Современный чехословацкий детектив (сборник) - Войтех Стеклач

— Я вам должен кое-что сказать. Искал вас вчера и сегодня. Вы были в тюрьме? Из-за какого-то цыгана? — Он ударил себя кулаком в обнаженную под расстегнутой рубахой грудь.

— Что ты мелешь? — возмутился я. — Думаешь, меня забрали за то, что я надавал тебе оплеух?

— Нет! Дежо еще никто не прикладывал! Вы меня не били, никто меня не бил! Почему вы им это не сказали? Я заливал, пьяный был как свинья.

Я схватил его за плечи. Стал трясти.

— Как все было в ту ночь?…

И вот что я узнал. Дежо спал в прихожей моего домика, и вправду, как он выразился, пьяный как свинья. Услышал, что кто-то гремит на ступеньках. Проснулся, заорал на неизвестного, но тот убежал. Дежо отправился следом, пошатываясь, неверным шагом двинулся через стройку и свалился в траншею, где в тот день работали его товарищи. А то, что свалился он прямо на тачку, которую в траншее оставили по разгильдяйству, без сомнения, было возмездием какой-то высшей силы, надзирающей за орудиями труда. Тачка перевернулась, и одна из рукояток ударила Дежо по губам. Вот откуда взялась рана, якобы нанесенная моим кулаком.

Вернулся хозяин, сунул мне промасленный пакетик и неприветливым взглядом окинул Дежо, который колотил себя то в грудь, то по голове.

— Сгинь, — рыкнул на него буфетчик. — Шесть пятьдесят, — тем же тоном обратился он ко мне.

Я дал ему десять крон и пригоршню мелочи.

— Налейте ему рома, — попросил я. — Отнесите на стол.

Тут я увидел в углу телефон-автомат, выбрал монету, отстранил Дежо, беспрестанно повторяющего «ай-яй-яй», и пошел к телефону. Повернувшись спиной к залу, я набрал номер. Моя рука так дрожала, что я не мог попасть в отверстия диска.

— Алло, — тут же отозвался знакомый голос. Она, должно быть, стояла возле телефона, так быстро сняла трубку.

— Мартин, — назвался я. — Где…

— Где вы? — перебила она меня. — Я только что вам звонила, набираю номер вот уже полчаса, как только пришла домой, все пытаюсь связаться с вами… — Она говорила взволнованно, с трудом переводя дыхание.

— Где Лукаш?

— Не знаю! — выкрикнула она. — Убежал, я думала, он у вас… Его нет? Вы его не видели?

За моей спиной кто-то взвизгнул, раздалось гоготанье грубых мужских голосов.

— Нет, — сказал я. — Что случилось? Почему он убежал? Когда?

— Не знаю, — простонала она. — Меня не было. Я только недавно вернулась, ездила искать квартиру. Больше здесь не останусь… у одной моей подруги есть мастерская, я могла бы на несколько дней с Лукашем…

— Вы точно знаете, что его нет? Может, убежал куда-то с детьми? — Трубка скользила в моей мокрой от пота руке.

— Нет! Я спросила у Ольды, он его избил, а Лукаш…

— За что он его избил?

— Застал в своей комнате. Сказал, что Лукаш…

— Когда это случилось? — снова перебил я, изо всех сил прижимая трубку к уху — только что в голову себе не впихнул. За моей спиной стоял гвалт.

— Незадолго до того, как я вернулась. Я приехала на такси, должно быть, мы с ним разминулись… Что мне делать? — Она всхлипывала, ее почти невозможно было понять.

— Позовите Ольду! — резко приказал я. — Притащите его хоть силой, скажите, что я позвоню в милицию…

— Ольды нет дома! Он ушел… ударил меня тоже и…

— У Лукаша были деньги? Взял он что-нибудь с собой?

— Нет. И машинки тоже оставил… — Она плакала уже в голос. — Что мне делать? Я приеду к вам…

— Нет! Оставайтесь дома! Я еду на стройку, буду там через пять минут. Оттуда вам позвоню. Подождем с полчаса, если за это время он не появится ни у вас, ни у меня, тогда…

— Что вы хотите сделать? — внятно спросила она.

— Позвоню в милицию.

Я услышал, как она со всхлипом вздохнула.

— Да, придется, — совсем тихо выдохнула она. — Я приеду к вам…

— Не приезжайте! — в бешенстве закричал я. — Если он вернется…

— Мать дома, — упрямо заявила она. — Мать совершенно убита всем, что случилось, но к телефону подходит. — Она повесила трубку.

Одновременно с щелчком трубки раздался выстрел. Трубка выпала из моей руки и ударилась о стену в тишине, внезапно воцарившейся за моей спиной. Я обернулся. Девушка скорчилась на полу у стены. Ее защитник стоял, чуть склонившись набок, припав на свою деревянную ногу, а перед собой, как щит, держал двухдюймовой толщины доску, то бишь произведение искусства. Пуля прошла прямо между рогами оленя. Выстрел оказался неудачным — мог испортить охотничий трофей. Но если целились в человека, тогда, конечно, выстрел был высший класс.

Стрелявший и целился в человека. В старого ярмарочного торговца, чье творение, сорванное со стены в целях обороны, спасло ему жизнь. С грустью поглядев на «убитого» оленя, он прислонил доску к стене и поднял девушку с пола. Блузочка у нее была залита какой-то коричневой жидкостью, которая и на расстоянии пахла ромом. Скорее всего, Дежо пытался угостить девушку против ее воли.

Сам он в полной прострации висел на руках двух друзей. Перед ним на заплеванном полу лежал маленький черный пистолет. Он выглядел необычайно изящным и аккуратным.

Оглядевшись, я обнаружил, что зал почти опустел. Вокруг виднелись лишь смуглые цыганские лица. С перепугу цыгане так вращали глазами, что только белки сверкали. Буфетчик выбрался из-за стойки и направился к телефону. Тибор Чурайя, могучий, седоватый, преградил ему дорогу.

— Не звоните, — сказал он. — Ничего не случилось. А с Дежо мы сами разберемся.

Хозяин заколебался.

— Он его не хотел убивать, просто куражился, — сказал один из цыган. — Он с ним и обращаться-то не умеет, нашел его…

— Где? — быстро спросил я.

— Да у вас же под ступенькой, — укоризненно буркнул цыган. — В ту ночь, когда там спал. Услыхал, кто-то доску поднимает, ну и полюбопытствовал, что там запрятано.

Зал вокруг меня закружился в диком цыганском танце. Хозяин подошел ближе и толкнул меня плечом.

— Эта штука ваша? — прохрипел он.

— Да. — Вокруг меня все продолжало кружиться, кроме черного кусочка металла под ногами. Наклонившись, я поднял его.

— Убирайтесь! — Клетчатое плечо шаг за шагом теснило меня к двери. Я не сопротивлялся. Смуглые лица смотрели на меня молча. И лишь единственное, маленькое, цвета кофе с молоком, говорило со мной огромными темными глазами. Я знал этот взгляд и понимал его. Выбежав из ресторана, сел в машину и как сумасшедший помчался вниз к Влтаве. Не было еще и восьми часов, а на черном небе — ни одной звездочки.

* * *

Стройка уже обезлюдела. Я обошел домик со слабой надеждой, что Лукаш в целях конспирации поджидал меня в кустах, да там и заснул. Но я лишь вспугнул своего кролика. Войдя в дом, я включил свет в комнатке, прихожей и оставил дверь распахнутой настежь. Взял ключ от конторы. Спустился вниз и, не жалея батарей, включил фары. Это было совершенно бессмысленно, но я внушал себе, что мальчик мог сбиться с дороги и угодить в какую-нибудь яму. В том, что он придет, я не сомневался. Обо всем остальном просто запретил себе думать. Любая другая мысль была слишком страшной.

Войдя в контору, первым делом набрал номер Эзехиашей. В трубке долго слышались длинные гудки; положив ее, я снова набрал номер. На другом конце трубку никто не поднимал. Я выудил из памяти еще один номер, четырехзначный, легко запоминающийся, по которому мне надо было позвонить еще полчаса назад.

Сунул палец в телефонный диск и снова заколебался. Об этом мне придется сожалеть всю оставшуюся жизнь.

Я повесил трубку и вышел.

В полосе света, которую фары моей машины бросали на панельную дорогу, бежала маленькая фигурка с отливающей серебром головой. От невыразимого облегчения даже слезы навернулись на глаза. Меня как на крыльях понесло навстречу этой фигурке. Я схватил мальчика на руки, как маленького. Прижался своим лицом к его лицу. Оно было влажным, я почувствовал запах детского пота.

— Пустите меня! — упирался Лукаш. — Чего вы дурите?

Я поставил его на землю, но не отпустил.

— Лукаш, где ты был? Что это тебе вздумалось? Почему не дождался меня? Ведешь себя как маленький… — пытался я за суровым тоном скрыть свою растроганность.

— Это вы себя ведете как маленький, — отрезал он и протянул мне грязный измятый конверт. Я взял его. Вот оно. Так это оказалось просто, что всех нас, должно быть, поразила слепота. Меня, Йозефа и нашего умного и хитрого доктора Иреша.

— Я взял его у Ольды, — сказал Лукаш. — Он меня застукал и побил. — Заглянув ему в лицо, я увидел, что он плачет. Я снова схватил его и прижал к себе.

— Лукаш, что с тобой? Он сделал тебе больно? Где у тебя болит?

На этот раз мальчик не упирался. Прижавшись ко мне, безутешно разрыдался.

— Бабушка умерла. Почему вы мне об этом не сказали? Вы ведь знали. — Лукаш причитал жалобно, как брошенное дитя, каковым он, собственно, и был.