Танго под палящим солнцем. Ее звали Лиза (сборник) - Елена Арсеньева

— Он сумасшедший! — снова засмеялся Алекс. — Взять такой псевдоним — значит заведомо испортить себе жизнь!

Лиза чувствовала взгляд Петруся, который так и обжигал ей спину.

— Алекс, — начала она, пытаясь подавить унявшуюся было, но вдруг опять возникшую дрожь, — извините, я была очень рада вас повидать, но мне пора. Поэтому я вам желаю счастливого…

— А интересно, — перебил ее Алекс, устремив взгляд ей за спину и, такое впечатление, только сейчас заметив ее спутников, — а куда вы собрались всей своей подозрительной и опасной компанией? Может быть, решили спастись бегством из Мезенска? Тогда не стану препятствовать такому разумному поступку. А то, видите ли, Шранке и фон Венцлов церемониться не станут.

— Ну… — пробормотала Лиза, пораженная тем, что он угодил почти в десятку, — вообще-то мы о бегстве еще не думали… Мы просто хотели отвести моего деда в село, к родственникам. Он очень болен…

— Да уж, — Алекс окинул задумчивым взглядом отца Игнатия, — сказать, что ваш дед напоминает смертельно больного человека, — значит сделать ему комплимент. Больше всего он очень похож на вставшего из гроба покойника. Что с ним? Сердце больное? Ну так ему надо хорошенько беречься! С сердцем шутить нельзя, такого старика любой мало-мальский припадок в два счета в могилу сведет.

Лиза промолчала. Припадок, который случился под утро у отца Игнатия, свел бы в могилу с десяток солдат, а он ничего, отлежался, пока Петрусь бегал в комендатуру, о пропуске хлопотал, — отлежался да и пошел на своих ногах через мост… Именно он убедил Баскакова в том, что тому идти не стоит — в два счета прицепятся патрули. Баскаков упрямился, говорил, что они не смогут выбрать подходящее место для взрывчатки, но отец Игнатий напомнил, что в лагере он одно время кашеварил для бригады взрывников, которые для новой трассы — рвали скалы, чтобы прокладывать железнодорожное полотно. И он разберется, как выбрать подходящие для закладки взрывчатки места на самом обычном мосту.

Но Баскаков все еще упрямился. Тогда отец Игнатий зазвал его в другую комнату, и они о чем-то долго там шептались. Когда вышли, в глазах у отца Игнатия просверкивало мстительное торжество, а Баскаков был угрюм и на Лизу не смотрел. И некое вещее чувство подсказало ей, что Петрусю тогда, на рассвете, не померещилось, что кто-то стоит за дверью: там был старик, он подглядывал, он подслушивал, он услышал их с Петрусем разговоры, он понял, что Лиза решила бежать, а Петрусь ей в том пособник, — и теперь он открыл их планы Баскакову. Они не могут оставить Лизу и пойти вдвоем — все-таки женщина, при одном взгляде на нее у любого меньше подозрений становится, с ней легче пройти мост. Но вместо Баскакова теперь должен был идти старик. Наскоро придумали новую легенду — про родственников в деревне Гнилька, куда внучка и внучек сопровождают больного деда. Баскаков остался в городе и простился с Лизой так спокойно, что она поняла: он не сомневается в ее возвращении, старик не выпустит ее из своих цепких лап! Все, что она смогла сделать, это наскоро перемолвиться с Петрусем. Он так и побелел, услышав новость, но глаза его были мрачны и решительны.

— Уйдешь, ничего, — прошептал он.

Только два слова и успел Петрусь ей сказать, но Лиза знала, как ему трудно будет выполнить обещание, если старик, которого он боготворил, начнет требовать своего. Так что настроение у нее было похоронное. А тут еще Алекс сейчас привязался!

— А как же ломбард? — задал он неожиданный вопрос.

— Ломбард… продан, — на ходу придумала Лиза. — Там теперь другой хозяин.

— А вы вернетесь в Мезенск? — спросил Алекс.

— Не знаю, — уклончиво ответила Лиза, подумав про себя, что лучше утопится или повесится, но в проклятую западню больше не сунется. — Как позволит дедушкино здоровье. Да и какая разница, вернусь или нет, мы с вами все равно больше не увидимся, ведь вы уезжаете в Берлин.

— Ах да, — спохватился Алекс, — я и забыл. Верно, вы правы, мы не увидимся. И это меня очень печалит. Вы меня перебили в ту минуту, когда я как раз хотел сказать: единственное, что затемняет картину моего безоблачного счастья, так это мысль о неминуемой разлуке с вами. Но вот что, Лиза… Я все равно хотел разыскать вас в Мезенске. Подпишите мне свое фото!

— Вы с ума сошли, какое фото? — слабо улыбнулась она. Но так и ахнула, когда Алекс снова сунулся в автомобиль, снова достал свой портфель, раскрыл его и из какой-то толстой тетради в клеенчатой обложке вытащил фотографию — тот самый снимок, который был на Лизином аусвайсе, только увеличенный до размера открытки.

Недоверчиво глядя на свое лицо, которое сейчас почему-то казалось чужим, она вспомнила, как Алекс говорил, стоя на крыльце «Rosige rose»: «Интересно, сохранился ли у фотографа, который делал этот прелестный снимок, негатив? Я бы с удовольствием заказал ему еще одно ваше фото. Для себя. Только не такое маленькое, а кабинетного, так сказать, формата. Знаете, с почтовую открытку, вот такого размера. И носил бы его в бумажнике, иногда с гордостью предъявляя своим приятелям. Они бы рассматривали его, завидовали мне, восхищались вашим изумительным лицом, делали бы скабрезные намеки, которые я с тонкой улыбочкой игнорировал бы, а потом спрашивали, что написано на обороте снимка. И я с удовольствием переводил бы им вашу дарственную надпись, сделанную, конечно, по-русски: «Моему любимому Алексу — на вечную память. Лиза Пет-ро-пав-лов-ская». Неужели мне удалось выговорить вашу фамилию? Ну и в конце пусть будет написано — такого-то числа, такого-то года, город Мезенск, бывшая Россия». А она тогда сказала, что ему, мол, фантастику бы писать… но вот же оно, фото!

— Как видите, я сдержал обещание, — с торжеством проговорил Алекс. — Я всегда исполняю то, что обещал. Фото уже сделал и в Нижний Новгород обязательно приеду… Я почему-то убежден, что выживу в этой бойне. Ведь империя не может остаться без наследного принца, верно?

Лиза слабо кивнула. Черт его знает, может быть, он и прав, Алекс Вернер, «трикотажный принц»!

— Так что прошу вас подписать мне снимок так, как я хочу.

Лиза беспокойно оглянулась. Петрусь, как никогда, напомнил ангела смерти, сопровождающего мученика на тот свет. Судя по лицу старика, исполненному ненависти, путь ему был предписан не в рай, а прямиком в ад…

Но делать нечего, пока не исполнишь просьбу Алекса, он не отстанет. И, кивнув, Лиза приняла от него тяжеленный «Паркер» с золотым пером. Несколько мгновений подержала, восторженно разглядывая невозможно красивую ручку, и, опираясь на портфель Алекса, который тот держал вместо некоего походного столика, начала писать под его диктовку: «Моему любимому Алексу — на вечную память» . Боже мой, какой-то бред, бред! Честное слово, совсем как у Анненского: «Какой тяжелый, темный бред!» Каждое слово Алекса, которое Лиза старательно записывала, было издевкой над ней, над Петрусем, над их любовью, такой щемящей, такой обреченной. Но она старалась не думать об этом, а писала покорно, тупо, стараясь закончить быстрее, чтобы проклятый немец отвязался, наконец! Написала имя, фамилию, кошмарную последнюю фразу: «Город Мезенск, бывшая Россия» , протянула фотографию Алексу:

— Ну вот, все, возьмите. Теперь прощайте!

Одной рукой Вернер схватил снимок, другой удерживал Лизу за запястье. Читал — очень внимательно, как будто проверял, не сделала ли она грамматических ошибок.

— Вы написали по-русски, — сказал удовлетворенно. — Очень хорошо. Только почему вы…

— Что? — почти выкрикнула она, еле владея собой.

— Ничего, — покачал головой Алекс, убирая фотографию. — Ничего. Теперь идите. Только я советую вам поспешить. Вы должны перейти мост как можно скорее, потому что через пятнадцать минут, — он взглянул на часы, — да, именно через пятнадцать минут через него пойдет колонна грузовиков с боеприпасами, и как бы вас не задержали, не отвели на пост. Там могут так прицепиться, что никакой дедушкиной болезнью не отговоритесь.

— Как через пятнадцать?! — с ужасом спросила Лиза. — С чего вы взяли?!

— Ну, я все же офицер германской армии, — усмехнулся Алекс, — человек со связями. Меня предупреждали, чтобы я поспешил пересечь мост, ведь если кто-то окажется там во время движения колонны, не оберется неприятностей. Так что спешите. А может быть, вам лучше переждать здесь?

— Нет, мы должны успеть!

Лиза сорвалась с места и бросилась к Петрусю:

— Скорей, нужно скорей идти!

— Что такое?

— Через четверть часа здесь пройдет колонна грузовиков с боеприпасами…

— Не может быть! — воскликнул Петрусь. — Как же так? Баскаков сказал, она будет здесь только завтра!

— Значит, он ошибся! — чуть не закричала Лиза. — Значит, его сведения неточные. Скорей, скорей, ну…

До нее только сейчас дошло, что колонна — та самая, которую хотел взорвать Баскаков. Ну и промахнулся он, смертельно промахнулся! И что делать, если старик сейчас скажет, что все бессмысленно, нужно возвращаться, не переходя моста?