Штаб армейский, штаб фронтовой - Семен Иванов

- Да,- сказал представитель Ставки,- обстановка сложна до крайности. Корпус Танасчишина, безусловно, сделал большое дело, он спас от полного окружения и, возможно, разгрома , 33-ю гвардейскую дивизию. И все же его придется перенацелить на Верхнебузиновку, так как оттуда исходит еще большая угроза удара на Калач по двум правофланговым дивизиям 62-й армии. Мы с Гордовым изыщем силы, которые хотя бы в какой-то мере заменят корпус Танасчишина под Манойлином, и во главе с генералом Пушкиным пошлем их туда.

В разговор вступил В. М. Лайок. Он достал из папки лист бумаги и, пустив его по кругу, попросил присутствующих ознакомиться. Это было политдонесение комиссара 13-го корпуса А. А. Бичерова, также привезенное Н. А. Новиковым. Речь в нем шла о подвиге экипажа младшего лейтенанта А. В. Феденко из 169-й танковой бригады. Во второй половине дня 24 июля в районе фермы No 1 совхоза имени 1 Мая его тридцатьчетверка была одновременно атакована десятью вражескими танками. Положение экипажа, в который кроме Александра Васильевича Феденко входили командир башни Иван Ананьевич Яковлев, механик-водитель Семен Петрович Проценко и стрелок-радист Евгений Николаевич Быков, казалось, было безвыходным. Но отважные воины не дрогнули. Между героической тридцатьчетверкой и десятью танками противника завязалась огневая дуэль. Наш отважный экипаж уничтожил четыре танка, но затем вражеский снаряд попал в слабозащищенную часть тридцатьчетверки, повредил ее двигатель и поджег бак с горючим. Мотор заглох, и из машины повалил дым. Гитлеровцы перестали стрелять. Прекратил вести огонь и экипаж горящего танка. Ему пришлось открыть верхний люк. Выглянув наружу, младший лейтенант увидел, что к тридцатьчетверке крадутся немецкие автоматчики. Феденко снова закрыл люк, и экипаж открыл ураганный пулеметный огонь, сея смерть в рядах врага. Но и его участь в горящем танке была ясна каждому...

Советские воины предпочли гибель позорному плену. В эфире прозвучал голос командира экипажа: "Прощайте, товарищи, не забывайте нас, умираем, но не сдаемся врагу!..",- а затем послышались близкие сердцу каждого советского человека слова и мотив: "Это есть наш последний и решительный бой..."

Пока этот волнующий документ переходил из рук в руки, мне сообщили, что вернулся капитан Трактуев, который хотел бы доложить наедине. Он сказал, что командир корпуса просит назначить другое время его прибытия на КП армии, так как сейчас в действиях войск столь ответственный момент, что он не может оставить свой командный пункт. Я уже знал непреклонный нрав Георгия Семеновича, но такой его шаг показался мне все же рискованным. Обдумав, как убедительнее доложить об этом А. М. Василевскому и командарму, я вернулся к ним и изложил ситуацию возможно мягче.

Александр Михайлович удивленно поднял брови и спросил, достаточно ли толкового командира направляли к Родину? Я дал самый лестный отзыв о капитане Трактуеве. Кирилл Семенович же вновь, как говорится, весь вскипел и, обращаясь к Новикову, бросил:

- Отправляйтесь сейчас же в 28-й, передайте Родину, что он отстранен от должности, и вступайте в командование корпусом!

В это время на лице Василевского, несмотря на все самообладание Александра Михайловича, можно было прочесть борьбу противоречивых чувств, но уже через секунду-другую он полностью овладел собой и, как обычно, ровным голосом сказал командарму:

- Не горячитесь, Кирилл Семенович. Лишь крайность могла вынудить такого командира, как Родин, задержаться с прибытием на КП. Николаю Александровичу действительно стоит съездить на КП корпуса, но не для отрешения комкора от должности, а чтобы компетентно выяснить обстановку и доложить нам свои выводы.

Генерал Новиков высоко ценил Родина, и миссия, которую, только что хотел поручить командарм, была ему явно не по душе. Он вопросительно посмотрел на Москаленко, и тот произнес:

- Выполняйте приказ начальника Генштаба.

Четко повернувшись, наш главный танкист быстро вышел из комнаты, и уже через минуту вездеход умчал его к переправе. Я вышел вместе с ним, распорядился быстро организовать ужин, а пока ввести пленного, недавно доставленного разведчиками корпуса Родина. Это был ефрейтор стрелок-радист танка T-IV, захваченный в плен контуженным, но наши врачи быстро поставили его на ноги. Квалифицированная медицинская помощь и заботливый уход удивили пленного и в какой-то мере расположили его к нам, но многословным не сделали. Я полагал, что допрос высокопоставленными генералами подействует на него положительно, и не ошибся.

Когда ввели пленного, к нему обратился А. М. Василевский, сказав, что является, представителем высшего командования Красной Армии. Ефрейтор вытянулся в струнку и произнес:

- Если господин генерал-полковник гарантирует мне жизнь и возвращение к семье после войны, я расскажу все, что знаю.

- А что,- спросил Александр Михайлович не без юмора,- вы все же полагаете, что от Советского Союза что-либо останется после этой войны?

- Недавно я действительно думал, что ничего не останется, - ответил пленный, - но после того, как мы прошли от границы до Харькова, а затем до Дона и я в одной из школ внимательно рассмотрел на большом глобусе, какова истинная протяженность России, то невольно усомнился в этом. А потом - ваши танки. Доктор Геббельс давно уже сообщал, что все русские танки и заводы, производящие их, уничтожены, но на нас шло столько новеньких Т-34, что пришлось усомниться в полноте информации доктора Геббельса.

Из показаний пленного особенно важным было то, что его батальон, наряду с другими подразделениями 2-го танкового полка 16-й танковой дивизии, входит в боевую группу майора Витцлебена, которая поддерживает 3-ю моторизованную дивизию, имеющую ближайшей задачей овладеть переправой через Дон у Калача. От ефрейтора мы узнали также, что его дивизия вместе с 3-й и 60-й моторизованными составляет 14-й танковый корпус. Далее пленный сказал:

- После изнурительных боев у Северского Донца, Оскола и Бурлука, в которых дивизия понесла большие потери, нам дали отдых и пополнили, судя по нашему полку, до предвоенной численности.

- Значит, до штатной? - спросил А. М. Василевский.

- Я не знаю штатной численности войск,- ответил ефрейтор

Начальник Генштаба достал из бокового кармана кителя небольшую, но довольно толстую записную книжку, полистал ее и протянул К. С. Москаленко, который, прочитав текст, дал книжку мне. На открытых страницах убористым каллиграфическим почерком А. М. Василевского был написан штатный состав танковой дивизии. В ней насчитывалось 16 тысяч человек, 309 танков и САУ, 25 бронеавтомобилей, 160 бронетранспортеров, почти 3 тысячи автомашин, тягачей и мотоциклов. Были данные и о моторизованной дивизии. Здесь же указывалось, что в танковый корпус кроме соединений входили и корпусные части, в том числе танковые, так что общее количество танков в нем могло достигать 300 единиц и более.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});