Скажи пчелам, что меня больше нет - Диана Гэблдон

— если не торопилась и не была чем-либо расстроена. Хотя у нее не всегда получалось произнести имя Уильяма без запинки.

— Уильям ничего не натворил, — успокоила я. — Насколько мне известно. Мы не видели его с… эээ… — Я осеклась на полуслове, но было слишком поздно.

— С похорон Джейн, — тихо сказала девочка, опустив глаза на фиолетово-белые корнеплоды. — Я подумала, может, мистер Фрэзер получил от него письмо. Или кто-нибудь написал ему об Уильяме. — Нахмурившись, Фанни кивнула в сторону рощицы. — Он злится.

— Он шотландец, — вздохнула я. — Поэтому такой упрямый. А также безрассудный, несносный, дерзкий, своенравный, тупоголовый — могу привести еще парочку нелестных эпитетов. Но не волнуйся: Уильям тут ни при чем. Давай-ка переложим репу вон в то корыто и зальем водой, чтобы вершки не завяли. Хочу приготовить из нее на ужин рагу, а на гарнир потушу ботву со свиным жиром. Ни один шотландец не станет есть зелень без жира.

Фанни понимающе кивнула и медленно отпустила концы фартука: спелые корнеплоды с грохотом высыпались в корыто, помахивая темно-зелеными помпонами ботвы.

— Не стоило ему рассказывать, — небрежно бросила она.

— О чем? — удивленно спросила я, заливая грязную репу водой из ведра. — Принеси, пожалуйста, еще воды!

Подняв ведро, девочка выплеснула воду в корыто и серьезно посмотрела на меня.

— Я знаю, что такое «оттрахал».

У меня перехватило дыхание, будто она со всего маху пнула меня по ноге.

— В самом деле? — с трудом выдавила я, беря в руку кухонный нож. — Впрочем, кхм… неудивительно. — Все-таки Фрэнсис провела в борделе добрую половину своей недолгой жизни, и наверняка в ее лексиконе есть слова, незнакомые обычным двенадцатилетним детям.

— Нехорошо получилось, — сказала Фанни, наклоняясь за следующим ведром. Мальчики наполнили их с утра; оставалось еще шесть. — Мне так нравится его светлость. Он был осень — очень добр ко мне и… Джейн. Мистер Фрэзер мне тоже нравится, — добавила она чуть более сдержанно.

— Уверена, он ценит твое доброе отношение, — заверила я девчушку, не вполне понимая, к чему она клонит. Какого черта? — Ты права, его светлость очень хороший человек. Он всегда был нам добрым другом.

Я сделала особый упор на слове «нам», и Фанни это сразу уловила. Ее хорошенькое личико вновь омрачилось.

— Ох… это все уфложняет. То, что вы легли с ним, — уточнила она на всякий случай. — Мужчины не любят делить свою женщину с другими. Если это, конечно, не двойная комбинация.

— «Двойная комбинация»? — Разговор начинал меня напрягать. Оставалось надеяться, что мне удастся вовремя его свернуть, не растеряв остатки достоинства.

— Миссис Эббот так говорила. Когда двое мужчин хотят кое-чем заняться с одной и той же девушкой. Это стоит дороже, чем две девушки для одного мужчины, потому что они могут ее… повредить. Чаще всего обходится синяками, — признала она. — Но все же…

— Понятно. — Я вылила в корыто последнее ведро. Самые маленькие репки всплыли на поверхность; от волосистых корешков расходились грязные разводы. Фанни взирала на меня со спокойным любопытством. Мне совершенно не хотелось, чтобы она делилась своими интересными мыслями с другими поселенцами. Тут Джейми со мной согласился бы.

— Пойдем-ка поговорим.

Не дожидаясь ответа, я направилась к дому. Откинула заменяющий входную дверь парусиновый полог и прошла на кухню. Парусина с легким шорохом колыхалась от ветра; в просторном помещении царил уютный полумрак — свет проникал лишь через открытую заднюю дверь и два окна, выходящих на колодец и тропинку в сад.

Кроме стола и скамеек, у нас была пара трехногих табуретов, обшарпанный деревянный стул (Мэгги Макаллан расплатилась им за помощь с рождением внучки), два маленьких бочонка соленой рыбы и несколько ящиков, которые еще не успели разломать на дрова. Обстановка напоминала трюм несущейся по волнам шхуны. Я указала Фанни на табурет, а сама села на другой, с наслаждением давая отдых ногам.

Фанни тоже присела, настороженно глядя на меня. Я ободряюще улыбнулась.

— Тебе и правда не стоит беспокоиться за Уильяма. Он вполне может за себя постоять. Просто сейчас он немного… сбит с толку. И, возможно, рассержен. Но я уверена, это скоро пройдет.

— Получается, — нахмурилась Фанни, — никто не говорил Уильяму, что мистер Фрэзер его отец? И он узнал об этом совершенно случайно? — Она посмотрела на свои сцепленные руки, а потом вновь вскинула глаза. — На его месте я бы тоже рассердилась. Только почему сердится мистер Фрэзер? Он когда-то бросил Уильяма?

— Эээ… не совсем.

Я встревоженно посмотрела на Фанни. За несколько минут она невольно затронула уйму семейных секретов, включая животрепещущую историю моих взаимоотношений с лордом Джоном.

— Мистер Фрэзер был якобитом — знаешь, кто это такие?

Она неуверенно кивнула.

— Якобитами называли сторонников Джеймса Стюарта, которые восстали против короля Англии, — объяснила я. — Они проиграли войну.

В душе словно разверзлась дыра. Всего несколько слов — но сколько за ними загубленных жизней!

— Мистер Фрэзер попал в тюрьму и не мог заботиться об Уильяме[115]. Лорд Джон был его другом. Он воспитал мальчика как родного сына, потому что никто из них и не надеялся, что мистер Фрэзер когда-либо выйдет на волю. К тому же лорд Джон думал, что у него никогда не будет собственных детей. — Из глубин подсознания всплыл давний совет Фрэнка: Всегда говори правду, насколько возможно…

— Его что, ранили? — спросила Фанни. — На той войне?

— Лорда Джона? Хочешь спросить, почему он не мог иметь детей? Не знаю. Но он и правда был ранен. — Я вспомнила шрамы на его теле… — Фанни, я хочу тебе кое-что рассказать. Обо мне.

Ее глаза расширились от любопытства. Светло-коричневая радужка казалась почти черной в полумраке кухни.

— Я тоже воевала. Только… в другой стране. Еще до того, как познакомилась с мистером Фрэзером и лордом Джоном. Я была лекарем, ухаживала за ранеными. Проводила много времени с солдатами и бывала в жутких местах.

В памяти вновь ожили страшные картины военных лет. На мгновение у меня перехватило дыхание. Захотелось дать волю поднявшимся в душе эмоциям — все равно они неизбежно отразились бы на лице.

— Я видела много ужасных вещей. Как и ты.

Подбородок Фанни чуть задрожал, и она отвела взгляд, непроизвольно сжав губы. Я ласково коснулась ее плеча.

— Можешь говорить со мной обо всем. — Я сделала акцент на последнем слове. — Только когда сама этого захочешь. Ни я, ни мистер Фрэзер не станем тебя принуждать. Если у тебя возникнет желание о чем-нибудь рассказать — например, о сестре, — мы всегда выслушаем. И я, и мистер Фрэзер, и Брианна с мистером Маккензи. Даже если это будет что-то ужасное. Мы не испугаемся… —