Запрещенная реальность. Одиночка. Смерш-2 - Василий Головачёв

сотне метров, текла асфальтовая река автомагистрали.

Свернув с аллеи к выходу из сквера, Матвей наткнулся на тихо плачущего малыша, которому от силы было года два с половиной. В шортиках и маечке, с сандалией в руке, белоголовый, пушистый, как одуванчик, карапуз являл собой трогательное зрелище. Увидев незнакомого дядю, он перестал всхлипывать, распахнул голубые глазищи, полные слез, и сказал обреченно, как взрослый:

– Вот мама уша… а я потелялся…

Матвей рассмеялся, но потом сообразил, что малыш действительно один, наклонился к нему:

– А куда она пошла, твоя мама?

Карапуз ткнул ручонкой куда-то в глубину сквера, и Матвей, надев ему сандалию, повел в указанном направлении, по пути выяснив, что того зовут Тиша (Тихон, что ли?), маму Вела (Вера, значит), папу Сележа, а воспитательницу Калелия Юльевна. Однако найти маму не удалось, в сквере ее не было, а искать ее на улицах не имело смысла. Поскольку резерв времени исчерпался, Матвей посовещался с малышом, доверчиво цеплявшимся за его руку, и остановил проходившего мимо милиционера в летней форме, высокого, молодого, хотя уже и с брюшком, и с глазами навыкате.

– Извините, командир, вот этот пацан потерялся, я его в сквере обнаружил, а мать куда-то зашла, наверное. Не могли бы вы заняться им? У меня, к сожалению, времени нет, опаздываю.

Сержант нехотя остановился, кинул взгляд на большеглазого карапуза и оглядел Матвея.

– Документы.

– Что? – не понял Матвей. – Какие еще документы?

– Твои. Предъяви документы.

– Да при чем тут мои документы? Малыш потерялся, надо помочь найти родителей…

– Давай предъявляй, – с угрозой пробубнил сержант, берясь за дубинку на поясе. – Кто, куда, как здесь оказался.

– О черт! – Матвей хлопнул себя по бедру, еще раз попытался объяснить свою роль в этом очевидном деле, но потом понял – бесполезно. В голове молодого кретина не было ничего, кроме инструкций, примитивных желаний и жажды власти, и говорить с ним надо было на его языке.

Матвей железными пальцами сжал запястье милиционера с дубинкой, второй рукой схватил его за грудки, привлек к себе и сказал тихо, но так, что сержант побелел:

– Послушай, урод! Вали из органов. Сегодня же! Если я еще раз встречу тебя в форме, скормлю «чистильщикам»! Усек?

Милиционер, сглотнув, дернул головой.

– Ну и ладушки, – миролюбиво закончил Матвей. – Так не забудь. Придешь на работу – сразу рапорт начальству на стол. Я проверю. – Повернулся к малышу: – Пошли, Тихон.

Через несколько минут Матвей сдал «находку» в ближайшее отделение милиции и до стоянки добрался уже без приключений. Думал он о том, что до сих пор в милицию идут зачастую те, кто не нашел себя в жизни: отщепенцы, дуболомы, идиоты, эгоисты, властолюбцы и бандиты, не желающие работать. Иначе трудно объяснить причины постоянного роста преступности. Такие, как этот сержант, с позволения сказать, «блюстители порядка» наверняка живут с подачек рэкетирствующих банд, коммерческих структур и мафии, закрывая глаза в нужное время и в нужном месте на бесчинства хулиганья, прямое воровство и многое другое.

Илья чувствовал себя лучше, хотя до полного выздоровления ему предстояло пролежать в больнице не меньше двух недель. Матвей не стал ему рассказывать о своей попытке отвадить команду Белого, но в душе твердо решил добиться своего. Надо было лишь соответствующим образом подготовиться и поработать с информацией. Об отряде «Щит» он до задания Ивакина ничего не слышал, но подобные формирования явно попирали закон, как и отряды фашистского толка, нацлегионы, чернорубашечники и воинствующие секты сатанистов. «Независимой федерацией кикбоксинга» следовало заняться всерьез.

Матвей остановил машину за хозяйственным магазином на Булгаковской и вернулся. Несколько минут он вслушивался в мир вокруг, сконцентрировавшись на локации возможной опасности, но все было спокойно. Темных облаков и угрюмых непрослушиваемых зон, по которым он определял наличие факторов, угрожающих жизни, этот квартал не таил. Тогда Матвей вошел в арку дома напротив хозмага и во дворе под липами увидел белый «рафик» с матовыми стеклами по бортам. За рулем сидел какой-то бородатый тип и читал газету. Увидев Соболева, он выбросил газету в окно, и Матвей повернул к «рафику»: машина ждала его.

Горшин, как и было условлено, сидел в салоне микроавтобуса – в строгом сером костюме, белой рубашке с галстуком и летних туфлях. В этом наряде его можно было принять не то за директора банка, не то за агента спецслужб. Сжав как клещами руку Матвея, он окинул его взглядом и кивнул на стопку одежды на сиденье:

– Переодевайтесь.

– Зачем?

– Едем вызволять Ариставу.

Матвей едва удержался от возгласа удивления, недоверчиво глянул в безмятежное лицо Тараса, хотел выразить сомнение в целесообразности столь нахальной операции (днем?! на глазах врачей и двух десятков охранников?), но поймал сверлящий взгляд Горшина, насмешливый, ироничный, полный уверенности в себе, и стал молча переодеваться в точно такой же костюм, что и на «чистильщике».

«Рафик» тронулся с места, выехал со двора и влился в транспортный поток улицы.

– Костю держат на Большой Потемкинской, в Первой спецтравматологии, принадлежащей ФСК, – сообщил Тарас, достал из сумки какие-то карты, сунул Матвею. – Это план здания, фото и схема охраны. В вашем распоряжении четверть часа. Справитесь?

Матвей взял пачку листов, принялся изучать. Вопрос задал лишь один:

– Кто еще участвует в операции?

– Я и водитель, – ответил Горшин, ожидая реакции Матвея, но, поскольку тот оставался невозмутимым, добавил: – Существует теория увеличения результативности при увеличении риска, я ее проверил на практике.

Вскоре машина остановилась.

– Приехали. Вы готовы?

Матвей сложил фотографии, схемы и планы в стопку, подровнял и вдруг мгновенным ударом указательного пальца пронзил всю стопку насквозь.

– Пошли. Силой эту больницу все равно не взять, так что ваш расчет на внезапность и наглость может сработать.

– Существует поговорка: сила – пропуск для входа, ум – для выхода. Применительно к нашим условиям она будет звучать так: ум – пропуск для входа, сила и ум – для выхода, и все это с изрядной долей наглости. Объяснять ганфайтеру, что следует делать в той или иной ситуации, не требуется?

Матвей не ответил и стал вылезать из «рафика».

Центр спецтравматологии представлял собой с виду небольшое двухэтажное здание в форме буквы П, окруженное парком и забором из металлической сетки. Забор не находился под напряжением, но представлял собой хитроумный колебательный контур, к которому подсоединялся измерительный комплекс, способный по изменению емкости контура определить, в каком месте и какое подошло к забору живое существо. Основной же объем центра прятался под землей – еще целых пять этажей с операционными, лабораториями, палатами, манипуляционными кабинетами, медицинским компьютерным комплексом.

Горшин подошел к закрытым воротам, вставил в белый ящичек слева какой-то стержень, и