Повесть о потерпевшем кораблекрушение - Андрей Колганов

Обер быстро подбежал к месту, где сидел раненный пулаг. Оказалось, что у него задета не только рука, но прострелена и икроножная мышца. Торопливыми движениями Обер перетянул ногу под коленом и туго забинтовал сквозную рану. Пока он возился, к ним подошла молодая женщина, тащившая на руках двух малышей, а еще один ребенок, постарше, держался чуть позади нее.

Приняв решение, Обер старательно выговорил на языке пулагов — «Леэйе!» («Идем!») — и, взвалив раненого себе на плечи, перешел на плавный скользящий, бег, удаляясь от места схватки. Женщина с ребятишками бросилась за ним. С минуты на минуту здесь могли оказаться остальные жандармы и Обер не рассчитывал, что из второй стычки с ними можно будет выйти столь же удачно. Их голоса уже слышались совсем неподалеку и Обер долгое время не сбавлял темп.

Наконец, выбившись из сил, он остановился передохнуть, перевязать собственную кровоточившую руку, и дать передышку раненому пулагу. Да и женщина с детьми, и бежавший за ней маленький мальчик тоже были на исходе сил и начали заметно отставать. Наскоро перетянув свою руку, Обер снова собрался в путь. «Ваура?» («Куда?») — спросил он женщину. Та, помедлив, неопределенно махнула рукой вглубь леса. «Ийя!» («Вперед!») — приказал ей Обер, а сам, вновь взвалив раненого (который упорно молчал и лишь изредка стонал сквозь зубы) на плечи, двинулся за ней.

К большому становищу пулагов они вышли на третьи сутки. Обер уже не чувствовал почти ничего вокруг, едкий пот заливал лицо, ноги гудели, легкие разрывало как когтями, горло начисто пересохло. И все же Обер краем глаза уловил неясные фигуры, перебегавшие неподалеку среди сплетения древесных стволов, ветвей и лиан, следуя параллельным курсом. Так продолжалось некоторое время, пока, наконец, Обер чуть не налетел на группу пулагов, выросших у него на пути как будто из-под земли. Обер остановился, опустил раненого на землю и в изнеможении сел рядом с ним. Затем усилием воли он заставил себя подняться и протянул к стоящему впереди всех пулагу с двумя большими ожерельями из когтей и зубов хищников обе руки ладонями кверху. «Между нами мир» — хрипло выдавил он из себя и опять опустился на землю. «Воды!» — прохрипел он.

Что-то с трудом промычал сквозь стиснутые зубы молчавший до того раненый пулаг, затем заговорила женщина. Обер плохо помнил, что было дальше. Во всяком случае, воды ему дали. Где и как он заснул, Обер так и не вспомнил. Лишь на следующий день, проснувшись, он понял, что его не оставили в лесу, а забрали с собой в становище.

Дав поесть (грубая лепешка с кусочком жареного мяса) Обера отвели к костру, у которого сидело несколько пулагов, судя по возрасту — старейшин рода.

«Почему ты убивал воинов своего народа?» — спросил один из них на языке топеа.

«Они не воины моего народа. Они воины вождя», — ответил Обер.

«Разве ваш вождь не избран народом?» — почти искренне удивился старейшина.

«Нет. У нас вождь правит по праву рождения» — объяснил Обер.

Старейшины переглянулись и покачали головами.

«Так ты враждуешь со своим вождем?» — заговорил другой из старейшин.

«Да. Много людей враждует с вождем. Много людей не любит его воинов. Они делают много плохого» — ответил Обер, с трудом подбирая слова.

«Почему воины с трубками, стреляющими огнем, убивают нас?» — вступил в беседу третий старейшина.

«Большой Вождь, живущий далеко за морем, раздает своим сторонникам земли. Земель мало. Он хочет изгнать вас с земли и отдать ее своим людям» — пояснил Обер. — «Он поступает так и с людьми своего племени» — добавил он.

«Почему же вы не поставите другого вождя?» — вновь заговорил первый старейшина.

«Потому что наш народ — не воины. У них нет оружия. Трубки, стреляющие огнем, есть только у воинов вождя и у немногих охотников. У меня есть. Но в каждом селении только пять-шесть человек имеют такие трубки» — терпеливо разъяснял Обер.

Старейшины опять переглянулись и покачали головами. Первый старейшина произнес:

«Твой народ захватил нашу землю. И между нами не может быть мира. Но мы не держим зла на тебя. Ты можешь идти». Остальные старейшины дружно закивали головами.

«Лишь мир может спасти жизнь вашего народа. Я снова повторю эти слова, когда опять приду к вам» — с этими словами Обер снял с себя ружье, патронташ, пояс с ножом, вытащил из заплечного мешка две коробки с патронами и положил все это к ногам старейшин. — «Этой мой подарок вашему народу».

Второй старейшина внезапно оживился:

«А ты можешь добыть для нас много-много таких трубок, стреляющих огнем?»

«Еще одну. Может быть, две. Много воины вождя не позволят иметь никому» — с сожалением пожал плечами Обер.

«Как же ты пойдешь в обратный путь без своего оружия?» — удивился третий старейшина. — «Ты опять можешь встретить злых воинов своего вождя».

«Да. Если они встретятся мне, значит, боги отвернулись от них» — спокойно сказал Обер.

Старейшины вновь переглянулись и встали, давая понять, что разговор окончен.

Обратный путь Обера был довольно спокоен. Он без особых приключений добрался до одной из деревень топеа, а затем — и до Зинкуса, крупнейшего на Ахале-Тааэа порта на Внутреннем море. Небольшой колесный пароходик доставил его на Кайрасан, и по железной дороге, ведшей от побережья Внутреннего моря, он вернулся в столицу. Из Латраиды он отправился в Талса-нель-Драо, чтобы хотя бы несколько недель побыть с детьми, не видевшими его уже больше трех месяцев. Но затем настало время отбыть в инспекционную поездку, чтобы последний раз проверить готовность телеграфной сети перед ее официальной приемкой правительством Архипелага.

Уже в конце этого вояжа, проверяя телеграфные станции, расположенные близ Латраиды, Обер вновь увиделся с детьми и даже смог взять их с собой в одну из последних инспекционных поездок. Возвращаясь из нее в свое имение, Обер проезжал одну из многочисленных предгорных деревушек, населенных виноградарями, садоводами и пастухами. В деревне виднелись группы солдат, что было не столь уж редким зрелищем — воинские команды частенько сопровождали сборщиков налогов.

Когда коляска Обера проезжала по главной улице деревни, со всех сторон, то громче, то тише, доносились выкрики, брань, блеяние овец, мычание коров… Обер старался не замечать криков, но вот особенно отчаянный женский вопль, раздавшийся из ближайшего двора, заставил его остановить коляску и выскочить из нее.

Во дворе несколько солдат кулаками, прикладами и сапогами избивали молодого крестьянина, безуспешно пытавшегося подняться с четверенек. Другие солдаты пытались затащить в дом какую-то женщину, видимо, его жену. Светлое домотканое платье на ней было разорвано почти до пояса, а рубаха порвана на плече. Молодая женщина отчаянно извивалась, но уже не кричала, потому что один из солдат крепко зажал ей рот ладонью.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});