Банальное убийство - Рекс Тодхантер Стаут

приезжает лишь два раза в неделю. Он предложил Эшби должность главы отдела продаж и пост вице-президента, когда компания была на грани банкротства. Мистер Мерсер знает всех сотрудников по именам, все его любят. За глаза, не в лицо, его называют Большой М. У него есть дети и внуки, хотя, сколько их, Эльма не знала. Никто из семьи не принимает активного участия в делах компании.

ЭНДРЮ БУШ, секретарь компании и управляющий делами, ему слегка за тридцать, не женат. Был всего лишь главным бухгалтером, но примерно год назад у них умер старый управляющий, и Мерсер на его место назначил мистера Буша. У него есть свой кабинет, но он по три-четыре раза в день появляется в «шумной комнате» и обходит всех. (У них есть большая комната, в которой печатают на машинках двадцать восемь девушек. Одна из них однажды прозвала ее «шумной комнатой», и с тех пор так и повелось.) Мистер Буш велит, чтобы стенографистки, когда Эшби их вызывает, сначала заходили к нему и докладывали, к кому идут, за что они прозвали его Паладином, хотя, конечно, не в глаза.

ФИЛИП ХОРАН, отдел продаж, около тридцати пяти лет, женат, двое или трое детей. Включен в список, потому что: а) обычно появляется на работе около четырех часов дня, но в то утро в понедельник его там видела одна из девушек; б) очень хотел получить место, на которое Мерсер назначил Эшби, и все знали, что он недоволен; в) велел одной стенографистке, которая работала в компании дольше других и появилась там одновременно с ним, выяснить, что происходит между Эшби и Эльмой Вассос, и то и дело ее об этом спрашивал.

ФРЭНСИС КОКС, секретарь в приемной. Эльма сказала, что лет той примерно тридцать, а значит, скорее всего, двадцать семь или двадцать восемь. Я и правда кое-что знаю о женщинах. Мисс Кокс я включаю в список, поскольку если она видела Пита, когда он входил в кабинет к Эшби, то могла видеть и кого-то еще, а это могло бы быть полезно.

ДЕННИС ЭШБИ, жертва. Год назад сказал Эльме, что ему тридцать восемь лет. Пришел в компанию давно – Эльма не знала, когда именно, – начинал складским делопроизводителем. Маленький, некрасивый. Когда я спросил Эльму, какое животное он ей напоминал, она ответила: обезьяну. Почти половину времени проводил на выездах, занимаясь продвижением товаров. Секретарши у него не было. Когда ему требовалась стенографистка, он вызывал ее через мисс Кокс, секретаршу в приемной. В кабинете у него стоит целая батарея папок. Девушки прозвали его Опасный Деннис, но от него и в самом деле исходила опасность. Эльма не знала ни одной девушки, кого бы он соблазнил, но слухов о его похождениях ходило множество.

ДЖОАН ЭШБИ, вдова. Ее я включил, потому что всегда имеет смысл проверить вдов. Когда-то она тоже работала в «Шпульках Мерсера», но, выйдя замуж за Эшби, уволилась еще до того, как туда устроилась Эльма. Эльма ее никогда не видела и почти ничего о ней не знала. Сам Эшби, пригласив Эльму пообедать, рассказывал, что их брак ошибка и он пытается уговорить жену дать ему развод.

ЭЛЬМА ВАССОС. К ней у меня был всего один вопрос: почему она принимала приглашения от женатого человека? Она ответила: «Я сказала о его приглашении отцу, и отец посоветовал мне пойти. Он сказал, что любой девушке интересно общество взрослых, женатых мужчин и хотелось бы показаться где-нибудь со взрослым мужчиной, потому они и принимают приглашения, так что и я тоже могу. Разумеется, мой отец меня знал».

Что касается понедельника, то утром начиная с девяти сорока и до десяти пятнадцати Эльма находилась в кабинете мистера Буша, где писала письмо под его диктовку, после чего вернулась в «шумную комнату». Примерно в половине двенадцатого Джон Мерсер привел туда незнакомого типа, потребовал общего внимания, и тот тип спросил у девушек, не входил ли кто-нибудь из них утром в кабинет Эшби или не видел, как кто-то входил или выходил, и в ответ услышал единогласное «нет», а после Мерсер рассказал им, что произошло.

Даже я, человек, который прекрасно разбирается в симпатичных молодых женщинах, не заподозрил, что она что-то скрывает, кроме разве что одного момента, когда я под конец спросил, кто, по ее мнению, оговорил в полиции их с Эшби. Она ответила, что не может никого назвать, даже и пытаться не хочет. Я сказал, что это странно, что любой человек, мужчина или женщина, зная, что кто-то его оклеветал, очень даже может предположить, кто именно это сделал. Но если кто-то и имел на нее зуб, она об этом не знала. Возможно, знал Эшби, но он умер.

Без пятнадцати одиннадцать я как раз заканчивал печатать эту часть, когда зазвонил внутренний телефон. Я повернулся и снял трубку. Вулф редко прерывает свои встречи с орхидеями ради того, чтобы мне позвонить. После завтрака у себя в комнате он сразу поднялся в оранжерею, а потому мы с ним в тот день еще не виделись, и я пожелал ему доброго утра.

– Доброе утро, – ответил он. – Чем занимаешься?

– Заканчиваю печатать доклад о пресс-конференции с мисс Вассос. Только суть. Не дословно. Почти закончил.

– Ну и как?

– Ничего особенного. Кое-что может оказаться полезным. Что касается веры ее словам, теперь я поставил бы пятьдесят к одному.

– Или больше, – хмыкнул он. – Что, предположительно, могло бы заставить ее прийти ко мне, если это неправда? Черт возьми! Где она сейчас?

– Наверху. Разумеется, на работу сегодня она не пойдет.

– Поела? Гостья, званая или нет, не должна сидеть голодной.

– Она не голодная. Поела. Звонила в офис окружного прокурора узнать, когда можно забрать тело. Вот туда она пойдет.

– «Таймс» подтвердила ее предположение. Они пишут – разумеется, не прямо, – что полиция считает, будто Эшби убил ее отец, после чего покончил с собой. Прочел?

– Ага. Она тоже.

– Но и «Таймс» может ошибаться, и она тоже, конечно. Может быть, мистер Кремер хитрит, и если да, то оставим это на его совести. А тебе придется это выяснить. Так чтобы наверняка.

– Лон Коэн может знать.

– Нет. Придется встретиться с мистером Кремером. Безотлагательно.

– Если он жульничает, я и носа его не увижу.

– Разумеется. Придется проявить смекалку. Полагаюсь на твой ум и опыт.

– Ага. Я такой. Через пять минут допечатаю и пойду. Положу в ящик вашего стола.

Я повесил трубку быстрее Вулфа.

Допечатал я за три минуты. Первый экземпляр положил в ящик его стола, копию, сделанную под копирку, – в свой, зашел в кухню сказать Фрицу, что ухожу, в прихожей