Остров - Ол Гот

       - Так перетрудилась? – тут же огрызнулась Тесс.

       - Да бросьте дурочки. Что вы на меня обижаетесь? Не заберу я его у вас, - и уже сдерживая смех, прыснула в ладошку. -  Но после этой ночи я хожу с трудом. Поверьте, его хватит на четверых, если вы конечно захотите.

       Помалкивавшая Речел отметила, что обида на мать и даже раздражение в отношении Дуга явно поутихли, так как   Лиз наконец решила, что надо мириться.

       - С тремя за раз мы его уже имели. На яхте,  в нашем салоне, в ту проклятую ночь…  Ладно, бог с тобой. Он никогда нашей собственностью не был. О чем вы договорились?

       Из того, что сообщила де Гре, и позднейшего разговора с Георгом стало ясно, что решение о самом тесном взаимодействии с Макдедли принято окончательно. Главная ответственность за дальнейшее развитие этих отношений ложилась на близняшек, и мать подтвердила, что мысль грека о браке одной из сестер с Дугом была дополнительной гарантией прочности этих отношений. Однако пока сестры не определились, кто же станет избранницей хозяина острова, события решили не торопить. В этом целиком полагались на них.

       Дуглас, явно понимая свою вину перед сестрами, был предельно вежлив, но с глазу на глаз с ними оставаться не рисковал – делал вид, что увлечен подводным плаванием в компании Берти и младших сестер. В чем-то ему помогла и мать, которая до обеда не отходила от сестер.

       Макдедли избежал неприятного разговора и во время общего застолья под кормовым тентом яхты, возвращавшейся в гавань острова. Речел видела, что сестры ищут повод  для того, что бы высказать Дугу все, что они о нем думают. Но  де Гре и грек, были так внимательны к нему, так по дружески  любезны, что любая колкость со стороны сестер, стала бы откровенным вызовом и им тоже.

       Близняшкам приходилось терпеть. Терпеть на борту яхты. Терпеть в гавани, ожидая вертолет. Терпеть в вертолете, хотя теперь они был совсем рядом, но рев двигателей машины, а главное внимательные глаза матери не позволяли им высказать все, что накипело за тот день.

       Сестрам характер выдержать удалось,  и к их чести первым молчание нарушил Дуглас. Когда Речел с ними уже направились к своему дому,  он их окликнул.

 Речел явно намекнули, что она при этой беседе лишняя и девушка покорно двинулась в сторону знакомого коттеджа. С этого дня она теперь уже  на подчеркнутом  расстоянии наблюдала странный роман Макдедли с двойняшками и их матерью. Речел все больше убеждалась, что привычные игры сестер ее уже не интересуют  совсем. Чувство соперничества, желание стать участницей новой авантюры оставили ее. Речел беспокоила только искренняя тревога за подруг, которые затевали свою игру с откровенно опасным человеком. Сомневаться во всесилии Макдедли не приходилось. По крайней мере, на этом острове.

       В связи с этим большим сюрпризом для Речел было решение Дугласа снять запрет на выход «Ариадны» из островной гавани. Он, очевидно, получил веские гарантии от Георга, а может быть, не устоял перед чарами старшей де Гре.  Одним словом, когда Теодоракис предложил ей продолжить  прерванный пиратами круиз по  центрам древних цивилизаций Средиземноморья, она охотно согласилась.

       Без малого месяц, проведенный в плаваниях, еще больше оторвал Речел от Лиз и Тессы, но зато еще теснее сблизил ее с их младшими сестрами, да и  мать семейства стала относиться к ней более чем по-дружески.

       В немалой степени скрасило это время и то, что Макдедли разрешил взять компаньонкой в плавание юную Ети, с которой и раньше были близкие отношения, а теперь подруги-любовницы просто спали в одной постели. Отношения между Речел и японкой на яхте никого не интересовали.

       Тони в присутствии Бет  де Гре и Ети, которая неотступно следовала за девушкой,  Речел старался не замечать, а для остальной команды она  была приятельницей хозяина и потому недосягаема, по крайней мере, без ее согласия. Правда, кое-кто из матросов, изголодавшихся по женскому вниманию, в первый же вечер попытались добиться этого внимания у «служанки» Речел силой, но сломанная рука и разбитое лицо отбили охоту у остальных членов команды связываться с «сумасшедшей девчонкой», владевшей изощренными приемами рукопашного боя. А категорический приказ капитана, встревоженного  «состоянием здоровья команды» какие-либо дальнейшие поползновения в эту сторону пресек окончательно.

                               ***

       Когда Георг предложил Речел участвовать в плавании, она  согласилась, предполагая, что они поплывут к Карфагену, как и планировалось в июле, однако только после выхода в море она неожиданно для себя узнала, что планы грека существенно изменились. Посещение Карфагена и Италии отодвигалось на конец их путешествия. Вначале он устремился на Крит. Речел, в общем, было безразлично, куда они плывут. Хотелось уплыть подальше от острова, где слишком многое напоминало ей о пережитых кошмарах. Однако уже первое знакомство с реликвиями минойской культуры убедили ее, что «призраки подземелий» не оставят ее и здесь.  

 Кносс располагался примерно в семи милях, между берегом Эгейского моря и холмами к югу от него, где протекала река Катсаба, знаменитый Кайратос древних сказаний. На пологом холме находился колоссальный город-дворец с прилегающими к нему резиденциями аристократии и богатых купцов. Все это связывала сеть мощеных дорог.

       Георг с первых же шагов взял на себя роль гида, решительно отказавшись от услуг местных греков, попытавшихся заработать несколько драхм за свои байки у заезжих туристов. Он хотел, чтобы молодежь сразу же привыкала пользоваться только проверенной или хотя бы научно обоснованной информацией. С этого дня и практически в течение всех их путешествий Георг доверял роль гида посторонним только тогда, когда был, безусловно уверен, что сообщаемая информация будет иметь действительную  ценность.

        Теперь же он рассказал, что в городе жило не менее 80 тысяч человек, а во дворце более 10 тысяч.  Богатый город-резиденция царей был настолько могущественным, настолько уверенным в мощи своего флота, что  не имел стен. Враги  не могли  даже помыслить приблизиться к  границам Крита. Дворец властвовал над «народами  моря», а они властвовали над всем средиземноморьем. Мощные стены Трои, Микен  и других центров средиземноморской цивилизации только говорили о том, кто был властелином этого мира, а кто был вынужден к покорному подчинению.

        Дворец был олицетворением этой власти. Все это стало понятно только благодаря англичанину Артуру Эвансу, который совсем недавно, только в начале века раскопал критские дворцы и создал основы для изучения древней критской цивилизации - знаменитого царства царя Миноса из мифов древней Греции. Георг обратил внимание молодежи, насколько запутан план Кносского  дворца. Легенда о смертельном лабиринте Минотавра находила в нем явное  подтверждение. Без «нити Ариадны» вырваться из него было сложно.

        Дух того, к чему они прикоснулись в Храмах недавно покинутого острова, теперь пропитывал все вокруг них. Они прошли через пронизанные солнцем открытые дворики окаймленные, воздушными портиками со знакомыми, сужающимися к низу колонами.  Осматривали фантастическую живопись фресок украсивших стены двориков, коридоров и залов дворца. Еще раз поразило пристрастие критян к ярким краскам, уже знакомое по находкам на острове. Царская дорога привела от царской стены к массивным западным воротам, откуда начинался коридор процессий, украшенный изумительными фресками, подлинники, которых они позднее увидели в музее Ираклиона. Больше всего запомнился «Принц Лилий», а изображения придворных дам или жриц в платьях с обнаженной грудью и игры  с быком были просто аналогом того, что Речел уже видела в своих храмах.

        Подобные Кноссу города – дворцы были построены на Крите в Малии и Фесте.  Их они осмотрели в эти же дни. Особенно ей запомнились развалины прекрасной виллы-фермы «Агиа Триады» рядом с Фестом.  Все сооружения  объединяли единые архитектурные, и художественные решения. Даже далекой от всего этого  Речел было ясно, насколько найденное ими на острове, было подобно тому, что она видела теперь здесь.

         Изысканные вестибюли с портиками, ступенчатые площадки, стенные росписи лишь повторяли или продолжали то, что она видела в подземных храмах острова.  Скоро Речел стало ясно, что все, что хранилось в музее Ираклиона или уже было воссозданным  в самих дворцах Крита, оставалось лишь жалкими крохами по сравнению с богатством, которое   скрывалось в подземельях их острова. Каждый подлинный фрагмент живописи, каждая статуэтка или изысканный кувшин, увитый изображением морского чудовища, воскрешал в памяти стенные росписи, скульптуру и утварь найденную ими.