Смерть и прочие неприятности. Opus 2 (СИ) - Сафонова Евгения

«Истинному ученому в радость расстаться с жизнью, чтобы его мечта исполнилась. Чтобы его имя осталось в веках. Первые лекари умирали, чтобы вывести те заклятия исцеления, что сейчас использует каждый деревенский маг. Первые некроманты умирали, чтобы открыть те ритуалы, на которых теперь основано величие нашей страны. Он будет первым из Тибелей, кто действительно это сделал. — Шкатулка исчезла: Айрес была единственной, кто мог призвать ее. — Ты сам этого хотел. Ты сам взрастил в нем это. Он знает, что может расстаться с жизнью на той трибуне. Он к этому готов».

Она произнесла свою речь как могла мягко — и этого, конечно, было недостаточно.

«Айри, как ты можешь говорить такое?»

Она подозревала, как хочется Инлес выплюнуть совсем другое; но сестра, в конце концов, была Тибель, и сдержанность у них была в крови. Вся глубина ее потрясения читалась лишь в глазах, каштановых, сейчас совершенно круглых.

«Ты чокнутая, — сказал Лин. — Ты свихнулась».

«А чего хотели для него вы? После ритуала? Любовь? Семью? Детей? — поднявшись из-за стола, Айрес подошла к окну; в другое время она напомнила бы зятю, в чье лицо он бросает оскорбления, но сейчас он имел на это полное право. — Я единственная, кто действительно его знает. Кто знает, о чем он мечтает. Кто знает, что для него будет лучше. Такие, как он, не могут быть счастливы в простой мирской суете, не могут жить долго и счастливо — зато свет, в котором они сгорают, озаряют мир на века. — За окном стелилась площадь, усыпанная суетливыми горожанами: отсюда, из окон королевского дворца, они казались не крупнее муравьев. — Он и без того не слишком высокого мнения о людях. Вы представляете, как невыносимо было бы взирать на все это тому, кто видел мир глазами бога, примерившему вечность, как плащ? Спросите у него, что он предпочтет: недолгую жизнь и вечную славу — или смерть в окружении внуков, с женой, рыдающей над его постелью, с забвением, ждущим за чертой. Если вы не знаете, каким будет ответ — я знаю».

Первой встала Инлес.

«Ты больше никогда не увидишь нашего сына, — сказала сестра. — Никогда».

Они с Инлес всегда были похожи, но нрав слишком проявлялся в чертах, чтобы кто-то сторонний мог сделать им подобный комплимент. Сейчас перед Айрес стояло ее собственное отражение — и, глядя в лицо младшей, каким прежде она никогда его не видела, Айрес обреченно поняла: все завершится так, как и должно было.

«Жаль. Я надеялась, что вы поймете. Но так даже лучше. — Она сплела опущенные руки в замок, и голос ее сорвался в шепот. Айрес уповала, что в нем звучит вкрадчивость, а не слабость. — Я — королева. В моей власти забирать то, что должно быть моим. Он мой, он мой вассал, и я заберу его. Хотите вы того или нет».

…они всегда были похожи, но Инлес не была достойна короны. Даже в такой ситуации едва ли Айрес могла бы обезуметь настолько, чтобы глупо, так глупо — не думая о последствиях, не думая, кто ей противостоит, не думая, что ты лишь обычная слабая женщина, в девичестве носившая имя королевского рода, — схватить со стола нож и кинуться вперед.

Заклятие Лина, которым он пытался спасти жену — может, и сына, но это тоже было бы глупо, — Айрес отразила с такой же легкостью, как за секунду до того остановила сердце сестры. С ним все прошло еще легче.

Когда гвардейцы, которых об атаке на королеву оповестили чары, нашли ее рядом с телами, Айрес сама не совсем понимала, почему плачет. Наверное, капелька общей семейной глупости у них все-таки была.

По кому она плакала сейчас, глядя, как Уэрт замыкает круг, чтобы встать в центр, она тоже не совсем понимала. Плакала, как научилась плакать уже давно — без дрожащих губ, без жалобной гримасы, тихими, незаметными слезами, тающими в уголках глаз.

Сотню раз виденным жестом перекинув нож из правой руки в левую, Уэрт провел лезвием по ладони. Кровь окропила серебряное лезвие, белые руны, белые одежды — совсем чуть-чуть.

Когда ритуальный рисунок активировался, засияв ярче, и мальчик в круге раскинул руки, чтобы заклятием призыва вознести Жнецу свою последнюю молитву, Айрес запоздало поняла: теперь она точно не сможет сказать ему «прощай».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

***

Наверное, когда Ева подлетела к площади, без магии ноги ее сбились бы в кровь. Алую, как выстлавшие ее дорогу маковые лепестки. Часть пути она пыталась преодолеть прыжками, активировав левитацию — но сознание, занятое чем угодно, кроме концентрации на полете, тянуло ее к земле, а счастливых мыслей Ева сейчас там не отыскала бы при всем желании.

Наверное, в другое время она бы полюбовалась по пути столь дивным зрелищем, как абсолютно пустые столичные улицы. Ни души не было ни на дворцовой площади, ни на широком проспекте, с которого ей пришлось свернуть на улочку поменьше. Даже лавки заперли до завершения ритуала. Это после жители и гости столицы разбредутся кто куда, чтобы веселиться и гулять до утра, и лавочников ждет отличный заработок, но сейчас лавочникам самим хотелось увидеть то легендарное зрелище, что Ева так спешила отменить.

Наверное, встреться ей на этих улицах хоть кто-то, она не преминула бы спросить, не маг ли он. Даже если ее не могли перенести прямо на трибуну, сэкономить пару бесценных минут уже было неплохо — хотя не факт, что она не потратила бы больше на расспросы и объяснения. Она надеялась, что Эльен сможет добраться быстрее, но все оказалось не так просто: летать местные призраки не умели, оставаясь привязанными к памяти о том, как перемещались при жизни, да и срезать путь, проходя сквозь дома, в столице не представлялось возможным. Дома с привидениями для керфианцев были обыденным явлением, но чужих призраков они не жаловали; так что на большей части домов в центре города лежали чары, благодаря которым хозяева могли не беспокоиться о непрошеных привидениях. Когда живешь в непосредственной близости от королевского дворца, ты можешь себе это позволить.

Все это ей путано, зачем-то в подробностях рассказывал Эльен, опережавший ее меньше чем на полшага. Дневник так и оставался у него в руках — отбирать его Ева не порывалась. Не до того сейчас было.

Пять минут — много или нет?..

Зрители толпились уже на подходе: там, где улица лишь приближалась к храмам, где нельзя было бы увидеть ничего, кроме ослепительный белой вспышки, которую так часто и с таким восторгом описывали летописцы. Вспышки, сопровождавшей нисхождение Жнеца, гаснущей лишь в миг, когда он оставляет Избранника. Конечно, керфианцы видели ее только раз, но этого хватило, чтобы теперь все тянули шеи, надеясь увидеть отблеск божественного света и крыльев за Его спиной.

Ева не стала кричать, чтобы они бежали. Просто принялась проталкиваться сквозь толпу — в ярости, что улица привела ее не к Храму Жнеца, откуда просто было бы докричаться до Мирка, а к Храму Садовода, ровно на противоположной стороне.

Если она успеет, бежать не будет нужды. Если не успеет — бежать будет бессмысленно.

— Дорогу! — закричал Эльен, каким-то чудом лавируя между зеваками разной степени разнаряженности и знатности, не теряя дневника — частичная материальность определенно облегчала дело. Позже Ева думала, что стоило отобрать у него дневник и послать вперед, чтобы он мог пройти сквозь толпу, но то было позже — и не факт, что помогло бы. — Дорогу королеве!

Глашатай из призрака вышел не хуже учителя и дворецкого. Даже в этот миг, когда над площадью уже повисла томительная тишина, люди оборачивались — и расступались, толкая недовольных соседей, провожая удивленными взглядами Избранную, отчаянно рвущуюся к помосту.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Герберт!

Она уже видела его, раскинувшего руки среди сияющих отблесков рунного плетения.

— Герберт, стой!

Ее крик утонул в закате — несмотря на тишину. На нее оглянулись иные из зрителей, и только. Слишком много людей. Слишком большая площадь. Слишком много пространства между ней и трибуной, которое требовалось преодолеть. Руки… заклятие, он уже читает заклятие — и уже не сможет ее услышать, ведь гексаграмма Берндетта — настоящая гексаграмма — отрезает все звуки снаружи и изнутри; только вот тот, кто внутри, этого даже не поймет…