Парацельс – врач и провидец. Размышления о Теофрасте фон Гогенгейме - Пирмин Майер

В Новейшее время Сергей Головин, Эрвин Якле и Гунхилд Перксен, по странной случайности не проникнувшись сочувствием и отвращением, отводили «Книге о нимфах, сильфах, пигмеях, саламандрах и тому подобных духах» первое место в осуществленной ими рецепции Парацельса, которая из-за произошедшей смены парадигмы как нельзя лучше соответствует мышлению современного человека. Той же тенденцией проникнуты литературные адаптации творчества Гогенгейма, принадлежащие Максу Меллу и Франку Геерку. [407] Новая оценка иррационального мышления, проявившегося в творчестве Парацельса, связана с изменившимся интересом к традиции. Поспешное осуждение суеверий и заблуждений прошлого уступило место вопросам о том, какие области науки и культуры мы, к нашему вящему позору, вытеснили, забыли и чуть было не похоронили. Ученые обратили внимание на образно-теоретический и литературный планы, а также на источники магического ощущения, которые продолжают свидетельствовать о себе даже в наше просвещенное время. Для их узнавания необходимо абстрагироваться от фольклорного, социологического, психологического и психиатрического восприятия и просто и непредвзято обратиться к изучению этих магических данностей. В данном случае любой другой подход был бы ненаучным.

По словам Йозефа Цильманна, «мир в наше столетие развивается стремительно. Тот, кто трезво и внимательно следит за течением повседневной жизни, непременно замечает, что время, уходящее в прошлое, оставляет после себя заметные следы. Эти следы не стираются и, несмотря на череду последующих событий, находятся в непосредственной связи с настоящим» [408] . Его сочинение по фольклористике Люцерна «Народные обычаи и рассказы» содержит множество свидетельств того, что мир сказок и мифических преданий нельзя замазывать однородной серой краской и безапелляционно относить в прошлое. «Устный рассказ госпожи Р. Хергисвиль», записанный автором, очень сильно напоминает древние предания о горном народце, в месте проживания которого «трава растет иначе». В большинстве случаев живым воплощением традиций народной мудрости выступают простые, малообразованные, но при этом очень умные люди. Обращают на себя внимание рассказы о призраках и чудесных явлениях. Так, весьма популярным считается рассказ об огненной фигуре, которая в произведениях Гогенгейма фигурирует под именем «Пламенеющий». Кажется, что упоминавшийся выше горный народец и в наше время не прекращает своей активности. Во всяком случае, рассказы о нем пользуются большой популярностью в районе Швейцарских Альп. Так, Йозеф Цильманн сообщает о горном народце в Энтлебухе, который упоминается в сочинениях Парацельса в связи с располагавшимся там цыганским поселением. Он пишет: «Тальману Тони из Верхнего Эгельсхорна – под каковым названием часто фигурирует и находящееся там поселение рудокопов – случилось повстречать гнома из горного народца. Воскресным утром Тони отправился в церковь, которая находилась в Ромоозе. Время было зимой, и дорога оказалась заваленной снегом. Пробираясь через сугробы, Тони приблизился к Энцилоху, где и увидел гнома. Последний, подойдя к Тони, спросил, куда тот направляется. Тони поведал ему, что спешит в ромоозскую церковь, чтобы попасть на мессу. Гном сказал, что если Тони последует за ним, то сможет успеть на службу во Флухе. Тони покачал головой. Он вспомнил, что даже летом у него не хватало сил дойти до Флуха, и он не мог и помыслить, чтобы отправиться туда зимой. Однако, когда гном пообещал проводить его туда кратчайшим путем, Тони согласился. Гном посадил его к себе на плечи, поднялся на уступ карьера и затем проник в пещеру, где действительно шла служба. После окончания мессы гном вывел Тони на свет. Пройдя вместе с ним небольшое расстояние, представитель горного народца исчез в районе Штехелегга».

Эту историю фольклористу рассказала одна женщина, проживавшая в альпийском районе. «В ее повести не было сказочных интонаций, – пишет Цильманн. – Создавалось впечатление, что она рассказывает мне обычную историю из повседневной жизни. В конце она даже обмолвилась, что знакома с родственниками Тальманна Тони. Я же, со своей стороны, просто сидел и слушал рассказ женщины, которая говорила ровным, спокойным голосом. Ни у нее, ни у меня не возникало никаких вопросов, никаких „если“ и „но“, искажающих любое повествование. Все это было удивительно. Лишь много позже я понял, что рассказчица, слушатель, Тальманн Тони и гном из Энцилоха – все мы вчетвером, словно бы превратившись в огромный кусок глыбы с вершин Нагельфлуха, вместе с горным ландшафтом составляли единое целое» [409] .

Истории, подобные рассказанной выше, при всей своей изолированности в условиях современной цивилизации, свидетельствуют о жизненной силе таинственного мира образов. Того мира, благодаря которому Гогенгейм возрос как философ, принадлежавший одновременно к ученой и народной культуре. Его книжечка о нимфах свидетельствует об отличном знании автором народных преданий и его глубоком проникновении в мир духов. Особенность этого произведения состоит в том, что его содержание одинаково не походит ни на научную теорию, ни на рассказы очевидца. Впечатление оригинальности и аутентичности текста усиливается, когда обращаешь внимание на источники автора, которые в равной степени относятся к области литературы, фольклора и науки. В результате «Книга о нимфах» может сама служить как источником, так и произведением, написанным на основе источников. Тот, кому доставляют удовольствие философские рассуждения об элементарных духах, без сомнения, с воодушевлением прочтет это выдающееся и чарующее сочинение Парацельса.

Из 19 сохранившихся разделов «Великой астрономии» «Книга о нимфах» написана наиболее ясным языком. Рассматриваемая в контексте совокупного творчества Парацельса, она наряду с сочинениями о психических заболеваниях отличается четкостью изложения и глубиной формулировок. Если сравнивать ее с другими законченными пассажами «Великой астрономии», то создается впечатление, что она является лишь частью большого курьезного проекта Гогенгейма. Книжечка о нимфах укомплектована фундаментальными рассуждениями, посвященными в прологе вопросам познания в свете природы, а в заключительной части эсхатологическим перспективам. Основные фигуры произведения, среди которых в первую очередь следует назвать нимф, гномов, великанов, леших, русалок и других похожих персонажей, упоминаются и в других работах Гогенгейма. При этом они часто окружены схожими эпитетами, которые исключат любые сомнения в подлинности текста. Кроме того, здесь налицо авторский стиль, который полностью сохранен как в издании Хузера, так и в более ранних вариантах. Следует сказать, что первое издание вышло в силезском Найссе (1566) на 25 лет раньше хузерского томика.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});