Рейтинговые книги
Читем онлайн Подельник эпохи: Леонид Леонов - Захар Прилепин

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 108 109 110 111 112 113 114 115 116 ... 193

Именно что не случайны! И настолько оскорбительны, что газета даже не решается их цитировать. Бумага под ними может загореться потому что.

И попробуйте еще раз доказать, что советская критика была неумна.

Далее в газете текст набран жирным шрифтом, чтоб было видно издалека даже полуслепому: «Пьеса Леонова – произведение идеологически враждебное нам, представляющее злостную клевету на советскую действительность».

Это уже был конец. Били Леонова много – но Политбюро взялось за него впервые.

«Именно советскую действительность, нашу жизнь автор клеветнически изображает в виде бушующей метели. Странные, небывалые события происходят в этой пьесе. Опрокинуты вверх ногами все представления о честности, мужестве, правде жизни. <…> Бывшему белогвардейцу Порфирию Сыроварову автор старается придать черты некоего “благородства”, именно он противопоставляется в пьесе подлецу, врагу народа Степану Сыроварову».

«Нельзя без гнева и возмущения представить себе, как из-под пера советского писателя вышла эта зловещая коллекция уродов».

«Правдивая Зоя мелко и трусливо лжет в пьесе. Она отлично знает, от кого прибывают к ней письма из-за границы, но скрывает это и сжигает письма, не распечатывая.

Молодежь, окружающая Зою, не лучше. Влюбленный в нее Сережа, молодой, но многообещающий карьерист, дрянной себялюбец, о котором Л.Леонов загадочно сообщает, что “лет через десять это будет беспощадный человек”».

«История с пьесой “Метель” Л.Леонова служит чрезвычайно серьезным сигналом. Драматург, далекий от жизни и интересов советского общества, не знающий истинного облика советских людей, не может создавать произведения художественные и правдивые. Его творчество мертво, образы фальшивы и надуманны. Неизбежно такой драматург становится проводником чуждых и враждебных нам влияний».

Проще говоря: шпион он. И если творчество его мертво, то и самому ему, надо понимать, делать средь нас нечего…

После такой статьи можно было уверенно застрелиться. Только после одной этой статьи. Но всё лишь начиналось. По сложившейся традиции пред закланием предлагалось жертву обнажить и рассмотреть во всей неприглядности.

На другой же день после выхода цитируемого выше материала, 23 сентября, Леонова приглашают на расширенное заседания президиума Союза Советских писателей. Сто шестьдесят с лишним писателей и критиков явились туда, и добрая половина из них – словно послужить иллюстрацией к ремарке из «Метели» о том, «с каким злым восторгом иные сдергивают с себя личину притворного приятельства».

Что ж, будем честными и признаем: он это издевательство и даже само ожидание смерти заслужил тоже.

Девяносто девять раз избегавший проработок своих коллег, коллективных сборников во славу рабского труда и совместных расстрельных писем – он не избежал этого в первый и в сто первый раз и в итоге тоже оказался грешен. Теперь грех оборачивался наказанием.

Быть может, если б он был грешен чуть больше – он бы не пережил этот год.

Но ему сохранили жизнь. В обмен пошли намотанные на кулаки леоновские нервы.

Загонщиком выступал Фадеев, от читательского взгляда которого, судя по выступлению, не ушли детали, вроде вопроса Лизаветы, входящей в дом Сыроварова: «Степашку-то не посадили?»

«Это пьеса о неверии в социализм», – заключил Фадеев.

Следом шел драматург Всеволод Вишневский. Он заметил в пьесе и, как сам выразился, «намеки», и «символическое построение сюжета», которое, впрочем, легко вскрылось и свелось к одной фразе, сказанной Вишневским о содержании «Метели»: «Гнилое советское общество, гнилые коммунисты, а среди них такие, которые мечтают удрать».

Леонов сидел и слушал всё это.

Писатель Константин Финн сказал: «Я ненавижу стиль Леонова». Ни больше ни меньше.

Критик Абрам Гурвич удивился: «Необычайно пристрастие к мрачному миру». Когда вокруг столько света…

Заключал все поэт Николай Асеев, который исхлестал пьесу как мог и вдруг дал Леонову один малый шанс: «Для того чтобы так писать, надо, может быть, не любить народ… однако я знаю, что Леонов любит народ».

(Леонов это запомнит, и они вскоре даже подружатся ненадолго.)

Предоставили слово и самому Леонову. У него хватило сил говорить. Он многое признал, конечно: таковы были правила, так завоевывалось право на жизнь.

«Пьеса получилась у меня плохая и вредная идеологически», – сказал Леонов.

А что, надо было сказать, что она идеологически полезная? Как будто он сам не знал, что написал.

Спустя двадцать лет, общаясь с сербским писателем Добрицей Чосичем, Леонов неожиданно вспомнит, как его прорабатывали, и – что бывало с ним крайне редко – неожиданно раскроется. Он расскажет: «Все эти критические выступления напоминали вот что: “Уаа, Леонов украл три рубля!” А я сам про себя смеялся: “Дураки, я украл двадцать пять рублей!”»

Все он знал, что сделал. И продолжал, притворно потупившись: «Да, гнилая концепция – два брата. Гурвич говорил об этом умные вещи».

Еще бы он сказал, что Гурвич идиот.

Однако при всем этом Леонов стоял на своем. Что написал пьесу – не больше и не меньше – «о праве на Родину». Мог бы добавить, что и сам имел шанс родную землю потерять – и так же, как Порфирий, рвался бы сюда обратно.

Еще сказал, что любит своих героев – и то также было его несомненной правдой.

Фадеева оправдания Леонова откровенно не устроили, он, должно быть, ждал куда более страстного самобичевания.

«Я думаю, Леонов не сразу сможет понять размеры того, что он сделал, – сказал Фадеев. – Писатель смотрит глазами не тех людей, которые социализм делают, а глазами тех, кого социализм вышибает».

Леонову еще раз дали слово, и он выступил веско и спокойно, и завершил речь свою простыми и честными словами: «Надо быть умным. Надо быть гражданином».

Это было так неожиданно, что половина зала зааплодировала.

Фадеев ушел раздраженным. Но последнее слово все равно оставалось за ним.

Леонов стал готовиться к тому, что его «вышибут». По всей видимости, из жизни.

В семье Леоновых спали, не раздеваясь. Подготовили котомку со всем необходимым в дальний путь. Леонов написал завещание и перенес рукописи к одному из друзей, но к кому именно – осталось неизвестным.

Татьяна Михайловна прятала от мужа статьи, которые выходили ежедневно, агрессивные и крикливые, словно их авторов ошпарили.

Постановку «Метели», конечно же, прикрыли везде и всюду.

С теми душными и печальными днями связана история еще одного обращения Леонова к Сталину. Оно было совсем коротким и пронизано почти античным чувством достоинства.

«Признаюсь, что написал плохую пьесу, но с тех пор прошло уже несколько постановок в театрах, – писал вождю Леонов. – По-видимому, было проявлено передоверие к моему литературному имени. Прошу взыскать с меня одного».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
1 ... 108 109 110 111 112 113 114 115 116 ... 193
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Подельник эпохи: Леонид Леонов - Захар Прилепин бесплатно.
Похожие на Подельник эпохи: Леонид Леонов - Захар Прилепин книги

Оставить комментарий