Николай II (Том II) - А. Сахаров (редактор)

Николай прервал на минуту чтение письма для того, чтобы закурить папиросу. Выпустив первое колечко дыма, он откинулся в кресле и представил себе, как милая Аликс сидит в своём будуаре за письменным столом и твёрдым, уверенным почерком без помарок быстро-быстро пишет ему следующее письмо.

«Мало ей тяжести оставаться одной во время моих, слава Богу, теперь частых поездок в войска, так Солнышко решила взвалить на свои плечи и мои заботы, вникая в государственные дела… И оказывается, она в этом кое-что понимает!.. – подумал Николай, вспоминая строки письма Аликс. – Правильно она подметила, что ссоры и интриги министров друг против друга оборачиваются большим ущербом для реноме всего правительства… Кое-кого давно пора удалить из состава Кабинета, но поди ж ты, где взять новых, честных и порядочных деятелей?.. Ведь всегда в России было плохо с кадрами, а теперь, когда многие умные люди из той среды, откуда и надо черпать государственные умы, вовсю заигрывают с Гучковыми, Родзянками и другими разбойниками из «общественности», и положиться-то не на кого…»

Николай вздохнул, затянулся папиросой и снова взялся за письмо.

«…Если б ты только мог быть строгим, мой родной, это так необходимо, они должны  с л ы ш а т ь  твой голос и видеть неудовольствие в твоих глазах. – Они слишком привыкли к твоей мягкой, снисходительной доброте. – Иногда даже тихо сказанное слово далеко доходит, но в такое время, как теперь, необходимо, чтобы послышался твой голос, звучащий протестом и упрёком, раз они не исполняют твоих приказаний или медлят с их исполнением. – Они должны научиться дрожать перед тобой… Ты должен просто приказать, чтобы то или иное было выполнено, не спрашивая, исполнимо это или нет (ты ведь никогда не попросишь чего-нибудь неразумного или невозможного). Прикажи, например, чтобы, как во Франции (республике), те или другие заводы выделывали бы гранаты, снаряды (если пушки и ружья слишком сложно), пусть большие заводы пошлют инструкторов. Где есть воля, там найдётся и способ её осуществления. Они должны все понять, что ты настаиваешь на том, чтоб твои приказания немедленно исполнялись. – Они должны подыскать людей, заводчиков, чтобы наладить всё, пусть они сами наблюдают за ходом работы. Ты знаешь, как даровит наш народ…

Двинь их на работу, и они всё смогут сделать, – только не проси, а приказывай, будь энергичен на благо твоей родины…»

«И это дельно она предлагает, – мелькнула у царя мысль, – вот только затягивание гаек от моего имени в частной промышленности сейчас, когда так бурно вроде бы взялась за дело «общественность», создавая для помощи армии Военно-промышленные комитеты, пойдёт вразрез с моей политикой смягчения острых углов во время войны, когда всякие громкие раздоры недопустимы…

Может быть, позже, когда я найду достаточно сильную кандидатуру на пост министра промышленности, можно будет вернуться к вопросу о милитаризации военных фабрик и заводов… Но сейчас… Сейчас надо будет выпустить пар из котла общественного недовольства положением со снарядами и винтовками тем, что придётся пойти навстречу просьбе Николаши об отставке Сухомлинова, а там – посмотрим… Для начала создадим комиссию по разбирательству вины министра в недостатке боевых припасов и оружия, взвесим вину других лиц, в том числе самого Николаши и дяди Сергея… Если серьёзно разобраться, то вину Сухомлинова никому не удастся доказать. Говорил же мне Андрей[142], как могло артиллерийское ведомство в ноябре 14-го года ответить, что надобности в снарядах не встречается, в то время как из армии сыпались требования на снаряды?.. Да и Сухомлинов мне докладывал, что был возмущён этим ответом Главного артиллерийского управления и в своём письме Янушкевичу поставил супротив этих строчек три восклицательных знака и сообщил, что заказ на снаряды был дан ГАУ только тогда, когда он пошёл «на них (то есть ведомство великого князя Сергея) войной». Помнится, тогда ещё добрый старик остроумно добавил: «Жаль, что они не работают на германскую армию». Может быть, из-за этой истории Сергей теперь так «тяжело заболел»?.. Но Бог даст – всё образуется… И «общественность» справедливо разберётся?..»

Царь перевернул страничку и продолжил чтение с неослабевающим интересом.

«То же относительно другого вопроса, который наш Друг так принимает к сердцу и который имеет первостепенную важность для сохранения внутреннего спокойствия – относительно призыва 2-го разряда: если приказ об этом дан, то скажи Н., что так как надо  п о в р е м е н и т ь, ты настаиваешь на его отмене. Но это доброе дело должно исходить  о т  т е б я. Не слушай никаких извинений (я уверена, что это было сделано ненамеренно, вследствие незнания страны). – Поэтому наш Друг боится твоего пребывания в Ставке, так как там тебе навязывают свои объяснения и ты невольно уступаешь, хотя бы твоё собственное чувство подсказывало тебе правду, для них неприемлемую. – Помни, что ты долго царствовал и имеешь гораздо больше опыта, чем они. На Н. лежит только забота об армии и победе – ты же несёшь внутреннюю ответственность и за будущее, и если он наделает ошибок, тебе придётся всё исправлять (после войны он будет никто)…»

«И здесь права Аликс! – удивился снова Николай, – Конечно, только человек из народа, трезво и реально мыслящий, то есть Григорий, мог её навести на эту мысль о ненужности мобилизации людей, которые всё равно не пойдут в действующую армию, а будут болтаться по тыловым частям и учреждениям, зря есть хлеб и ничего не делать… Может быть, его устами даёт советы сам Господь Бог? Уж больно они прозорливы… Действительно, если оголить без нужды пашни и фабрики, транспорт и торговлю, то это может вызвать большое напряжение и беспокойство в народе… Наверное, лучше было, бы мобилизовать следующий год призыва!.. Но как моя дорогая Аликс могла так быстро проникнуть в глубинную суть этого вопроса! Откуда она, женщина, может знать, что «ратники 2-го разряда» – это люди, за различными льготами, сверхкомплектом, физической слабостью – так называемые «белобилетники», – в войсках прежде не служившие… Что их направляют в непомерно разросшиеся запасные батальоны, слабые кадры которых совершенно не справляются с их обучением, а после трёх или шести недель маршевыми ротами их везут на фронт малообученными… Что они только раздувают численный состав частей, умножая количество едоков, но не увеличивая количества бойцов. Почему же никто из министров или генералов в Главном штабе не обратил на это внимания?! Выходит, что простой мужик и Императрица больше озабочены и лучше понимают интересы России, чем призванные для этого военные и государственные мужи!.. И Николаша тоже гнёт свою линию… Не только в военных делах, но и в государственных, на что я его не уполномочивал… Что это Аликс мне писала об этом раньше?..»

Прекрасная память Государя хранила почти дословно многие документы, которые он прочитывал. Письма женщины, которую он любил, он без всякого труда запоминал от слова до слова. Но ему доставляло удовольствие лишний раз проверить себя, и он вынул из портфеля наугад стопку писем, в которой были послания Аликс за два последних месяца.

«Ага, – подумал он, открывая листочек с датой «4 апреля 1915 г.», – вот что она писала тогда: «Да благословит Господь твоё путешествие, мой любимый, и да принесёт оно успех и поддержку нашим войскам! – Надеюсь, что ты кое-что ещё повидаешь до возвращения в ставку, и если Николаша вздумает жаловаться на это Воейкову, положи сразу конец этому и докажи, что ты повелитель…» Аликс уже тогда была права – Николаша не хотел меня пускать к войскам, а надеялся удерживать возле себя в Ставке, где он даже со мной разговаривал вообще тоном монарха… и эти намёки на то, что его надо короновать короной Галиции, дабы закрепить наш военный успех… Какое это имеет отношение к войне? И чего он всё время набивается ездить со мной по фронтам? Сначала я думал, что Главнокомандующий должен сопровождать меня в завоёванную провинцию, но Аликс оказалась права… Каким-то образом получилось так, что это я нахожусь в его свите, а не он в моей… А у него действительно слишком большая для великого князя свита, и они все наперебой обращаются только к нему, так что поневоле у моей армии могло возникнуть впечатление, что Николаша Император, а не я!..

А эти бесконечные истории с евреями, которых он ненавидит и поэтому сотнями тысяч беззаконно высылает из прифронтовой полосы как якобы шпионов, а сотни отдаёт под суд и казнит, не имея никаких доказательств их преступлений!.. Но эти несчастные сотни тысяч насильственно высланных евреев – ведь они после войны получат от меня равные права, будут такими же подданными, как и все остальные, но в сердце сохранят зло из-за него ко всей России! Нет! Я ему запрещу эти жестокие высылки и суды, прикажу Горемыкину принять соответствующее предписание правительства… Ведь Глас Народа устами Друга ясно прозвучал: «Все люди одним Богом сделаны – потому почто их обижать…» И вообще, с Николашей нужно будет в этот раз очень серьёзно поговорить, а если это не поможет, то и сместить его с Верховного командования…»