Фуше Шартрскому, прибывшему вместе со свитой графа Танкреда.

— Моя обязанность — знать все, и все — запоминать, — улыбнулся летописец. — Это недавно прибывший ко двору Бодуэна бургундский барон Робер де Фабро, весьма загадочная личность.

— Как? — воскликнул Бизоль, вспомнив свое посещение с друзьями пустыря возле домика Тропези в Яффе, подземные этажи и колдующих над плененным рыцарем иудеев из Толедо. — Тот самый!

И он немедленно поспешил к шатру барона де Фабро, надеясь расспросить того о его злоключениях и как, черт побери, ему удалось вырваться из рук злодеев. Но дорогу ему преградили несколько солдат, чьи характерные носы не слишком пришлись по душе Сент-Омеру. Растолкав их в стороны, Бизоль откинул полог в шатер и вступил внутрь. Барон де Фабро (а это был действительно он!) сидел вполоборота к нему и разговаривал не с кем иным, как с профессором из Толедо, обещавшим прочистить мозги пленнику. Увидев Бизоля, профессор умолк и скользнул за ширму, а сам барон холодно посмотрел на вошедшего.

— Мы ведь, кажется, знакомы? — смущенно произнес Бизоль, натолкнувшись на ледяное молчание. — Помните, Труа? Турнир… Я видел вас и еще в двух местах позже… Но оба раза вы … были, как бы не вы.

— О чем вы изволите говорить? — глухо сказал барон, а голос его прозвучал словно из водосточной трубы. Бизолю было совершенно ясно, что Фабро не узнает его. Но это было невозможно: после турнира в Труа, когда воины сняли шлемы, они еще долго обсуждали все перипетии боя, а после, за праздничным ужином, выпили вместе не один кубок вина. Неужели над ним так хорошо поработали, что он совершенно потерял памятью. И что же тогда он представляет собой? Боевую машину, которой управляют издалека? Кто он теперь?

— Возможно, мы и встречались, — надменно сказал барон. — Но очевидно никогда не были близкими друзьями и это не дает вам повод столь бесцеремонно врываться в мой шатер, тем более, когда я занят.

— Прошу прощения, — потупясь произнес Бизоль, поняв, что дальнейший разговор бесполезен. Еще раз взглянув на ничего не выражающее лицо барона, на его пустые, словно безжизненные глаза, он повернулся и вышел из шатра.

— Странно! — пробормотал он вслух, возвращаясь к себе. — Мой ум отказывается понимать происшедшие с ним метаморфозы… Надо рассказать обо всем Гуго… — и с этими словами, успокоившись немного, он отправился на поиски своего друга, разыскав его в стане князя Василька.

— Не торопитесь с выводами, — заметил Гуго, выслушав Бизоля. — Возможно, барон просто сделал вид, что не узнает тебя, поскольку ему неприятно все, связанное с его прошлым. Кому приятно помнить о том, что ты побывал в лапах иудеев и был беспомощен, как кукла? Посмотрим, как поведет себя Робер де Фабро дальше.

— Изволь, — согласился друг. — Но знай, что все это мне чертовски не нравится. И почему рядом с ним крутится этот профессор из Толедо? И другие, которых мы видели тогда на пустыре с Виченцо и Сандрой. — И Бизоль, покачивая головой, ушел прочь.

Конец декабря был отмечен мелкими стычками с египтянами, а в начале 1114-го года их войска перешли в решительное наступление. Несколько дней длилась грандиозная битва за укрепленные позиции в районе Синая; тысячи воинов с той и другой стороны сложили здесь свои головы. Победа склонялась то к султану Насиру, то к графу Танкреду, но никто из них не смог одержать вверх. Вот как описывал штурм лагеря христиан историограф Фуше Шартрский, не расстававшийся со своими тетрадками, даже в минуту смертельной опасности:

«…натиск мамлюков был столь силен, что, казалось, ряды рыцарей должны неминуемо опрокинуться, а ворвавшиеся в лагерь египтяне истребят все живое… Но сила Святого Креста оказалась крепче кривых мусульманских сабель. Отчаянную храбрость и мужество показали тут рыцари, неутомимые в жажде боя — сам граф Танкред, барон Бломберг, Зегенгейм, де Пейн и Сент-Омер, многие другие, чьи имена после были на устах у всех благочестивых христиан… Но даже их смелость не смогла бы остановить вражеский прорыв, если бы не Божье знамение, посланное с небес! В самый разгар сражения серебристое облако возникло средь ясного неба, заслоняя собой солнце. Оно кружилось над битвой, словно всматриваясь в несчастных, гибнущих на земле. А потом медленно стало опускаться на поле брани… Тысячи людей застыли на месте, побросав или опустив вниз оружие… Страх обуял ратников, ужас проник в каждую душу и многие бежали, не выдержав тяжести непознанного… Лишь один смельчак, не желая останавливать свою ярость, метнул тяжелое копье в самую середину чудесного облака, словно гоня его прочь: и железо зазвенело, ударившись о твердь… Смельчак этот, по прозвищу Одноглазый Роже, угрожавший подобно греческому герою Идоменею самому Всевышнему, был тотчас же сражен неведомой струей, вырвавшейся из оного облака, а потом накрыт им и исчез с лица земли. И больше никто и никогда не видел отчаянного храбреца, не убоявшегося вступить в бой с нечеловеческой силой. Люди вокруг облака попадали ниц, укрыв головы руками, а египтяне в страхе и ужасе бежали назад, вернувшись в Син-аль-Набр… Серебристое облако же, напоминающее блюдо, вскоре исчезло, поднявшись высоко в небо… И в этот день сражения больше не было.»

В одном был не прав Фуше Шартрский, описывая чудесное явление, решившее исход битвы и остановившее египтян. Роже де Мондидье не исчез навсегда, а появился в лагере графа Танкреда спустя три дня, преодолев пешком несколько десятков километров по Аравийской пустыне. Вид его был странен, а речь бессвязной, и он совершенно не помнил что с ним произошло, и как он оказался так далеко от места сражения? Некоторые высказывали мнение, что поднявшийся вслед за облаком вихрь увлек рыцаря за собой и перебросил на такое расстояние — подобные случаи наблюдались в здешних местах; но Роже упрямо рассказывал о каких-то невысоких и пучеглазых существах, похожих на человекообразных лягушек, которые держали его в плену, осматривали и пускали из руки кровь. Зная склонность Роже к выдумкам, ему мало кто верил, лишь посмеиваясь над его словами. Но Роже де Мондидье продолжал твердить о своих «головастиках», пока все вокруг не стали откровенно хохотать. Тогда Роже обиделся, угрюмо замолчал и с тех пор больше никогда не касался непонятной приключившейся с ним истории. Странно было другое: своим единственным глазом он теперь стал видеть словно бы вдвое лучше, как будто к нему вернулось зрение из того, вытекшего когда-то ока, но сконцентрировавшееся в одном месте. Более того, подобно кошке, он теперь мог различать предметы и в кромешной темноте, а порою видеть кое-какие очертания и сквозь закрытое веко.

3

Новые ожесточенные бои между египтянами и рыцарями разгорелись к середине зимы 1114 года. Непрекращающиеся кровопролитные сражения следовали одни за другим; казалось, что уже вся земля а районе Син-аль-Набра стонет от боли, пытаясь выдержать людские страдания — трещины стали покрывать все пространство возле горы Синай. Пешие и конные схватки продолжались, а конца и края этой брани еще не было видно. Ежедневно смерть выкашивала по несколько сотен лучших воинов, гибло и мирное население, истощенное непосильными поборами, оскудевшее под тяжестью обоих войск.

В один из дней отряд Гуго де Пейна, возвращаясь из длинного рейда по египетским тылам, попал в засаду. Переправляясь через мелкую, но разлившуюся широко речку, они были атакованы с трех сторон выскочившими из кустов сельджуками, которые встретили их на берегу. Заняв оборонительные порядки, тамплиеры (среди которых находился и барон Бломберг) приняли бой втрое превосходящего противника, пытаясь прорваться к лагерю графа Танкреда. Сражение разгорелось нешуточное: почти сразу же рыцари де Пейна оказались в плотном кольце; лишь сзади находилась река, куда и старались их сбросить сельджуки Умара Рахмона, почувствовавшего, что на этот раз добыча не ускользнет из его рук. Получил удар пикой в грудь и свалился с коня граф Норфолк. Спешившийся оруженосец Гондемар пытался прикрыть его своим телом, но, получив ранение в голову, упал рядом со своим господином. Роже де Мондидье загнали на мелководье, и он яростно отбивался от пятерых всадников. Его конь с разрезанным брюхом стал валиться набок, а одноглазый циклоп очутился по пояс в холодной воде. Подняв над головой щит, он еле уворачивался от обрушившихся на него ударов. И если бы не бросившийся ему на помощь де Пейн, странствующему рыцарю пришел бы неминуемый конец. Гуго и Раймонд отвлекли на себя внимание сельджуков, а Роже удалось выбраться на берег. Зегенгейм и барон Бломберг дрались рядом друг с другом, венгр Иштван прикрывал их со спины; а чуть поодаль, Бизоль де Сент-Омер и его оруженосец Дижон приняли на себя натиск семерых противников.