Братья Стругацкие - Ант Скаландис

— Куда это он? — всплеснула руками Лена.

— Ленка, — засмеялся Игорь, — ты что, не знаешь второго смысла этой фразы? Он сейчас вернётся.

Но Лена уже бежала вслед за мужем, крикнув на ходу:

— А вдруг ему плохо…

Так они потеряли их обоих, но искать не стали, а пошли себе потихоньку вдоль парапета, бросая в реку веточки, мелкие камешки, монетки — на счастье — и медленно трезвея. Стругацких встретили во дворе, у подъезда. (И как это они подошли с другой стороны?) Попрощались тепло, умиротворённо, радостно. Ненадолго. Что бы они делали друг без друга? А так — всё отлично! Можейки пойдут обратно пешком, а для остальных уже совсем, совсем скоро откроют метро, «Киевская» — рядышком…

— А правда здорово погуляли? — сказала Лена, обнимая Аркадия за шею уже у дверей квартиры.

— Правда, — он вдруг погрустнел. — Так здорово уже никогда больше не будет.

— С чего ты взял? — она обиженно надула губки. Он не ответил. Только пожаловался после паузы:

— Бок болит. Сердце, что ли?

— Ну, ты фантаст! — улыбнулась Лена. — Сердце у него в боку! Поразительно, но за всю эту ночь они ни разу не вспомнили — будто сговорились, — о трагических событиях двухнедельной давности.

21 августа советские танки вошли в Прагу. Об этом трудно было теперь не думать. Но в минувшую ночь им удалось. Прекрасно удалось. Что это было? Торжественное прощание с эпохой, уходящей навсегда? Наверно, так. Уходит любая эпоха, но эта была самой счастливой в их жизни. И так здорово уже действительно никогда не будет.

Утром проснулись, и бок у Аркадия болел ещё сильнее, даже припух. Пришлось идти к врачу. Там отправили на рентген. Трещина в ребре. Аи да Сева! И даже боли не было совсем. Тогда. Забавно это всё, если б не было так пронзительно грустно. Трещинка на снимке была ма-а-аленькой, то-о-оненькой — и не разглядишь, если не знать, но Аркадию вдруг представилась, что эта трещина проходит не только через его ребро, а через всё мироздание, и такая трещина уже не зарастёт.

«Процесс „эрозии убеждений“ длился у нас до самых чешских событий, — говорил БН в одном из интервью. — В 68-м какие-то иллюзии ещё оставались. В частности, я до самого последнего момента был убеждён, что чехам удастся сохранить свободу. Я был в этом уверен на девяносто девять процентов! Я считал, что какие у нас сидят ни идиоты, какие они ни кровавые дураки, но и они же должны понимать, что идея превыше всего, идею задавить танками нельзя… И вдруг выяснилось, что можно. Мы говорили тогда друг другу: „Не посмеют!“ А самые умные из нас говорили: „Ещё как посмеют!“ И оказались правы. И это было для нас полным и окончательным прощанием с иллюзиями. Для нас — и для подавляющего большинства наших друзей и знакомых».

Вместе с Пражской весной были раздавлены последние надежды советской интеллигенции. Диалог с властью стал невозможен. Теперь надо было просто слушать власть и слушаться её. Или не слушаться, но это было чревато. Семёрка отчаянных смельчаков, вышедших на Красную площадь 25 августа со знаменитым плакатом «За вашу и нашу свободу!», оказалась разбросана по тюрьмам и психушкам на долгие годы.

Резкое похолодание в связи с чешскими событиями ударило и по фантастике, и конкретно по Стругацким, причём быстро и весьма ощутимо. Быть может, первым тревожным сигналом стал звонок Алексея Германа БНу:

— «Трудно быть богом» остановили.

— Почему?

— В сценарии видят прямые аналогии с чешскими событиями, теперь не отбояришься от них…

— Идиоты! — проворчали оба, точнее все трое, потому что Аркадий так же воспринял, когда узнал.

Но на самом-то деле, в руководстве «Ленфильма» были совсем не идиоты, а трусы. Никто не хотел быть крайним. А если вдуматься, аналогии и впрямь были очень прямые, прямее некуда. Власть, в очередной раз проспавшись, разглядела себя в зеркале.

Грех жаловаться на подобные претензии, если учитывать, до чего доходила паранойя перестраховщиков в те годы. Ролан Быков снимал чудесную детскую комедию «Внимание, черепаха!», ни сном ни духом не помышляя о политике. Там дети решают проверить, выдержит ли панцирь черепахи, если её положить под гусеницу танка на учениях. Танки в фильме, разумеется, советские, а черепаха начинается на «че», как и всем известная страна… У Быкова были большие трудности с выходом фильма на экран. Ну, как тут не вспомнить остроумный и печальный анекдот про «Муху-цокотуху», в которой при каждом новом генсеке находили свои политические аллюзии!

А может быть, грустным приговором эпохе стал выход в «МГ» перевертыша — последней книги АБС в этом издательстве перед долгим, долгим перерывом, книги удачной и очень симпатичной. Бела Клюева нашла для неё остроумное полиграфическое решение: две крайне непохожие повести — давние «Стажёры» и новое «Второе нашествие марсиан» — были напечатаны навстречу друг другу, вверх тормашками — впервые в отечественной практике. Бела позаимствовала эту идею у американцев, видела такую книжку ещё несколько лет назад. Авторам понравилось, им тоже случалось держать в руках подобные штуки, как раз тогда они вдвоём надумали переводить для «Мира» «Саргассов в космосе» Эндрю Нортон, и в оригинале издание 1957 года было перевертышем вместе с «Марионетками мироздания» Филипа Дика. И всё бы это здорово, конечно, если б не знать, что вместо «Стажёров» в той книжке должны были стоять «Гадкие лебеди». И до самого лета ещё тлела какая-то надежда. Ну, может быть, если не в «МГ», то хоть где-то? Чего уж такого ужасного в этих несчастных «Лебедях»? Почему их никто не берет? Ну, должны же они одуматься и понять… Не одумались. Не поняли. Не сбылось.

И вот сентябрем перевертыш подписан в печать. Всё. Опустилась Большая Круглая Печать. И на «Лебедей», и на «Улитку», и на «Сказку о Тройке» (эту печать воспевшую), и на многие будущие, ещё не написанные книги.

Вообще-то проблемы у АБС начались в том году существенно раньше. У «чехословаков», как тогда их называли, ещё цвела вовсю и шумела Пражская весна, а братья сидели себе тихонько в Ленинграде у мамы и заканчивали черновик «развлекательного» романа под названием «Обитаемый остров» — политически беззубого, как им тогда казалось, и одновременно зубодробительного в сюжетном отношении, как, безусловно, и было.

Предыдущий заход делали они в январе, а заодно с удовольствием сотворили заявку на сценарий «Далёкой Радуги». (Кстати, действительно очень подходящая вещь для кино: четкая драматургия, яркая фактура, внятная философия… И почему за следующие сорок лет никому не пришло это в голову?) Потом был перерыв на февраль, и в марте они снова встретились. И всё вроде шло как надо, гладенько так.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});