Симон Визенталь. Жизнь и легенды - Том Сегев

Обвинение сделало все от него зависящее и вызвало около трехсот пятидесяти свидетелей, в основном бывших узников Майданека, которые приехали из США и Израиля. Многие рассказывали совершенно чудовищные вещи – в частности, о том, как жестоко Браунштайнер-Райен обращалась с детьми, – а та, в свою очередь, время от времени на свидетелей огрызалась (иногда по-английски). Однако как правило, на заседаниях царила полусонная атмосфера, а свидетели давали показания при пустом зале. Время от времени, правда, на суд приводили группы солдат и учащихся, но с воспитательной и политической точки зрения это было пустой тратой времени.

Западногерманская пресса особого внимания этому процессу тоже не уделяла, но зато много писала об адвокатах обвиняемых. Одним из этих адвокатов был Людвиг Бок – тот самый, что прославился когда-то своим требованием отстранить от ведения заседания израильского судью на том основании, что, будучи евреем, он, мол, не мог оставаться обьективным. На процессе в Дюссельдорфе адвокаты дошли уже до того, что потребовали арестовать одну из бывших узниц Майданека, когда та рассказала, что охранники лагеря заставляли ее носить в газовые камеры банки с газом. Адвокаты заявили, что ее надо отдать под суд за соучастие в убийстве. В другой раз они потребовали вызвать в качестве свидетеля специалиста, чтобы тот объяснил, что запах горелого человеческого мяса похож на запах горелого мяса животных: ведь не исключено, говорили они, что в Майданеке не людей убивали, а жарили мясо животных…

Протокол суда объемом в несколько десятков тысяч страниц и вынесенный в 1981 году приговор стали одними из самых важных исторических документов, описывающих истребление евреев во время Холокоста, но приговор еще раз продемонстрировал бессилие либерального судопроизводства, когда речь шла о преступлениях подобного рода. Браунштайнер-Райен была приговорена к пожизненному, однако остальные обвиняемые – к тюремному заключению от 3,5 до 12 лет, а один из них – оправдан. Комментируя результаты суда, Визенталь сказал, что трудно найти лучшее доказательство того, как дешево стала цениться человеческая жизнь.

Примерно через полгода после этого он чудом избежал смерти.

В пятницу, 11 июня 1982 года, вечером, он вернулся с работы домой. Припарковавав «пежо», он вошел в дом, собрал чемодан (так как собирался ехать в Израиль), лег – примерно в 22:30 – в постель и перед сном решил почитать книгу, где рассказывалось о том, как сдалась нацистская армия. Его жена в это время уже спала. «И вдруг, – рассказывал он позднее журналистам. – я услышал мощный взрыв». Все окна в его и соседних домах вылетели, двери сорвало с петель, а дом заполнился дымом. Тем не менее ни он сам, ни его жена не пострадали.

Он сразу же спустился на первый этаж, увидел причиненные взрывом серьезные разрушения и нажал на кнопку сигнализации. Через пять минут прибыли полиция и пожарные. Следствие показало, что кто-то подложил к двери дома примитивное, но опасное взрывное устройство; оно находилось внутри кастрюли и было снабжено часовым механизмом. Через несколько минут появились и фоторепортеры. Визенталь, в пижаме, и его жена, в халате, старались сохранять спокойствие и улыбаться.

Весть о покушении на жизнь Визенталя разнеслась по всему миру, и его засыпали телеграммами, в которых поздравляли со спасением.

Полиция полагала, что теракт был совершен неонацистами. Несколькими месяцами ранее взрывное устройство, заложенное в трубу, сработало также у входной двери дома главного раввина Вены Акивы Айзенберга, а за несколько лет до этого в ФРГ суд признал двух неонацистских активистов виновными в заговоре с целью похитить Визенталя.

Теракт вынудил его принять меры безопасности. Возле его дома стали круглосуточно дежурить полицейские (со временем для них была построена будка, вроде тех, что ставили возле домов иностранных послов и прочих важных персон), в Центре документации установили железную дверь и домофон с маленькой, но весьма по тем временам продвинутой кинокамерой производства фирмы «Sony», а на лестничной площадке стал постоянно дежурить полицейский. Раз в несколько часов полицейские сменялись, но, по-видимому, все они придвигали стул к стене и прислоняли к ней головы, в результате чего спинка стула проделала в стене небольшое углубление, а от голов полицейских на ней осталось темное пятно. Эту достопримечательность «городской археологии» можно было видеть даже много лет спустя.

По подозрению в серии терактов против евреев, включая взрыв в доме Визенталя, были арестованы девять активистов неонацистского движения. Когда Визенталь пришел в суд, чтобы дать показания о причиненном его дому ущербе, на него бросился главный обвиняемый Экерхард Вайль, но охранники успели его оттащить. Вайль был приговорен к пяти годам тюремного заключения, а его товарищи к более коротким срокам. Визенталь считал, что атаки на него были спровоцированы атмосферой, создавшейся в результате нападок Крайского.

Хотя первые свои иски против Крайского Визенталь отозвал, а канцлер, в свою очередь, отказался от обвинений по адресу Визенталя, тем не менее конфликт между ними исчерпан не был и Визенталю приходилось заниматься этим снова и снова.

Когда Петер Михаэль Лингенс опубликовал в «Профиле» направленную против Крайского статью, канцлер оскорбился, подал на Лингенса в суд, и речь на суде, помимо всего прочего, зашла о мотивах, которыми руководствовался в своей деятельности Визенталь. Крайский сказал, что понимает «психологическую потребность» Визенталя отомстить, но заявил, что тот испытывает к нацистским преступникам какую-то прямо-таки «библейскую ненависть». Это выражение он позаимствовал из одной антисемитской публикации, сохранившейся в его архиве среди других изученных им документов.

Поначалу Лингенс проиграл, но не сдался и стал подавать одну апелляцию за другой, пока не дошел до Европейского суда по правам человека, где выиграл.

Несколько раз подавал в суд и Фридрих Петер. В частности, он подал иск против человека, пошутившего, что, «попадись Крайский Петеру на глаза году этак в 1942-м, то сегодня Визенталю не с кем было бы конфликтовать».

В апреле 1986 года Крайский сказал корреспонденту «Профиля», что если бы решил в свое время доказать в суде свои обвинения против Визенталя, то вполне мог бы это сделать, и поскольку теперь он уже не занимал государственный пост, а был частным лицом, то Визенталю ничего не мешало подать на него в суд за клевету. Так он и cделал. Крайский, который тогда часто и подолгу жил на острове Майорка, воспринял иск Визенталя как досадную «головную боль» и несколько раз пытался добиться отсрочки суда. «Он разыгрывает из себя несчастного, затравленного старика, который хочет только одного: чтобы его оставили в покое», – писал Визенталю его адвокат.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});