Странница - Тамара Воронина

— Эльфийский язык трудный?

— Да, — признался шут — Трудный. Там столько оттенков, и полуоттенков, и четвертьоттенков… Я бы не взялся перевести эти баллады. Не столько понимаю, сколько чувствую. Грамматика… ну, скажем, нормальная, бывает и хуже.

— А ты сколько языков знаешь? — перебила Лена. Шут наморщил лоб.

— Три. Если эльфийский считать. А читаю еще на трех, но говорить не могу в принципе, потому что это древние языки, никто не знает, как на них говорить. У меня память просто хорошая… И читать хотелось побольше. Маги только поощряли, еще когда я мальчишкой у них учился.

— А я — один. И то не знаю. Читаю и перевожу со словарем, — пристыженно признала Лена. — Понимаю и на слух, только самые простые тексты. Ну, могу детектив прочитать…

Пришлось рассказывать ему, что такое детектив, кто такая мисс Марпл и вспоминать иные сюжеты старушки Агаты, потому что по-английски Лена читала только ее детективы. Шут сиял. Он вообще обожал, когда Лена пересказывала ему прочитанные книги, и был уверен в ее широчайшей образованности. Конечно, кому исторические хроники и философские трактаты, а кому хоть Агата Кристи в оригинале, хоть Айзек Азимов в переводе. Но количество прочитанной Леной макулатуры и литературы его потрясало. А что ей было делать: дрова запасать не надо, еда добывалась не в поле, а в магазине, стирала машина, варила электроплита, убирал пылесос, было время для чтения. Его не вдохновили «Война и мир» вместе с «Анной Карениной», но даже в пересказе тронул «Идиот», оставил равнодушным Диккенс, восхитила проза Пушкина, и особенно «Спокойно, Маша, я Дубровский»… Лена пересказывала только сюжеты, насколько помнила, и то вкратце. Но больше всего ему нравилась именно макулатура. Тонкий психологизм здесь вполне замещался именно что философскими трактатами разной степени сложности, а вот историй здесь не было. И сказок ему в детстве не рассказывали. И сестра начала его ненавидеть еще до его рождения.

* * *

Ее заставили провести в постели несколько дней. Ариана настояла. Из-за головы, конечно. Лена особенно и не возражала, потому что голова болела и кружилась. Шут работал сиделкой, а Маркус собирал сплетни и приносил им. Праздник закончился, но не потому, что Лену умыкнули прямо с танцплощадки, ее-то вернули, но эльф открыл проход в тесноте. Погибших не было, но один человек и двое эльфов остались калеками, потеряли руки, а протезы здесь были чисто условные, чтоб пустой рукав не болтался. Не имеющий руки не мог работать. Конечно, и человеку Родаг назначит достаточную пенсию, и эльфы уж тем более не бросят своего, но для эльфа не заниматься делом, особенно когда все кругом заняты, очень трудно. И особенно обидно, что рука потеряна не в бою, а от хамства своего же. Так уж ему хотелось показать всем, каков он. И показал. Эльфы, априорно настроенные хорошо по отношению к любым эльфам, включая полукровок, насторожились и поняли, что своих, оказывается, очень даже легко можно калечить. И, наверное, убивать.

Для них это было некоторым шоком. Они привыкли к тому, что их убивают люди. Они и сами привыкли убивать людей. Ничего зазорного в этом не видели. Но вот чтоб эльф убил эльфа — такого среди них не встречалось много сотен лет, потому что даже нечастые драки-дуэли никогда не доходили до смертельного исхода, кончалось обычно кровью, и кровью серьезной, но поблизости непременно находился целитель и главным была не смерть соперника, а победа. Почему эльфы тогда достаточно спокойно восприняли драку Милита и шута: шут — полукровка, поэтому Милит ни за что его не убьет, а полукровка… ну он просто не сумеет убить лучшего бойца эльфов.

Она довольно много об этом думала. Эльфы тяжело восприняли последние события. Свой! Свой направил стрелу в полукровку, свой едва не убил Владыку. Случившееся с Леной для них тоже было аномалией: свой обидел Аиллену! Но эта аномалия все-таки чуточку оправдывалась, потому что Лена была человеком, и обидеть человека было чуть более естественно. Обижали, знаем. И убивали, и били, и насиловали тоже. Вон доказательство на аллели играет для ее развлечения. И эльфы Трехмирья наверняка насиловали женщин, может, и не в последнюю войну, там было не до оскорблений и унижений, там одна цель была: убить как можно больше…

Она даже прямо спросила Гарвина и Милита, когда они притащили ей букет первоцвета, за которым не поленились сбегать за несколько километров от Тауларма. Эльфы переглянулись, а шут опустил голову пониже и начал старательно подтягивать струны аллели, чтоб никто не увидел его улыбочку. Лена невинно смотрела в синие и голубые глаза.

— Я — да, — первым сказал Гарвин. — Не раз. В том числе и в последнюю войну. Я мужчина, знаешь, это у нас почти животное, а эльфиек уже не было, кроме Вианы. Так что я пользовался женщинами, прежде чем их убить. И до того — тоже случалось.

— Это обычное дело во время войны, — виновато признался Милит. — То же самое люди делают с людьми. То же самое люди делают с нашими женщинами. Я ведь видел, как люди насиловали мать. Маленький был совсем. Может, потому они меня не убили, а может, решили, что сам умру, потому что и мне наподдавали, я ж ее защищать кинулся…

— Это тебя оправдывает? — не поднимая головы, поинтересовался шут. Милит тряхнул волосами.

— Да. Это меня оправдывает. И Гарвина тоже. И любого другого эльфа из Трехмирья.

— А девочек вроде Вианы ты тоже насиловал? — еще ласковее спросил шут. Милит вроде как даже виновато покачал головой:

— Детей — нет.

— А моей сестре и четырнадцати не было, — сообщил шут. — Мы видели ее в начале путешествия. Ей сейчас пятьдесят лет, и ее ненависть ничуть не ослабла. Думаю, что и приемышам своим она ту же ненависть внушит.

— Виане тоже нет четырнадцати, — пожал плечами Гарвин. — А моя дочь была уже взрослой.

— Моя мать тоже была взрослой.

— А ты не знаешь, что было причиной нападения эльфов? — агрессивно спросил Милит. — Не думаешь, что люди могли позабавиться с женой, дочерью или сестрой одного из них.

— Могли, конечно, — удивился шут, наконец поднимая голову. — А дальше-то что? Приемыши Лини вырастут со знанием того, что эльфы — насильники. Как ты думаешь, что они сделают, увидев где-то в лесу эльфийку? Особенно если она над ними посмеется, что тоже не редкость? А ее братья и друзья пройдутся по окрестным фермам, заставив мужей и детей смотреть, что они делают с их женщинами. Родятся дети, которые вырастут в ненависти, а не в любви. В том числе в ненависти к эльфам. И так до бесконечности?

— И что ты хочешь этим сказать?

— Ничего. Я спрашиваю, а не утверждаю.

— А ты сам никогда…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});