Княгиня грез. История голливудской актрисы, взошедшей на трон - Роберт Лейси

Аллен в упор посмотрел на Спото. Аллену было тогда уже под восемьдесят, его беспокоило больное сердце, и он не сомневался в том, что жить ему осталось не так уж много.

— Я должен вам сказать, — произнес он, — что она была не так уж одинока. Там, в Париже, у нее был один человек, который многое для нее значил.

Этот некто был Робертом Дорнхельмом, молодым режиссером, с которым Грейс познакомилась в 1976 году. Грейс тогда уже исполнилось сорок шесть, Дорнхельму — только тридцать. Это был довольно хищного вида красавец с копной густых, волнистых волос, румын по рождению, австриец по национальности. Дорнхельм говорил по-английски с приятным ломаным акцентом и был большим мастером произносить двусмысленности. Щеголь, окутавший себя легкой аурой загадочности, он в чем-то неуловимо напоминал Лорда Байрона. Грейс познакомилась с Дорнхельмом, когда тот прибыл в Монако, чтобы снять пролог к фильму «Дети Театральной улицы», сценарий которого, как предполагалось, прочтет Грейс. Это был документальный фильм о Ленинградском хореографическом училище им. Вагановой (бывшей Императорской балетной школе), из стен которого вышли такие звезды, как Нуриев, Барышников, Макарова. Грейс дала согласие на озвучивание фильма, поскольку это явилось частью ее кампании по приданию Монако имиджа культурного государства. В начальных кадрах фильма она должна была появиться на сцене театра Монте-Карло с рассказом о творчестве Дягилева, однако вскоре княгиня искренне увлеклась этим проектом и еще сильнее — его молодым красавцем-режиссером.

Роберт Дорнхельм, разумеется, был неровня Хичкоку, однако, как и маэстро, все душой отдавался любимому делу. Лента «Дети Театральной улицы» была сделана вполне добротно, и вполне естественно, что этот элегантный фильм оказался в числе претендентов на звание «Лучшая документальная лента 1977 года» и, если верить утверждениям тех, кто хорошо знал эту кухню, лишь по чистой случайности не получил «Оскара». Участие в съемках зажгло в душе Грейс прежнюю искру, впервые за двадцать лет актриса снова окунулась в будоражащую атмосферу съемочной площадки.

«Грейс была поистине художественной натурой, — говорит Рита Гам, — и ее творчество оборвалось в самый неподходящий для этого момент, именно тогда, когда она начала реализовать себя как актриса. По-моему, все эти года она ощущала пустоту, поскольку творческая сторона ее «я» лишилась возможности раскрыть себя».

Грейс обсуждала с Дорнхельмом новые возможные проекты сотрудничества. Они подумывали о том, чтобы в той же традиции, что и «Театральная улица», сделать новый фильм об одаренных детях. Приближался Год Ребенка, и, по мнению Грейс, можно было бы заручиться финансовой поддержкой ЮНЕСКО. Еще они мечтали создать рок-мюзикл по мотивам романа Гора Видала «Поиски царя». Лично для себя Грейс хотела бы сделать фильм об основанном ею в Монако «Клубе садоводства», тогда как Дорнхельм давно лелеял мечту снять киноленту о Рауле Валленберге — отважном шведе, который, рискуя собственной жизнью, спасал евреев от нацистских преследований, а после окончания второй мировой войны бесследно сгинул в ГУЛАГе.

Каждый со своей колокольни, Грейс и Дорнхельм лелеяли собственные честолюбивые планы, однако точки соприкосновения интересов делали их сотрудничество возможным. Грейс предложила себя в качестве режиссера по «кастингу» для фильма о Валленберге и даже велела своему адвокату составить контракт. С ее точки зрения, это должность помогла бы ей снова проложить дорогу в кинематограф (режиссеры, отвечающие за подбор актерского состава, нередко сами читают вместе с актерами во время прослушиваний), а Дорнхельм, со своей стороны, знал, что без труда наберет превосходных актеров, если прослушиванием будет заниматься Грейс Келли.

Из всех нарядов Дорнхельм отдавал предпочтение рубашкам с открытым воротом и расклешенным джинсам. Иногда он даже щеголял ремнем, украшенным пряжкой с серпом и молотом, из-за чего как-то раз попал в неприятную историю в Монте-Карло, когда нежился на солнышке неподалеку от казино. Предположив, что этот длинноволосый иностранец — обыкновенный бродяга, которых предписывалось без лишних церемоний выдворять за пределы княжества, во Францию, полицейский попросил его предъявить документы; когда же подозрительный тип отказался подчиниться этому требованию или назвать свое имя, его препроводили в полицейский участок. Телефонный звонок в частные апартаменты Грейс в конце концов сделал свое дело, и режиссера отпустили. Разозленный Дорнхельм потребовал, чтобы полицейского наказали. «Ни в коем случае, — возразила, смеясь, Грейс. — Мы наградим его медалью».

Общаясь с Грейс, Дорнхельм за словом в карман не лез.

— И как ты только можешь тратить драгоценное время и энергию на какие-то там мертвые, засохшие цветы? — поинтересовался он.

— Это что, олицетворение твоей жизни?

Грейс ни чуть не оскорбилась этому замечанию, которое мало чем отличалось от язвительной шутки Ренье, устроившего в ресторане аукцион лепестков; более того: она прислушалась к мнению Дорнхельма, найдя его довольно дельным. Бунтарский дух молодого режиссера, казалось, разбудил в ней подспудное стремление к независимости. Когда министр культуры Франции организовал в «Гранд-опера» банкет по случаю премьеры «Театральной улицы», то он послал приглашения послу СССР и другим официальным лицам, в то время как ни Дорнхельм, режиссер фильма, ни Олег Брянцев, художественный режиссер, не удостоились этой чести. Грейс вежливо поинтересовалась у министра, нельзя ли включить в число гостей и этих двоих. Однако в ответ ей было сказано, что всем просто не хватит места.

— Прекрасно, — ответила Грейс и не явилась на банкет. Она присутствовала на праздничном приеме, который последовал за демонстрацией фильма, однако, пожав причитающееся количество рук, удалилась вместе с Дорнхельмом и Брянцевым, а также Ренье и детьми в брассерию,[30] где им еще полчаса пришлось дожидаться свободного столика. «Грейс всегда была смелой женщиной, — говорит Дорнхельм.

— И еще верной своим друзьям. Это было одним из ее самых замечательных качеств».

Как-то раз летом следующего года у Гвен Робинс в Оксфордшире раздался звонок из Монако.

— Как по-твоему, можно Роберту приехать и провести у тебя уик-энд? — спросила Грейс.

— Ему надо на несколько дней в Англию, для работы над одним фильмом.

Не успел Дорнхельм переступить порог дома писательницы, как снова раздался телефонный звонок. Звонила Грейс, чтобы переговорить с Дорнхельмом. Гвен Робинс и ее муж-датчанин Пауль фон Штеманн не садились обедать до тех пор, пока продолжался разговор, а длился он до бесконечности. Когда же они наконец сели с гостем за стол, не далее как через двадцать минут снова раздался звонок из Монако, за которым последовал еще один, столь же продолжительный.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});