Змея, крокодил и собака - Барбара Мертц

той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих»[254].

Рене повернулся ко мне.

– Предоставьте всё нам, мадам. Когда вы будете в Луксоре, очевидно, остановитесь в поместье? Я чувствую, что мистер Вандергельт хотел бы этого.

– Хорошо. – Я протянула ему руку. Изящным галльским жестом он поднёс её к губам:

– Mes hommages, chere madame. Adieu, et bonne chance[255].

* * *

Я знала, что наша небольшая группа будет в тот вечер удручающе малочисленна, но совсем не ожидала, что в салоне, за исключением Кевина, не окажется никого. Естественно, он что-то царапал в своём мерзком блокноте. Увидев меня, он сделал слабую попытку подняться.

– Сидите, – сказала я, последовав собственному совету. – И не притворяйтесь, что преодолеваете усталость или горе.

– Я огорчён по поводу бедного старины Вандергельта, – ответил Кевин, – но если человеку пришлось уйти – как и всем людям – то он хотел бы уйти именно так. «Нет больше той любви...».

– Не вздумайте цитировать, – отрезала я. – Мы должны обсудить ваши заметки, Кевин. Но где все?

– Рене и Чарли отправились в Дерут, с...

– Да, я знаю. Где Берта?

– В своей комнате, наверно. Я попросил её быть полюбезнее и поболтать со мной, но она меня прогнала. Что касается вашего… э-э… профессора...

– Он здесь, – сказала я, поскольку Эмерсон вошёл в салон.

Моему любящему взору он никогда ещё не казался таким красивым. Влажные волосы спускались сияющими волнами, и только уродливый полузаживший шрам омрачал совершенство точёных черт. Улыбнувшись мне и одарив хмурым взглядом Кевина, он подошёл к буфету.

– Как обычно, Пибоди? – спросил он.

– Будь так любезен, дорогой. Мы поднимем тост за отсутствующих друзей и любовь, переходящую в страсть...

– Следи за своим языком, Пибоди. Этот клятый журналист записывает каждое слово.

Он протянул мне бокал, а затем подошёл вплотную к Кевину, застывшему с открытым ртом и выпученными глазами.

– Я хочу увидеть вашу историю, прежде чем вы отправите её, О'Коннелл. Если там обнаружится что-то клеветническое, я переломаю вам обе руки.

Кевин сглотнул.

– Вы... вы только что разрушили всю мою работу, профессор. К вам вернулась память!

– А, эта абсурдная история, которая передаётся из уст в уста? Как интересно! Любопытно, сколько судов наградит меня возмещением убытков, когда я предъявлю вам иск?

– Но я никогда… поверьте мне, сэр... – бормотал Кевин, пытаясь прикрыть бумагу локтями.

– Хорошо, – оскалил зубы Эмерсон. – Итак, мистер О'Коннелл, я собираюсь изложить содержание вашей следующей статьи. Можете делать заметки, – любезно добавил он.

Сказать по чести, это была такая изящная ложь, какую могла бы сочинить и я. Эмерсон пропустил всё, что касалось «дела Форта», описав Винси, как «одного из тех старых врагов, которые постоянно появляются на пути». Его яркие описания наших разнообразных захватывающих столкновений с Винси заставляли Кевина бешено строчить в блокноте.

– Итак, – заключил Эмерсон, – устав от его навязчивости, я сегодня вечером заманил его в ловушку с помощью Абдуллы и двух охранников мистера Вандергельта, которых он любезно предоставил мне. Вандергельт должен был задержать миссис Эмерсон. Но это не удалось, благодаря её застарелой привычке... –

– Любовь осенила её озарением о намерениях обожаемого супруга, – пробормотал Кевин, его перо бежало по странице. – И преданность окрылила её коня, когда она сломя голову мчалась вперёд....

– Если вы посмеете напечатать это, Кевин, – прервала я, – то руки вам переломаю я.

– Хрмм, – громко прорычал Эмерсон. – Позвольте мне закончить. Из-за непредотвратимого… недоразумения со стороны моих помощников Винси удалось пройти мимо них и войти в пещеру, где мы укрылись. Последовала кратковременная перебранка, в ходе которой Винси выстрелил в Вандергельта. Я не смог дотянуться до своего собственного оружия вовремя, чтобы предотвратить убийство, но через мгновение моя пуля достигла цели.

– Кратко и невыразительно, – пробормотал Кевин. – Ничего, я сам займусь деталями. Но каков же был мотив, профессор?

– Месть, – сложил руки Эмерсон. – За старую, воображаемую обиду.

– Годы раздумий над старой, воображаемой обидой заставили его обезуметь... Вы не хотите выразиться яснее? Нет, – пробурчал Кевин. – Вижу, что нет. А нападения на миссис Э.?

– Месть, – твёрдо отрезал Эмерсон.

– Да, конечно. «Зная, что ни одно копьё не сможет глубже ранить это преданное сердце, чем опасность, грозящая его…» Да, это – серьёзный материал. Я растяну его на всю страницу.

– Вы неисправимы, мистер О'Коннелл, – не смог подавить улыбку Эмерсон. – Помните, я настаиваю на том, чтобы увидеть результат до того, как вы его отправите. Идём, Пибоди, я обещал Абдулле, что мы всё расскажем ему.

Повествование Эмерсона, предложенное нашим людям, кардинально отличалось от предыдущего варианта. Происходившее напоминало возвращение домой. Мы взгромоздились на упаковочный ящик, лежавший на палубе, и нас окружили мужчины, которые курили и внимательно слушали, прерывая повествование возгласами «Вах!» и изумлённым бормотанием. Звёзды ярко сияли над головой, мягкий ветерок шевелил волосы Эмерсона.

Кое-что из рассказанного Эмерсоном было новостью и для меня. Конечно, он обладал преимуществом надо мной, «наслаждаясь» длительным «гостеприимством» Винси, если выражаться его словами. И когда я вспоминала об этом презренном злодее, который, развалившись в удобном кресле, злорадствовал над страдающим узником, то сожалела лишь о том, что Эмерсон так быстро расправился с ним. Я ещё тогда отметила несоответствие этого предмета мебели грязному сараю, где держали пленённого, но, только услышав в голосе мужа определённые нотки, полностью осознала, как совершенно безвредный предмет – кресло, обитое красным плюшем – становится символом утончённой и коварной жестокости. Я больше никогда не смогу усесться в такое кресло.

Алиби Винси выглядело для меня вполне убедительным. Письменные свидетельства его проживания в Сирии, конечно, были подделаны, но даже если бы я решила прочесть их, то без проверки на соответствие действительности, пока уже не оказалось бы слишком поздно. У меня также не было оснований сомневаться в бедном Карле фон Борке, в отличие от Эмерсона (я напомнила себе, что должна разузнать о Мэри и выяснить, как я могу помочь ей), особенно, когда Берта подтвердила...

– Что?! – воскликнула я, когда Эмерсон дошёл до этой части своего рассказа. – Так Берта всё время шпионила для Винси?

– Очко в мою пользу, – заметил Эмерсон с самодовольной улыбкой и вульгарным жестом.

– Но её синяки…