Сфинкс - Тобша Лирнер

— Что ж, посмотрим. Кстати, примите мои соболезнования по поводу утраты жены. Она была великим археологом.

— Вы были с ней знакомы? — Я смутился: так мало знал об этом человеке, но благодаря его дружескому обращению почувствовал между нами связь.

— Читал несколько ее работ. Я коллекционер древностей и, можно сказать, сам немного археолог, разумеется, любитель. — Именанд рассмеялся, все вежливо его поддержали. — А теперь к делу. Вы довольны условиями договора?

Меня загнали в угол, и я занервничал.

— Вполне.

— Не обманывайтесь, мистер Уарнок, — кстати, могу я называть вас Оливер?

Я кивнул.

— Так вот, Оливер, у меня в этом деле большой личный интерес. Я решил сделать вас своим хобби. — Он снова рассмеялся, и опять остальные, как хор, присоединились к нему. Я — нет. Что-то во мне сопротивлялось очарованию его харизмы, распространяющейся по комнате словно запах одеколона.

— Значит, мы договорились? — напрямую спросил я, полный решимости противостоять его обаянию.

Смех сразу оборвался. Мустафа задумчиво посмотрел на меня, взглядом давая понять, что мой вопрос был явным фальстартом. Эминайтс кашлянул, а Валиф поправил свой широкий шелковый галстук. Все напряженно ждали, пока Именанд, к их явному облегчению, не улыбнулся.

— Договорились. А теперь мне надо спешить на самолет. Но в будущем, Оливер, мы станем видеться часто. Это я вам обещаю.

Мы снова пожали друг другу руки.

Эминайтс собрал наши презентационные материалы и уложил в портфель. И когда шел к двери, я заметил, что он не поворачивается к боссу спиной. На пороге бизнесмен задержался и, прежде чем уйти, к моему изумлению, подмигнул мне.

42

Пока Мустафа ходил покупать все необходимое для долгой дороги в монастырь, я достал астрариум. В нем ничего не изменилось: механизм по-прежнему бешено вращался, а стрелка с головой Сета на конце теперь отстояла от дня моей смерти всего на одну риску.

Я снова тщательно запаковал устройство. Встреча с Именандом растревожила меня. Какова его цель: разведка нефти или нечто другое? Мне следовало как можно скорее выбираться из Александрии, но до того предстояло встретиться кое с кем еще. Я дождался возвращения Мустафы, попросил его постеречь сумку с астрариумом и вышел на улицу, снова скрываясь под рясой коптского монаха.

Охранник опустил в задний карман форменных брюк пятьдесят египетских фунтов и повел меня по узкому, пахнувшему мочой и дезинфекцией коридору.

— Мистер Гермес, наверное, ваш очень близкий друг?

Не обращая внимания на ухмылку надзирателя, я шел за ним, стараясь справиться с головокружением и страхом, — узнавал стены с облупившейся штукатуркой и старые металлические двери, ведь всего неделю назад меня в этом месте допрашивали. Мы проходили камеру за камерой. Некоторые были пусты, и в них не горел свет, в других лежали, свернувшись в углах, люди — забытые всеми сгустки человеческого отчаяния. Кое-кто просил о помощи, другие, раскачиваясь назад-вперед, молились.

В конце коридора находилась камера чуть больше остальных, с деревянной скамьей и отхожим местом в углу. На скамье лежал Гермес Хемидес. Он завернулся в серое одеяло, натянув его, словно от стыда, на самое лицо. Из-под одеяла высовывались стариковские ноги — бледные, с переплетенными венами на тонких лодыжках, ступни в шишках, с наростами у пальцев, в старых, не по размеру больших сандалиях.

— Тридцать минут, — предупредил меня надзиратель, отпирая большим железным ключом решетчатую дверь. — Обычно разрешается пятнадцать, но для вас, — он похлопал ладонью по спрятанным в заднем кармане деньгам, — тридцать.

Он ушел, закрыв за собой дверь.

— Оливер! — Гермес скинул с головы одеяло и сел. Я с облегчением заметил, что на его лице не было синяков. — Слава Богу, вы пришли. Я не могу здесь оставаться. Не выйду отсюда живым!

— Гермес, не паникуйте. Прежде всего скажите, какое вам предъявляют обвинение.

— Меня обвиняют в заговорщической деятельности, направленной на подрыв государства. Несусветная ложь! И на меня нападают.

— Кто? Надзиратели?

— Не смешите меня! Какие там надзиратели! Заключенные! Они подстерегают меня во дворе и… унижают.

— Правда? По вашему лицу не заметно.

— Вы не понимаете. Для человека вроде меня, который не как все…

— Вы говорите о своей сексуальной ориентации?

— Моей сексуальной ориентации? — Гермес горько рассмеялся. — Если бы все было так просто… — Заметив по моему лицу, что я его не понимаю, он задрал тюремную рубашку и обнажил обвисшие, сморщенные груди. Женские груди.

— Вы гермафродит? — Я старался скрыть изумление.

Все странности египтолога сразу получили объяснение: лишенная волос кожа, узкие плечи, широкие бедра и неустойчивый голос, напоминающий речь старухи. Гермес прикрылся.

— В этой жизни я предпочел оставаться мужчиной.

— Не понимаю…

— Я родился больше семидесяти лет назад в маленькой суданской деревушке. У нас не существовало медицинских технологий, позволяющих исправлять ошибки природы. Родители пришли в ужас. Меня отдали дервишу, который меня воспитал и сделал своим учеником. — Гермес внимательно на меня посмотрел. — Вы должны его знать — Ахмос Кафре. Тот самый мистик, к которому я много лет назад отправил Изабеллу.

Я испытал головокружение, впервые осознав, как нашими жизнями — моей и Изабеллы — управляли со стороны: будто дергали за ниточки марионеток. Египтолог, словно прочитав мои мысли, тихо произнес:

— Вот видите, Оливер, круг еще теснее, чем вы могли предполагать.

— Как же вы выжили? — спросил я вместо ответа.

— Стал изучать историю людей, подобных мне. Древние египтяне считали их святыми. Видя в нас совершенное смешение мужского и женского начал, делали верховными жрецами. Я участвую в самых священных церемониях.

Глаза Гермеса безумно сияли, голос стал выше, будто он наконец растворился в своей природной двойственности. Память броском вернула меня в катакомбы, и перед глазами встала неестественно раскрашенная деревянная маска богини, в ушах послышался доносившийся из-под нее голос. Теперь я понял, кто играл роль Исиды, и, испытав дурноту, прислонился к стене. Я все время шел по ложному следу: не Амелия Лингерст стояла во главе поклонников египетских богов. Я посмотрел на Гермеса. Но прежде чем успел что-либо сказать, он схватил меня за запястье.

— Оливер, мы нужны друг другу. Ни один человек в мире, кроме меня, не сумеет вас спасти. Никто, кроме меня, не знает, как остановить астрариум.

— Для чего он вам нужен? Уж явно не для того, чтобы сохранить мне жизнь.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});