Варяги и варяжская Русь. К итогам дискуссии по варяжскому вопросу - Вячеслав Фомин

Традиция, видящая в варягах славянских насельников Южной Балти­ки, отразилась в отечественных источниках первой половины XVIII в. По свидетельству М.П. Погодина, у него на руках имелись списки описания русских монет, поднесенных Петру I, где в пояснении к указанию запад­ноевропейского хрониста Гельмольда (XII в.) о проживании славян в юж­нобалтийской Вагрии добавлено - «меж Мекленбурской и Голштинской земли... И из выше означенной Вагрии, из Старого града князь Рюрик прибыл в Новград...». Старый град - это Старгард, в 1157 г. переиме­нованный (скалькированный) в немецкий Ольденбург (Oldenburg) в Голштинии, в древних землях вагров, что на западном берегу Балтийского моря. Информацию о Вагрии совсем необязательно связывать только с Гельмольдом. Своими корнями она уходит в русскую историю. Так, в древнейшем списке «Хождения на Флорентийский собор» (2-я четверть XVI в.) уточняется, что когда митрополит Исидор и его свита плыли в мае 1438 г. из Риги в Любек морем, то «кони митрополичи гнали берегом от Риги к Любку на Рускую землю». Первоначальная редакция «Хожде­ния», как уже указывалось, была написана в конце 30-х гг. XV в. Любек расположен на р. Траве, разделявшей в прошлом владения вагров и обод­ритов, и эту территорию русские в середине XV и в первой половине XVI в. именуют «Руской землей». Иоакимовская летопись, созданная в 1740-х гг., представляет варяга Рюрика славянином, сыном средней доче­ри Гостомысла Умилы и правнуком Буривоя. Еще И.И. Срезневский за­метил, что имя Гостомысл встречается у балтийских славян. А.Г. Кузьмин совершенно оправдано заострял внимание на том факте, что «сами име­на Гостомысла и Буривоя (его отца) известны только у западных славян».

Свидетельства вышеприведенных памятников о южнобалтийской ро­дине варягов обычно объявляются в науке принадлежностью поздней ис­ториографической традиции, якобы легендарной по своей сути, поэтому о них весьма снисходительно отзываются в разговоре об этносе варягов. Но, рассуждая так, исследователи при этом не видят главного: «Сказание о князьях владимирских», «Хронограф» С. Кубасова, «Повесть о проис­хождении славян и начале Российского государства», Бело-Церковский универсал, Синопсис, описание монет, поднесенных Петру I, Иоакимов­ская летопись, несмотря на то, что часть из них действительно несет в себе легендарные мотивы, характерные вообще для памятников средне­вековья, являются, во-первых, продолжением той традиции, чьи истоки лежат в нашей древнейшей летописи - в ПВЛ. Во-вторых, что они нахо­дят себе полное подтверждение в весьма значимых западноевропейских памятниках. И первым среди них следует назвать труд вышеупомянуто­го Сигизмунда Герберштейна, посла Священной Римской империи гер­манской нации, посещавшего Россию в 1517 и 1526 годах.

Этот любознательный немец, проявляя исключительный интерес к варягам, был категоричен в своем выводе, что их родиной могла быть только южнобалтийская Вагрия (по его словам, «область вандалов со зна­менитым городом Вагрия», граничившая с Любеком), заселенная славя­нами, которые, как он акцентирует внимание, «были могущественны, употребляли, наконец, русский язык и имели русские обычаи и религию. На основании всего этого мне представляется, что русские вызвали своих князей скорее из вагрийцев, или варягов, чем вручили власть иностран­цам, разнящимся с ними верою, обычаями и языком». Н.В. Савельев-Ростиславич и В.Б. Вилинбахов считают, что вывод посла отразил сохра­нившееся в народной памяти представление о славянском происхожде­нии варягов (последний вместе с тем подчеркивал, что Герберштейн опирался на какие-то якобы известные ему летописные источники).

Действительно, Герберштейн, родившись в Крайне - славянской облас­ти Австрии и с детства зная язык местных славян, мог узнать в России многое из того, что никогда бы не услышали в частной беседе с русскими или не прочитали бы в недошедших до нас памятниках другие запад­ноевропейцы.

Такое предположение весьма правдоподобно, хотя Герберштейн кон­статировал, что в России «про варягов никто не мог сообщить мне ниче­го определенного, помимо их имени». Вместе с тем ему была известна «августианская» легенда, которую он охарактеризовал как «бахвальство русских». Но при этом бахвальством посол назвал лишь действительно фантастическую генеалогию, выводившую трех братьев-варягов «от рим­лян». А вот само указание легенды на южнобалтийское побережье как на родину варягов могло послужить для него отправной точкой в ра­зысканиях, ответ на которые он нашел в Западной Европе. Герберштейн, выполняя дипломатические поручения, посетил многие европейские го­сударства, в том числе Саксонию, Бранденбург, Мекленбург, включав­шие в себя земли полабских и балтийских славян, и где он мог познако­миться с преданиями, проливающими свет на таинственных варягов. Но всего вероятней, что информацию о варягах дипломат получил в Дании, в которой побывал с важной миссией императора Максимилиана I бук­вально перед своей первой поездкой в Россию: в январе-апреле 1516 г. (в Москву он отправился несколько месяцев спустя - в декабре того же года). Проезжая по территории Дании, значительную часть своего пути Герберштейн как раз проделал по Вагрии (от Любека до Гейлигенгавена), с 1460 г. входившей в состав датского королевства. Как следует из его рассказа, он беседовал с потомками вагров, которых впоследствии сблизил с русскими, отметив общность их языка и обычаев. От них же Герберштейн, несомненно, почерпнул сведения о прошлом Вагрии, ко­торые затем соотнес с известиями русских источников, что и позволило ему поставить знак равенства между варягами и южнобалтийскими ваг-рами, а не варягами и скандинавами.

Знаменитый Г.В. Лейбниц, философ, математик, физик, языковед, проявил свои незаурядные способности, как известно, и на поприще ис­тории. С 1676 г. и до своей кончины, последовавшей в 1716 г., он нахо­дился на службе герцога (с 1692 г. - курфюрста) Брауншвейг-Люнебургского и Ганноверского в качестве придворного советника и библио­текаря. С 1685 г. на него были возложены обязанности придворного историографа, задача которого заключалась в написании истории брауншвейгской династии, в связи с чем он вел большую работу по сбору ма­териала и для чего в 1687-1690 гг. совершил поездку по Южной Герма­нии, Австрии и Италии. В апреле 1710 г. Лейбниц в письме к берлин­скому библиотекарю и ученому М.В. ла Крозу, изучавшему историю восточной церкви, русскую историю и филологию, сообщил свое мнение относительно страны, откуда прибыли варяги. Как он полагал, «это Ваг­рия, область, в которой находится город Любек, и которая прежде вся была населена славянами, ваграми, оботритами и проч.». Отмечая, что «Вагрия всегда была страною с обширною торговлею, даже еще до осно­вания Любека», ученый заключил: «Поэтому название этой страны у сла­вян легко могло сделаться названием всего моря, и русские, не умевшие, вероятно, хорошо произнести звук гр, сделали из Вагрии варяг».

Лейбница к выводу о Вагрии как родине варягов привели, как мини­мум, две причины. Во-первых, занятия историей герцогства Брауншвейг-Люнебургского и Ганноверского, включавшего в себя земли, на которые некогда распространялась власть сильнейшего на Южной Балтике сла­вянского племени ободритов,(бодричей)-реригов. Главным же городом ободритов был Рарог, расположенный у Висмарского залива, и который датчане именовали Рерик (Rerik). Это название, которое Лейбниц увя­зал с именем Рюрик, и могло направить его мысль в соответствующем направлении, в правильности которой ученого еще больше укрепил Гер­берштейн. Во-вторых, он, начиная с 1690-х гг., проявлял все более воз­растающий интерес к России и ее истории. По крайней мере, с 1697 г. в центре его внимания находится проблема корней русской правящей ди­настии. Так, прося графа Пальмери познакомить его с Ф.Я. Лефортом, официально числившимся главой «великого посольства», он свою прось­бу аргументировал тем, что «хотел бы узнать различные подробности как насчет родословного происхождения царя, о чем у меня есть рукописная таблица...». В связи с чем В.И. Меркулов высказал предположение, что занятия Лейбница русской историей могли вывести его на оригинальный западноевропейский материал, например, древние родословные.

Важно подчеркнуть, что, зная исландские саги и историю скандинав­ских народов, Лейбниц, как и в свое время Герберштейн, отождествил варягов не со шведами, а прежде всего со славянами и в качестве их мес­тожительства также назвал южнобалтийское побережье. Вместе с тем он не мог не отдать дань уже набиравшему тогда в Западной Европе силу норманизму. «Итак, - сообщал он в том же письме ла Крозу - Рюрик, по моему мнению, был датского происхождения, но пришел из Вагрии или из окрестных областей». Его, как видно из этих слов, не твердое убеж­дение, а всего лишь предположение, что Рюрик был датчанином, объяс­няется, во-первых, тем, что, по его словам, Вагрию несколько раз поко­ряли датчане. Во-вторых, к этому мнению его могли подвести авторы XVII в., выводившие Рюрика «из Дании», что и было ошибочно истолко­вано ученым в этническом смысле (так, кстати, понимали это «свиде­тельство» и маститые исследователи XIX в., видя в том еще один довод в пользу норманства варягов). В-третьих, к выводу о датском происхож­дении родоначальника русской династии Лейбница могла подтолкнуть и информация Титмара Мерзебурского о нахождении датчан в Киеве