Саги огненных птиц - Анна Ёрм

окликнула дочь, чтобы та приготовила на всех похлёбку. Девочка, вжав голову в плечи, тут же ринулась к очагу. Сама же Ракель и не пошевелилась, лишь принялась поглаживать ранее ушибленную руку. Ту, что тайно была украшена браслетом.

Ситрику это не нравилось. Что-то неладное почувствовал он и снова бросил быстрый взгляд на ладони Ракель. Та будто догадалась, о чём думает он, и теперь не поднимала рук. Под грубой тканью было не разглядеть звенящих позолоченных пут.

«Воровка, – подумал Ситрик. – Воровка да верная служка старых богов. Даром что представляется именем Ракель, будто была крещена по правилам».

Ошибся он домом. Ох ошибся…

Надобно уйти прочь, пока не ободрали до нитки.

Он приподнялся из-за стола и спросил у Ракель, может ли он выйти из дому. Хозяйка подняла на него глаза, и Ситрик замер. Он точно провалился в глубокую яму, что была на дне каждого из её зрачков.

Нидхи чего-то болтал нескладное про метель да погоду, точно говорил сам с собой, не видя, что Ситрик не слушает его, а лишь смотрит дико и зачарованно на его жену. Не отрывая взгляда…

Зелёный свет её глаз проникал в его сознание, подчинял, подавлял, смущал, и в смущении этом рождалась бессмысленная злость. Нидхи постепенно ушёл в тень, скрылся, как и его бледная, затравленная дочь. В жилище словно осталось два человека – лишь Ситрик и Ракель. Она подалась вперёд, приподняла гордый подбородок и точно нависла грозовым иль снежным облаком над гостем, но при этом даже не шелохнулась в своём гнезде из тряпья. Ситрик смотрел в её зелёные глаза, как на золото, а она глядела в его бесцветные, точно в замутнённую небесным отражением воду, и видела в них свою золотую чешую, скрытую многими слоями оборванной одежды. Сердце Ситрика заколотилось испуганно, но на девятом ударе затихло, успокоилось, доверилось.

– Куда ты собрался? – произнесла она совершенно ласково. – Останься здесь.

Ситрик тряхнул волосами, пытаясь сбить наваждение, сковавшее его. На краткий миг это даже удалось. Он будто бы вынырнул из холодной колодезной воды и наконец-то набрал в лёгкие воздуха. Он отшатнулся и, догадавшись больше не смотреть в глаза Ракель, быстро приблизился к двери, пряча взгляд.

Но хозяйка дома вдруг выросла перед ним из пустоты, схватила за руку, оцарапав кожу. Ситрик выхватил ладонь, на которой налились яркой кровью тонкие следы ногтей. Не поднимая головы, он снова попросился выйти, но Ракель лишь рассмеялась, на этот раз не пряча губы и зубы за ладонью – гость смотрел в пол.

– Никуда ты не пойдёшь, путник. Оставайся с нами. – Её голос прозвучал прямо в голове, и слова проникали в мысли, заползали в них, как длинные черви или поганые холодные змеи.

Ситрик оттолкнул Ракель, но тут же его крепко и грубо схватили за плечо и отшвырнули обратно к столу. Нидхи стал рядом с женой, закрывая путь к выходу.

– А ну. Не тронь её, – медленно произнёс Нидхи. – Она тебя, дурак, приютила, накормила, а ты куда собрался? Что, даже не отблагодаришь как следует?

– В самом деле, куда это? – Голос Ракель звучал куда миролюбивее. Но это не делало её менее опасной. – Останься.

Она выдохнула последнее слово, и Ситрик, усевшись обратно за стол, опустил потяжелевшую голову в ладони. Он плотно закрыл веки, однако продолжал видеть перед собой глаза Ракель. Он упал в них и, казалось, больше не выберется. Слишком глубоко. Слишком темно.

Ситрик не знал, сколько просидел так, пытаясь вытравить из головы образ Ракель, да только когда смог раскрыть глаза, то увидел, что девочка уж управилась с похлёбкой, а хозяин и хозяйка дома стучат ложками по полупустой общей миске. Рядом сидели двое мальчишек и ещё одна девица, совсем уж взрослая. Лицом она очень уж вышла похожей на Ракель, только глаза были другие. Обычные. Все были одеты бедно и грязно.

Ситрик, потирая виски, наконец поднял голову, попросил воды. Ракель отчего-то сама в этот раз поднялась из-за стола и подала Ситрику чашку, наполненную до краёв. Он заметил, что ногти её были длинные, точно ей в жизни не приходилось работать. Ситрик смотрел лишь на руки, боясь поднять взгляд, чтобы не встретиться вновь с лукавыми зелёными глазами.

– Рада, что ты решил остаться, – проговорила она.

Ситрик взялся за чашку, нерешительно отпил, пробуя на вкус. Это было лёгкое ячменное пиво, но вкус у него был дрянной, кислый. Ситрик скривился.

– Пей, а не то обидишь хозяйку дома. – По голосу Ракель было понятно, что она улыбнулась.

Он снова пригубил напиток, и на этот раз тот показался ему не таким противным. Ситрик быстро осушил кружку, пытаясь унять боль и сухость, что стояли в горле. Попросил ещё. Ракель мелодично рассмеялась, прошла мимо, шурша рваными подолами и звеня бубенчиками в волосах. Ситрик не видел и не слышал их прежде.

– Мы сами варим пиво, – произнёс Нидхи. Голос его был довольный. – Такого никто больше не делает. Только мы. Во всём Онаскане не найдёшь рецепта лучше. Может, отведаешь с нами чего покрепче?

– Боюсь, что у меня слишком сильно разболелась голова, – ответил Ситрик.

– Да брось! Пей, богомолец! Угощаем ведь.

Богомолец?

Ситрик нахмурил брови, пытаясь вспомнить, когда успел сболтнуть лишнего. В голове все мысли плыли и путались, сбиваясь в одну, что звучала нелепой сумятицей, так что не припомнить…

– Я не буду, – произнёс Ситрик.

Дети Ракель тихонько засмеялись. Нидхи цыкнул на них, заставляя замолчать.

– Эй, богомолец! Уже дети над тобой смеются. Садись с нами да бери в руки кружку с пивом! Отказ не принимается.

Ситрик услышал, что Ракель уж переливает из щербатой миски пиво в его кружку, расплёскивая жидкость по полу и пачкая подолы платьев. Она даже не обращала на это внимания. Услышал, как стукнуло дно кружки по столу, как Ракель снова уселась на своё место.

– А ну идите погуляйте, пока тут взрослые свои дела решают, – прозвучал её голос. И дети недовольно заворчали.

– Там метель! – говорили они, но Ракель была непреклонна.

– Если замёрзнете, то идите в церковь. Пусть не думают о нашей семье дурно только лишь потому, что мы не ходим на мессы.

Прогремели отодвигаемые стольцы. Тепло одевшись, дети вскоре вышли, напустив в жилище холодный воздух. Ситрик зябко дёрнул плечами. В голове посветлело. Он посмотрел на дверь, что снова неплотно закрылась,