Собрание сочинений в десяти томах. Том 2 - Юзеф Игнаций Крашевский

бы огорчили его. Он так любит нас!

Дробицкий не смел сказать всей правды и только прибавил:

— Как же вы хотите, чтобы больной подобного рода сам добровольно согласился принять лекарство? Иногда больного не иначе можно избавить от опасного положения, как только принуждением и насилием… У Юлиана мало воли и решимости, стало быть, чужая воля непременно должна заменить ему собственную…

— Этого я не понимаю… он не дитя… трудно принудить его…

— Президент и вы могли бы упросить… убедить его. Уверяю вас — это единственное средство. Для молодости обязательно нужна пища, молодость, неподвижно существующая на одном месте, истребляет и уничтожает все окружающее и, когда не станет пищи, сама вянет и умирает… Посмотрите вы, каким возвратится сюда Юлиан! Здесь он состарится раньше времени, прирастет к стенам, к подушкам и креслам, обленится и заснет. Напрасно вы думаете, что угождение инстинктам больного спасительно для его будущности, иногда он жаждет яда…

Анна глубоко задумалась и наконец проговорила тихим голосом:

— Я не сумею убедить его. Надо попросить президента, посоветоваться общими силами, если это будет необходимо… Но президент упоминал о другом лекарстве…

Анна остановилась. Легкий румянец покрыл лицо ее.

— Какое же это лекарство?

— У нас нет перед вами секретов. Вы знаете наши дела по имению. Они значительно поправились, но вы сами говорили, что для обеспечения будущности, следовало бы продать две деревни… Президент не видит против этого лучшего средства, как женить моего брата на богатой… Он утверждает, что, женив Юлиана, введя его в новую жизнь и наложив на него новые обязанности…

— Если б это было возможно! — воскликнул Алексей. — Если бы…

Но он не мог кончить всей мысли. Анна торопила его:

— Ну — что ж? Если бы… извольте договорить…

Алексей улыбнулся и сказал с чувством:

— В этом-то если бы именно и заключается великая тайна мира… Почему именно среди множества людей только одно существо влечет нас к себе, а другое, во всем блеске красоты, отталкивает от себя либо на веки остается предметом равнодушия? Почему первый взгляд решает нашу судьбу? Почему, еще не зная нашей избранницы, мы тоскуем о ней в предчувствии, а увидя ее, привязываемся к ней навеки?

— Подобной тайны, — отвечала Анна, — я не только не могу объяснить себе, но считаю ее мечтою… Можно к каждому привязаться…

— Да, по-христиански или по-братски, — подтвердил Алексей.

— И этого довольно! — воскликнула Анна. — Признаюсь, я не понимаю исключительных и страстных привязанностей, считаю их заблуждением и непростительной глупостью… Человек не должен так крепко привязываться сердцем к земле!

— Правда, не должен… Но если увлекающая его сила могущественнее всего на свете? Если она заглушает в нем память, рассудок, отнимает присутствие духа и совершенно овладевает им?

— В таком случае он должен бороться… хотя, — прибавила она, подумав минуту, — я решительно не понимаю и не могу понять вас…

— И никогда не поймете! — отвечал молодой человек печальным тоном. — Вы слишком высоко стоите над землею и не можете пожелать чего-нибудь земного… Не скажу, чтоб я хвалил в вас это свойство… ваше величие страшит меня…

Анна рассмеялась и потупила взор…

— Виновата ли я, если не верю этому и не понимаю вашей теории?..

— Но разумно ли опровергать истину известного чувства потому только, что мы сами не испытываем его? Разве не может оно существовать для других, если не существует для вас?

— Жаль мне таких людей!

— Не жалейте слишком, панна!.. Все на свете устроено так премудро, что мучения стоят рядом с восторгами и душевными наслаждениями, и чем огромнее жертва, тем драгоценнее добыча… За страдания сердца платит само сердце, за страсть — одна минута безумия, за минуту счастья — злополучие…

— Я слушаю все это, точно сказку о заколдованной царевне! — воскликнула Анна. — Но, посмотрите, уж десять часов, а мы так заговорились… У Поли целый день болела голова, она, верно, ушла в свою комнату. Юлиан также печален и, должно быть, сидит у себя и читает… Спокойной ночи!

Анна вышла из гостиной.

Оставшись один, Алексей тихими шагами пошел по темной аллее и вдруг остановился, не зная, что делать, потому что за несколько шагов нечаянно услышал долетевшие до него слова разговора. Он опомнился и оглянулся вокруг… Месяц, как будто серебряной струей, проник сквозь листья густой беседки, где сидели Юлиан и Поля, забыв все на свете… Они, казалось, забыли свет, людей, опасности, будущее — все, на что оглядывается холодный человек… их слова, как и взгляды, смешивались, сливались и обращались в одни звуки.

— Милый мой Юлиан! — серебристым голосом восклицала Поля. — О, долго, невыразимо долго ждала я этой минуты… теперь уже могу умереть, ничего не надо мне больше… Скажи еще, что любишь меня… повтори сто раз! Может ли это быть? Ты… любишь меня? Ты — ангел, чистое, небесное существо, идеал… любишь меня бедную, столько лет страдавшую от внутреннего огня, обиженную страстью, безумно бросающуюся тебе на шею? Ты не презираешь меня?.. Не отталкиваешь?..

— Я люблю тебя, Поля. Поля! О, как люблю!.. Сколько я страдал!.. Сколько боролся!..

— А, ты хотел сопротивляться? Ты думал, что найдешь силы противиться мне? Я увлекла тебя… О, всемогущей волею любви моей я мертвеца вырвала бы из могилы! Ты не знаешь, сколько и я страдала… стыд, мысль о будущем, благодарность… все я подавила в себе… А сколько проглотила я слез!.. Сколько раз хотела умереть, думая, что не пробужу тебя из оцепенения!

— Я должен был бороться. Но разве мои глаза не говорили тебе, что я чувствовал?..

— Глаза? Одних глаз мне мало было… Уста? И их также мало… Ах, я схожу с ума от счастья! Ты любишь меня!.. О, если бы теперь могла я умереть вот так, в твоих объятиях… Убей меня! О, убей меня!.. Ты принесешь мне счастье… Передо мною встает грозное завтра, я боюсь всего: людей, тебя, ее… света… несчастья… самой себя… Теперь я достигла цели моих желаний… ты мой! Ты у меня! О, как мне сладко умереть в эту минуту!..

— Поля, мы будем жить…

— Жить? Это говоришь ты и обманываешь, милый Юлиан! Ведь ты хорошо знаешь, что мы не можем жить вместе… но зачем этот час отравлять страшными мыслями? Они и без того придут слишком скоро… Только сегодня принадлежит мне!

И она обняла его шею и осыпала поцелуями… Юлиан замолчал и казался почти в обмороке… У Алексея волосы поднялись дыбом… Идти назад он не мог, оставаться тут не хотел. Эта сцена поразила его. Он стоял близ них — точно вкопанный, а они не видели его…