Саги огненных птиц - Анна Ёрм

голос хозяйки.

Внутри было немногим теплее, чем снаружи, грязно. Пахло козьей мочой и сеном. По низким потолочным балкам пробежала мышь, но тощий серый кот, почуяв гостя, скорей шмыгнул на улицу под ногами Ситрика. Мужик повёл гостя поближе к очагу. В дальнем углу при свете двух лучин пряла на веретене сама хозяйка. Рядом с ней на скамье, сгорбившись, сидела девчонка и вычёсывала шерсть.

Ситрик оставил около выхода свои вещи и усмехнулся. Были в доме помощники, однако Ракель зачем-то решила испытать его.

– Проходи, брат, будь как дома, – изобразил гостеприимного хозяина мужик.

– Оделся бы хоть! – прикрикнула на него Ракель. – А то как спал, так и к гостю вышел.

– Что это, я не люб тебе таким?

Женщина хохотнула трескучим сорочьим смехом, не отрывая глаз от скручивающейся нитки. Мужик цыкнул и на жену.

– Хэй, мелкая, – окликнул он дочь. – Принеси-ка что-нибудь к столу. Хоть кусок хлеба.

Девочка подскочила. Ракель недоверчиво и сурово посмотрела на мужа, но тот отчего-то был непривычно щедр с незнакомцем. Девочка робкими движениями смахнула со стола крошки, поставила три кружки, положила бережно хлеб, завёрнутый в полотенце, и вонючий козий сыр. Вода для приготовления похлёбки только-только начала волноваться на огне, толком не закипев. Сделав дело, девочка снова юркнула в свой уголок, прячась. Ракель, недобро сощурив глаза, отложила в сторону веретено и поднялась со скамьи. Под низкой покосившейся крышей дома она выглядела неимоверно высокой, точно в роду её были великаны.

В это время муж Ракель занял место во главе стола, а сама хозяйка села по правую руку от него. Ситрику отвели место напротив. Он боялся первым притронуться к хлебу, хоть и голод съедал его жестоко изнутри. Еда, которой поделились с ним Оден и Ида, закончилась ещё утром, а большего просить он не смел.

– Я Нидхи, а это моя жена Ракель, – представился хозяин, а его жена кивнула, чуть опустив ресницы. – А тебя как звать?

Ситрик медлил, отчего-то боясь представиться. Нидхи смотрел на него по-прежнему так, будто сквозь кожу да рёбра видел всё нутро. Наверное, раскусит его враньё сразу, как то вылетит изо рта кривокрылой птицей. Ситрик не был хорош во лжи.

– Можете дальше звать меня путником, – наконец произнёс он. – К такому названию я уже привык.

– А откуда же ты, путник?

– Из Онаскана, – ответил Ситрик.

– Чего ж это в Онаскане тебе не сиделось? – Нидхи усмехнулся, показывая редкие зубы.

Ситрик оставил этот вопрос без ответа.

– Видел я, как ты пришёл вместе с семьёй Ликбьёрна. Слух уж о тебе пустили, что ты племянничек его. Да чего ж тогда с ними не остался? У них-то дом большой. Все жители Оствика бы уместились. Да сожрут меня раки, коли я не прав! Поговаривают, что дом богаче обставлен, чем поместье нашего удачливого скромняги хёвдинга.

– Я не родственник им. Слухи врут.

– Так и знал. А что привело тебя к нам, путник? Почему в мой дом пришёл? – откинувшись спиной на стену, спросил Нидхи, облизав губы.

– Я стучал в другие двери, но никто не хотел пускать меня к себе, – вздохнул Ситрик, зевнув. Его начало размаривать от спёртого воздуха и скудной, но сытной пищи. Он сильно устал за время речного похода.

Ракель всё это время хранила язык за зубами и поглядывала свысока на Ситрика, сложив руки крест-накрест на коленях. Её изящные зелёные глаза казались двумя драгоценными камнями, и на её плутоватый взгляд Ситрику почему-то захотелось ответить недобро. Что-то нехорошее было у неё за душой.

– Да тебе б никто и не открыл, – вдруг сказала Ракель, и от низкого голоса её, звучавшего жерновом в тесноте жилища, по спине Ситрика пробежали мурашки. Одолевшая было дрёма жужжащей мошкарой вылетела из его головы.

– Почему же?

– Так праздник сегодня… путник. – Она закрыла рот рукой и дальше говорила в ладонь: – Все в храме с заката солнца стоят и ночь целую ещё там будут. Не помнишь, что ли?

Ситрик вспыхнул.

– Я был в дороге, почти не считая дней. Как уследить мне за праздниками?

– Должен был. – Её руки снова опустились на колени и сложили пальцами замок.

«День Архангелов!» – быстро догадался Ситрик, и досада уколола его сердце. Он и правда думать забыл о святых. Ракель уязвила его, надавила на рану, и он разозлился, сам того не ожидая от себя.

Ситрик посмотрел на Ракель открыто, дерзко и, как ему подумалось потом, с излишним вызовом. Он устыдился своей откровенности, но не показал этого хозяйке, выдержал её тяжёлый зелёный взгляд. Не пристало ей так зло и лукаво смотреть на него.

– А вы сами чего не на мессе?

Ракель и Нидхи хором расхохотались, будто услышали хорошую шутку. Смеясь, хозяйка не забыла прикрыть ладонью рот. Рукав её платья задрался, и под ним сверкнул прежде спрятанный позолоченный браслет, какие лежат обычно в богатых кладах да украшают руки знатнейших женщин. Ситрик прищурился, разглядывая его, а потом, поняв, что держит пристальный взгляд слишком долго, поспешил отвести глаза.

– Да я и сам не сообразил-то, чего это пусто вдруг стало, – хлопнул себя по лбу Нидхи. – Всё гадаю, куда брат с женой своей запропастились? Ну, путник, повезло тебе! Займёшь их место. Есть где спать тебе.

Ситрик пожал плечами, тихо поблагодарил и отправил последний кусок хлеба в рот. За его спиной раздался шумный вздох. Ситрик, вздрогнув, обернулся. На него, выпучив свои странные глаза, смотрела голодная коза. Она ткнулась носом в плечо Ситрика и потянула зубами за краешек худа, так что нож на миг показался из-под одежды. Нидхи рассмеялся, а Ракель, напротив, замолчала, сверкнув глазами, и подалась вперёд.

– Уйди от меня, – шикнул Ситрик на козу, поймал её за рог и отвёл головой в сторону. Коза заупрямилась и, извернувшись, больно укусила его за руку. – Ай!

Нидхи вовсю залился смехом. Его жена снова закрыла рот ладонью, мелко и дробно захохотав. Ситрик вспыхнул, залился краской и, встретившись взглядом с Ракель, злобно скрипнул зубами.

– Ой, уморила, рогатая! – смахнув с глаза накатившую слезу, воскликнул Нидхи.

Ракель шикнула на дочь, чтобы та привязала козу, и девочка, поманив её сухарём, скорей засеменила к дальнему углу жилища. Сама хозяйка поплотней закуталась в своё тряпьё, привалилась к стене, оставаясь при этом какой-то неестественно прямой и высокой.

Вода закипела, и Ракель властно