Императрица Цыси. Наложница, изменившая судьбу Китая. 1835—1908 - Цзюн Чан

В тот же самый день случилось событие, ничего хорошего не предвещающее. В самом оживленном районе Пекина сразу за пределами Внутреннего города и рядом с посольствами «боксеры» подожгли аптеку, где торговали препаратами западного изготовления, а также другие лабазы с заморскими товарами. Пламя перескакивало с одного лабаза на другой, пожирая высочайшего качества редчайшие шелка, меха, мебель, ювелирные украшения, антиквариат, произведения искусства и прочие наиболее ценные предметы материальной культуры империи. Искра попала на стоящую рядом башню ворот Цяньмэнь. Поднимавшиеся на 30 с лишним метров от земли и без малого на 15 метров с обеих сторон, они считалась самыми роскошными городскими воротами Пекина, выходившими на юг по центральной оси от Запретного города. Эти ворота открывали только для императора, когда тот отправлялся молиться в храме Небес или храме бога земледелия. Ихэтуани не хотели уничтожить эту башню, и, когда их объяло пламя, он пали на колени, чтобы молить бога огня пощадить данное священное сооружение. Ворота в скором времени превратились в громадную кучу тлеющего древесного угля и покрытого копотью щебня. Этот крупнейший в столице за последние 200 с лишним лет пожар вызвал ужас у всех, кто узнал о случившемся разрушении и посчитал его предвестником гибели.

Цыси верила в предзнаменования, но отступать теперь ей было некуда. В ту же самую ночь объединенные войска восьми стран – России, Японии, Британии, Франции, Германии, Америки, Италии и Австро-Венгрии – напали на форты Дагу, охранявшие путь на Тяньцзинь и Пекин с моря. После яростной шестичасовой схватки эти форты пали. В сердце Цыси утрата этих фортов воскресила старую боль: четыре десятка лет назад их захватили другие союзники – англо-французская армия, после чего ей пришлось спасаться бегством вместе с мужем, который умер в глубоком горе по ту сторону Великой Китайской стены. Потом иноземные захватчики спалили Старый летний дворец, оставили на его месте руины и зияющую рану в ее сердце. С тех самых пор она лелеяла мечту о восстановлении хотя бы небольшой части Старого летнего дворца, ради которой изымала средства, предназначенные на строительство военного флота, и нарушала заветы Небес. С падением Дагу на этот раз ничто не могло остановить ее на пути войны с заморскими державами.

Войну ждали все заинтересованные стороны. В Британии в тот день королева Виктория написала лорду Солсбери следующее: «С удовольствием познакомлюсь с вашими воззрениями по поводу положения наших дел в Китае, которые, похоже, принимают самый серьезный оборот, к тому же прошу изложить предложения о том, что делать дальше…» С того дня поступил большой объем «китайских телеграмм», предназначенных для королевы, отправившей многочисленные послания, в одном из которых говорилось: «Переживаю по поводу личной безопасности сэра К. Макдональда. Думали ли вы о возможности отправки из Пекина дипломатических представителей? Если кто-нибудь из них погибнет, война станет делом неизбежным». Все сторонники реформ, имевшие для Цыси значение – среди них даже Жунлу, Ли Хунчжан, Чжан Иньхуань, – выступили против ведения войны и ее политики. Во время предыдущей стычки с Японией поступали многочисленные эмоциональные обращения с призывом к войне. Но теперь они отсутствовали. Многие сановники чувствовали, что у иностранцев появились причины для направления в Китай своих войск, чтобы защитить собственных граждан, которых китайское правительство отказывалось должным образом оградить от опасности. «Мы не правы», ли-цю – говорили Цыси. Чиновники низового звена государственного управления требовали подавления черни, так как их беспокоили и запугивали «боксеры», требовавшие пропитания, укрытия от непогоды и мстившие за былые обиды. Но Цыси уже приняла окончательное решение. На следующем совещании высокопоставленных лиц она повысила тон и заявила собравшимся сановникам следующее: «Перед нами стоит такой вот выбор: или предоставить нашу страну на блюде захватчиками, или воевать до конца. Я не смогу предстать перед нашими предками, если мы откажемся от схватки с врагом. Я бы предпочла биться до конца. Когда приблизится конец, вы, присутствующие здесь господа, будете моими свидетелями и подтвердите: я сделала все, что в моих силах». Ее страстная речь и необычное волнение произвело на всех присутствовавших неизгладимое впечатление: они принялись стучать лбами об пол и обещать, что последуют за ней.

20 июня солдаты магометанской армии застрелили посла Германии барона фон Кеттелера, когда тот вышел из-за баррикады, чтобы отправиться в министерство иностранных дел Китая[41]. Для Цыси путей отступления не оставалось, ведь вдовствующая императрица знала (ей подсказала это королева Виктория), «если убит один из послов, войны не избежать». На следующий день, то есть 21 июня, Цыси объявила войну всем восьми странам-агрессорам.

Глава 23

Схватка до окончательного поражения (1900)

После того как Цыси объявила войну Западу, ихэтуаням присвоили правовой статус и внедрили в организационную структуру под командованием великих князей, питающих к ним симпатию. В столице насчитывалось полмиллиона ихэтуаней, а общее руководство ими поручили великому князю Дуаню. Всех их собрали приблизительно в 1400 групп численностью по 200 человек каждая. Больше 100 тысяч из них вместе с регулярной армией охраняли дорогу на Пекин, вдоль которой двигалось больше 20 тысяч человек заморских войск. Личный состав китайской регулярной армии подготовили по западному образцу и оснастили современным вооружением. «Боксеры», ставшие теперь товарищами по оружию маньчжурских солдат и офицеров, одетых в обмундирование западного образца, называли своих союзников «кандидатами в волосатики». Жена американского посла Сара Конгер оставила в своем дневнике такую запись: «Соединенные в единое войско «боксеры» и маньчжурские солдаты представляли собой сильную армию. Иностранцы, знавшие китайцев дольше и лучше других, говорят, что никогда не замечали в их характере ничего такого, что могло напоминать нынешнее упорство… Бои за Тяньцзинь можно назвать ужасными. Китайцы продемонстрировали мужество, которое не могли себе представить те, кто вроде бы прекрасно их знал. Они действовали решительно, сражались храбро и устроили заморским армиям серьезную проверку». Преподобный Артур Г. Смит писал: «Несомненно, китайские армии… сражались с отчаянием, которого в войне с Японией они даже близко себе не позволяли».

Цыси объявила о своей признательности ихэтуаням и наградила их серебром из придворной казны. Она приказала открыть арсеналы, где хранилось старое оружие, изъятое из употребления теперь уже приведенной к современным стандартам регулярной китайской армии, и распорядилась раздать это оружие ихэтуаням. Вооружившись всем этим добром, пусть даже весьма примитивным, в дополнение к своим предельно примитивным ножам и пикам, «боксеры» с самозабвением фанатиков бросились уничтожать врага, владевшего современной европейской военной техникой. Один из их врагов в своем дневнике записал следующее: «Они с криками медленно приближались, их мечи и пики сияли на солнце, и тут же целыми шеренгами ложились на землю, скошенные оружейным и пулеметным огнем». Вожди ихэтуаней, верившие в свое священное предназначение, гибли первыми. Один английский солдат описал такую сцену: «Разодетый хоть куда вожак «боксеров» направился театральным шагом вперед, к наплавному мосту прямо перед русской пехотой. Он размахивал своим кушаком и исполнял причудливый ритуал, но, понятное дело, через считаные секунды просто лег трупом».