Настоящая фантастика – 2010 - Генри Лайон Олди

поставлю! А?!

Следующие пятнадцать минут эфир наполнялся возмущенными криками сердобольных зрителей.

— Они что, правда расстроятся, если мы погибнем? — проворчал я.

— Конечно, — заверил Карло. — Видел бы ты, какие реки слез текут, когда их фаворит проигрывает и не получает свой приз! А тут… Ну, кроме тех, кто поставил, понятное дело… Знаешь, что я ответил, когда спросил у себя — еще там, на Земле, — зачем мне лететь к Альфе Кентавра?

— Почему бы и нет, раз такой случай подвернулся?

— Да разве ж это причина?!

— А разве нет?

— Я имею в виду — достойная причина, за которую не жалко погибнуть? — Журналист надулся пафосом, как жаба надувается воздухом, перед тем как исполнить брачную песню.

— Сдаюсь, — поспешил сказать я. — Зачем?

— Напомнить этим людям, что в жизни всегда есть место подвигу! Что у них есть? Работа. Путешествия по телепортерам. Шопинг по выходным. Ну еще там, по мелочи. Все серо. Все зашорено. Утоплено в быту. А кто в этом виноват? Они сами! Сами отказываются от приключений. От настоящей жизни. Если хотя бы один из них, глядя на нашу экспедицию, пусть даже на нашу гибель, задумается и оторвет свою… свои… себя от кресла, значит, мы погибнем не напрасно! Человек должен звучать гордо!

— И обязательно с большой буквы, — добавил я.

Что-то ткнулось мне в ногу.

Пит жалобно смотрел снизу вверх, печально опустив свои роскошные уши. Я бережно поднял кота на колени, погладил. Услышал тихое, как показалось — грустное урчание.

— Вот у кого трагедия, — сказал я. — Друг бросил ради девушки, да, Пит? Еще и закрылся небось и выставил за дверь. Забыл, что в ответе за того, кого приручил. Не обижайся на него, Пит. Его самого сейчас приручают…

На следующий день, пятнадцатого мая, «Нинья» вышла на линию прямого полета к Альфе Кентавра. Опасность взрыва миновала — интерес аудитории еще несколько часов был с нами, а потом опять пошел на спад.

Два дня я редко видел Юру и Кристину. Общался с Питом и иногда — с Карло. Возился с водорослями. Результаты обнадеживали — размножались они быстро и уже начинали включаться в кругооборот веществ на корабле. Я чистил птичьи клетки, кормил рыбок и перепелов и в какой-то момент понял, что не смогу есть. Питаться друзьями — это каннибализм, даже если у них нет рук, а есть плавники или клюв. Наверное, надо было относиться к ним как-то по-другому, но я не смог.

На третий день — семнадцатого мая — Юра пришел в кают-компанию.

— Она к Карло вернулась, — пожал плечами бортврач, радостно тормоша Пита. Кот млел от счастья и от переизбытка чувств кусался и царапался. — А я как-то… Я думал, она любит, а ей так… Любопытно было. И для камер, наверное… Чтоб рейтинг, чтоб его…

— Бывает, — кивнул я и сел заполнять журнал. Потом вспомнил про Юрин день рождения. Потом — про разговор с Карло.

— Слушай, Юрка, а зачем ты полетел?

— Я? — удивился «монгол». — Ты чего вдруг?

— Так. Любопытно.

— Ну. Идея понравилась.

— И все?

— А что тебе еще надо? — Бортврач привстал на локте. — Я не понял, ты что, чем-то недоволен?

— Нет.

— А я недоволен!

— Юрка?!

— А ты сюда посмотри. — «Монгол» сел. — Сначала фильтры углекислоты отказали. Потом взорвался кислородный бак. Оба раза Карло жаловался на рейтинги, так? Кто заметил проблему с углекислым газом?

— Карло.

— Кто предложил собраться в командном отсеке, хотя могли отсидеться в кают-компании?

— Карло.

— Теперь смотри — могли ли инженеры быть такими дураками, чтобы не воткнуть печку в сеть, а? Или не предвидеть, что кислород возле Солнца может разогреться и рвануть? Если там опасность взрыва больше половины, старые звездолетчики не летали бы вокруг, это же ясно!

— Звучит логично. Но мне не нравится идея повесить всех собак на «гнома». Он же сам на борту.

— Правильно. И очень не хочет лететь к Альфе Кентавра. Поэтому он испортит нам еще что-нибудь, так, чтобы нельзя было продолжать. Думаешь, ему улыбается десять лет болтаться с нами среди звезд? Он уже засветился как герой. Получил свой чертов рейтинг, теперь домой хочет… Кстати, тебе он тоже с утра жаловался?

— Да, — согласился я. — Только это маразм. Знаешь, если у нас через неделю крыши поехали, может, правда, стоит свернуть все? Признать, что старые звездолетчики были покрепче…

— Давай последим за Карло. Если до вечера ничего не случится… — Юра улыбнулся. Подмигнул. — Тогда мы вернемся к обсуждению этого вопроса.

Следили по очереди. Стараясь быть ненавязчивыми. Один раз мне показалось, что журналист крутился возле душевой и, неожиданно выйдя из кают-компании, я его спугнул.

А потом бортврач отправился принимать душ.

— Я убью его!

«Монгол», даже не завернувшись в полотенце, вылетел из душевой с боевым воплем раненого вепря. Когда я подбежал, он как раз настиг убегающего «гнома». Свалил с ноги замахнулся снова.

Я успел перехватить мокрую после душа руку. В нос ударил запах мочи. Я сдавленно кашлянул, отворачиваясь от напарника.

— Он испортил водоочистку! — завопил Юра. — Убью!

Очищалась, естественно, только техническая вода — для мытья, полива растений и прочих мелких нужд. Пили только чистую, из запасов. Но лететь десять лет без душа из-за каких-то рейтингов?! Я рассвирепел. От души пнул лежащего «саботажника» под ребра. Откуда-то выскочила Кристина.

— В модуль его! — приказала Хива.

На какую-то секунду эта мысль показалась мне достойной немедленного исполнения, тем более что мы стояли как раз возле шлюзов.

— Пошел! — закричал бортврач, от злости не смущаясь гарцевать перед девушкой в костюме Адама.

Мы схватили журналиста за плечи, за бороду, пихнули в шею… Как-то само собой получилось,