Довлатов и третья волна. Приливы и отмели - Михаил Владимирович Хлебников

Довлатов чувствовал себя всегда неудачником. Ему мало изданных книг и даже хвалебных рецензий. Нужны деньги и какая-то тень славы. Но самое необходимое, перекрывающее и деньги, и славу – читатель. Читателя не было.

Ради объективности отмечу, что некоторую известность Довлатов получил в те годы на родине. И она не связана с героическим распространением самиздата и тамиздата. Писатель стал героем двух историй, сюжет которых нельзя назвать иначе как типично довлатовским.

В 1985 году «Лениздат» в серии «Библиотека молодого рабочего» выпустил сборник повестей «Ради безопасности страны». Среди авторов и составителей – имена, хорошо знакомые Довлатову, – Борис Иванов и Вильям Козлов. Тема сборника отражена в названии. Одна из повестей – «Знак на шоссе» принадлежит Павлу Креневу. Формально повесть разоблачает «Русский общественный фонд помощи политзаключенным и их семьям». Но автор попутно раскрывает неприглядную сущность и других, куда более известных организаций. Больше всех досталось «Радио Свобода» и ее сотрудникам. К возможности безнаказанно клеветать в радиоэфире некоторые из них шли долго и непросто. Вот государственную границу СССР, где-то пригнувшись, а иногда и на четвереньках, пытается незаметно пересечь некий субъект:

Неужели через несколько минут позади останется все, что методично топтало и коверкало его, Горелова, душу и литературный талант: Союз писателей, издательства, долги, завистники, работа, жена Рита, которая не смогла понять его и оценить… Неужели через какие-то тысячи шагов спадет с него обрыдлый груз прошлой пустой, мелкой и ничтожной жизни. Господи, скорей бы!

Знакомьтесь – Довлат Горелов. Зоркие пограничники задерживают беглеца. Литературный талант отбыл заслуженное наказание, но не успокоился:

Полтора года минуло с того дня, когда вернулся он из мест заключения, где отбывал срок за попытку незаконного перехода государственной границы. Что изменилось за это время? Ничего. Все так же журналы и издательства открещиваются от его произведений, его несомненно блестящий литературный талант чахнет в рамках здешних творческих законов, не разгореться ему в этой затхлой атмосфере, среди рутинеров, завистников и бездарностей. Давно уже Горелов осознал, что только Запад по достоинству сможет оценить всю глубину его писательского дарования, свежесть и новаторство творческих поисков.

Упорство приносит результат. Довлат знакомится с западногерманской слависткой Мартой Гроссман. Из достоинств Марты – знание русского языка. Все остальное – минус, включая ее зрение:

На прибывшего гостя не обратила и малейшего внимания, так как в тот момент громко смеялась и что-то рассказывала на ломаном, но сносном русском языке, размахивая руками и выпучивая маленькие глазки, искаженные вогнутыми линзами очков. «Страшненькая» – первое, что пришло в голову Горелова.

Но свобода манит. Ради ее обретения Довлат лишает себя личной независимости и женится на Марте. Вместе с ней он улетает в ФРГ. Журналистика не смогла прокормить молодую семью, и Горелов пошел в шпионы на «Радио Свобода». Там началась настоящая работа:

С утра Горелов надевал наушники и прослушивал передачи советских радиостанций, выбирал из сообщений цифры и факты, которые потом можно было бы соответствующим образом «обработать» и передать в русскую или другие национальные редакции.

Но это так, почти настоящая журналистская работа. Серж Ростоцки, шеф Довлата, доверяет ему настоящее дело:

Мало-помалу Ростоцки начал привлекать его к более тонкой работе – подслушиванию межведомственных переговоров на территории стран Восточной Европы и Советского Союза. Теперь наушники Горелова улавливали перехваченные мощными, высокочувствительными антеннами переговоры польских, чешских, советских диспетчерских служб, аэродромов, радиообмен судов дальнего плавания… Львиная доля такой информации от Горелова уходила уже не в службы пропаганды, а в отдел исследований и анализа, продукция которого – материалы для американской разведки.

Ростоцки видит в Горелове потенциал. Не литературный, конечно:

Оставаясь с Гореловым наедине, он выказывал свою расположенность к нему тем, что дружелюбно оттягивал у него кожу на скуле, трепал ее и заговорщически приговаривал:

– Ох и лиса же ты, парень! Чую, толковый шпион из тебя получится.

Горелов при всем своем моральном падении сохраняет остатки честности перед самим собой. Довлат прекрасно видит тех, с кем он вместе освобождает Россию от большевистского гнета. Ничего хорошего о них он подумать и сказать не может:

Ближе узнавая людей, которые в разное время попали работать на радиостанцию, Горелов все больше убеждался в том, что людей с чистым прошлым тут почти нет. Строгая засекреченность каждого, псевдонимы вместо подлинных имен скрывали, конечно, многое, но люди есть люди – кто-то с кем-то поделился, тот перепил и сболтнул лишнее, и маски постепенно сползали. А за ними открывались порочные лица, гнилые души. Один – бывший уголовник, другой – вор и враль, третий – патологический доносчик, четвертый – пьяница, растленный тип, от пятого жди провокации… У Горелова сложилось впечатление, что вокруг него паноптикум из болезненно ущербных людей – алкоголиков, скрытых шизофреников, жуликов, корыстолюбцев.

Не брезговал Конгресс США прикрывать и откровенных нацистских преступников, переквалифицировавшихся в журналисты:

Иногда, правда, и с ними получаются недоразумения, как, например, с редактором отдела по имени Андрей Зарубик. Этот беленький, сухонький старикашечка недавно буквально взорвался, когда два молодых эмигранта из СССР начали изъясняться меж собой на иврите. – Заткнитесь! – закричал вдруг Зарубик почему-то на немецком языке: – Я все-таки гауптштурмфюрер СС.

Сравним колоритную сцену с отрывком из письма к Смирнову от 6 июля 1983 года:

Один старый эмигрант, дряхлый кретин, спросил меня, хотел ли бы я участвовать в оккупации Ленинграда? И когда я выразил ужас по этому поводу, он сказал: «Вы – третья волна, дети комиссаров и лавочников…»

Сборник «Ради безопасности страны» вышел тиражом сто тысяч экземпляров. Вскоре последовала допечатка – двести тысяч. Сравним эти числа с тиражами книг самого Довлатова в Америке.

Второй раз, уже без псевдонимов и умолчаний имя писателя появилось на советском телевидении в 1986 году. В популярной передаче «Камера смотрит в мир» телеведущий и журналист Генрих Боровик рассказывал о незавидной доле советских эмигрантов в Америке. Вся передача строилась вокруг документального фильма «Русские здесь» («The Russians Are Here»). Картину сняла Офра Бикель – известный режиссер независимого документального кино. «Русских здесь» показали на общественном телевидении, на канале Public Broadcasting Service в июне 1983 года. С особым вниманием фильм посмотрела русская диаспора. Реакция оказалась без преувеличения бурной. Эмигранты посчитали, что их оклеветали, показав растерянными, никому не нужными, жмущимися друг к другу. Они постоянно жалуются на американское равнодушие, с тоской вспоминают жизнь в Союзе, где они были кому-то нужны. Единственные кадры, на которых лица «новых американцев» покидает скорбь, – сцены